Вопрос богатого юноши о спасении и ответ Господа. Толкования правильные и неправильные. Спасение это и есть совершенство, а не что-то от него отдельное. Господь спасает нас не за исполнение нами заповедей, хотя бы мы и все их исполнили, а только по милости Своей, даже если мы мало что исполнили, но каемся и стараемся исправиться. Все наши повседневные дела должны быть подчинены делу спасения нашей души. Надо не расслабляться и отдыхать с рассуждением. Вообще на все нужно рассуждение, чтобы не делать резких движений и не менять плохие занятия не на лучшие, а еще худшие и вреднейшие для души. Чтобы познавать волю Божию по молитве, надо не просто молиться от случая к случаю, а постоянно и вообще жить по-христиански.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы слышали в Евангелии рассказ о том, как к Господу Иисусу Христу подошел некий богатый юноша и спросил, что нужно сделать, чтобы наследовать Царствие Божие. И Господь ему ответил, что нужно соблюсти заповеди Ветхого Завета и перечислил главные из этих заповедей, на что тот ответил, что он и так их соблюдает от юности своей, и спросил, что же он еще не довершил. И тогда Господь ему сказал: “Если хочешь быть совершенным, то раздай свое имение нищим, останься без всего и иди вслед за Мной”. Но напомню, что Господь это сказал в ответ на вопрос: “Что сотворю, да живот вечный наследую?” — т.е. что нужно сделать, чтобы получить вечную жизнь? Получается, что недостаточно соблюсти ветхозаветные заповеди, которые и без того трудные, чтобы получить вечную жизнь. Именно так это и поняли Апостолы, которые потом, оставшись наедине со Христом, спросили, кто же тогда может спастись. На что Господь ответил, что “невозможное человеку возможно Богу”, и тут надо не полагаться на свои силы, потому что заранее известно, что своими силами спастись невозможно, а только стараться делать то, что в пределах этих сил находится; а то, что ведет к спасению нашей души и жизни вечной, довершит уже Господь Бог.

Конечно, в истории христианства было очень много толкований этого евангельского рассказа. И многие толкования, особенно католических, а в XIX веке уже и православных авторов (некоторых из них мы даже и во святых почитаем, — например, святителя Игнатия Брянчанинова, — хотя творения их мы не можем считать столь же бесспорными, как творения византийских святых) толковали этот рассказ в том смысле, что он говорит только о монашестве, потому что кто хочет быть совершенным, тот действительно должен исполнить то, что там сказано, а можно спастись, и не будучи совершенным, как бы по “второму разряду”; что будто бы есть какое-то христианство для несовершенных, которое отличается тем, что, употребляя современное народное выражение, “труба пониже и дым пожиже”. Но из Евангелия видно, что Апостолы не так это понимали, потому что они не пришли бы в такое расстройство и не стали бы спрашивать: “Кто же может спастись?” Потому что если ответ Господа юноше касался бы не спасения, а только какого-то непонятного совершенства, которое спасением не является, а как-то от него отличается и является каким-то довеском ко спасению, тогда этот вопрос Апостолов не имел бы смысла. (Некоторые толкователи считают, что Апостолы пришли в ужас не собственно от ответа Спасителя о совершенстве, а от Его дальнейших слов о том, как богатому трудно спастись. Но это тем более странно: ведь среди Апостолов не было ни одного богатого.) Более того, сами слова Спасителя тогда не имели бы смысла, потому что они были ответом именно на вопрос, как спастись. И потому, конечно, надо держаться святоотеческого толкования, которое все это учитывает и которое, хотя во многих случаях и применяется к монашеству, но само монашество рассматривает как совершенный образ христианской жизни, обязательный для всех, только все к нему по-разному подходят, но все-таки все — к монашеству, в смысле монашества, конечно, внутреннего, а не внешнего человека. В этом смысле святые отцы толкуют монашество, и потому ссылка на то, что здесь заповедь касается какого-то совершенства, не работает, т.к. она все равно при этом касается и спасения, потому что спасение, как говорит святой Дионисий Ареопагит, есть “не что иное, как обожение спасаемых”. А обожение это и есть совершенство, потому что нельзя стать Богом несовершенно, как нельзя стать наполовину беременной.И поэтому, конечно, речь идет именно о том, как спастись, о том, что весь Ветхий Завет, даже заповеди, которые трудно исполнить, все-таки не дает спасения души, а дает только некоторую подготовку к тому, чтобы человек мог это спасение принять. А само спасение души есть исключительно дар Божий, который никакими человеческими добродетелями не может быть куплен и который, собственно, и составляет Новый Завет. Так трактуют эти слова Господа святые отцы.

И что характерно: то, что необходимо для спасения души, Господь дает не в форме приказания, а в форме совета. Приказания или заповеди это то, что мы обязаны исполнить, чтобы не понести наказание за их неисполнение. Но если мы их исполним, мы никакой награды не получим, об этом говорит и Евангелие, рассказывая в одной из притч Господних, что если мы даже и все исполним, то должны все равно говорить, что мы рабы неключимые, что мы все равно никуда не годимся и исполнили только то, что нам повелено. И Господь говорит, что если какой-то раб, когда господин его придет домой, станет ему служить, исполняя тем самым свои обязанности, господин не будет его за это благодарить, потому что он исполняет только свою работу, а не то, что он делает по зову души. Вот точно так же и мы, если будем исполнять заповеди, спасения души не получим, а только избавимся от поводов быть ввергнутыми в погибель.

А спасение души мы получаем не за это, а по особой милости Божией, которая может действовать на нас и тогда, когда мы и не исполняем заповеди и заслуживаем наказания и вечной гибели, но каемся и просим Господа восполнить все, что в нас недостаточно. И мы должны каяться в том, что недостаточно во всех нас, потому что в человеке не может быть ничего достаточного ко спасению души, а во всех нас есть какие-то недостатки и грехи, которые мешают нам в полноте исполнять заповеди, которые мы должны исполнять. Такова догматика сегодняшнего рассказа.

Но понятно, что, особенно в этом вопросе, догматика неотделима от аскетики, и мы должны каждый раз понимать, чего это требует лично от каждого из нас. Это означает, что мы должны понимать, что наша христианская жизнь заключается в том, чтобы всецело быть преданными этой самой христианской жизни, чтобы наша собственная жизнь ни в чем другом, кроме христианской жизни, не заключалась, и чтобы все наши занятия, даже самые нейтральные (о каких-то греховных я вообще не говорю), самые обычные наши житейские дела, — чтобы все они были подчинены одному нашему главному делу, которым мы в жизни занимаемся, т.е. делу спасения нашей души. И это никакое не монашество, а просто христианство. А монашество это всего лишь некоторая разновидность христианской жизни, которая удобно ведет к исполнению заповедей, но далеко не единственная. Иначе говоря, мы должны все время смотреть, что нас отвлекает от “единого на потребу”. И помимо того, что мы найдем какие-то грехи, которые нас отвлекают, мы должны смотреть также и на вещи нейтральные, которые в принципе дозволены православным христианам. Но вот хотя они и дозволены, но лично мне — нужно ли это? Зачем лично я этим занимаюсь? И вот, надо стараться как-то ограничивать себя именно тем, что является “единым на потребу”, не позволять себе праздности, не позволять себе какой-то расслабленной жизни. Нам всем нужен отдых, это понятно; но вот в чем должен состоять этот отдых, мы должны смотреть. Мы должны, отдыхая, именно отдыхать, а не рассеиваться, так чтобы мы потом вместо молитвы не вспоминали какие-то, например, просмотренные фильмы. Если такое происходит, то понятно, что мы отдыхали неправильно. Но если мы фильм посмотрели, а он нам потом совершенно не вспоминается, то какой тогда смысл бы его смотреть? Лучше вообще их не смотреть. Вот, есть такие вещи, которые действительно каждый должен решать сам для себя. Есть индивидуальные критерии, которые можно применять к одному человеку, но нельзя к другим.

Но надо понимать и другое: все хорошие решения в нашей жизни не должны быть поспешными. Они должны приниматься с рассуждением, а не просто с бухты-барахты. Рассуждение это, конечно, важнейшая духовная добродетель, к которой мы очень мало и с очень большим трудом приходим, но ту меру рассуждения, которая у нас есть, мы должны стараться использовать. И поэтому мы, оценивая полезность или вредность для нас того или иного занятия (я, конечно, сейчас не говорю о занятиях заведомо греховных, которых быть у нас не должно, а говорю о занятиях дозволенных), не должны забывать еще такого параметра: на что мы это занятие променяем? Чем мы будем заниматься, если мы бросим это занятие? Это даже отчасти касается и занятий греховных. Например, иному человеку лучше до поры до времени не бросать курить, хотя курение это, безусловно, греховное занятие, и бросать курить надо всем; но это не значит, что это надо делать прямо сразу же. Потому что есть какие-то, может быть, более тяжелые и неотложные вещи, которые ему нужно делать и сосредоточиться на них. А некоторым людям курить даже вообще невозможно бросить, потому что у них уже изменились химические процессы в организме. И уж тем более эти соображения касаются перемены работы. Например, часто по неофитству, в начале христианской жизни многим людям хочется бросить какую-то работу, которая перестает быть для них интересной, хотя они, может быть, с ней хорошо справляются и даже раньше ее любили, — но теперь возникает у них такой интерес к Церкви, и хочется устроиться в храм уборщицей или сторожем. Но это, конечно, пример безумия, потому что надо прежде всего переболеть этим неофитством, а там уже смотреть, что дальше; а пока не переболел, никаких решений о важных изменениях в жизни не принимать. И потом надо смотреть, что полезна для нас та работа, которая нас должным образом занимает, а вовсе не та, которая при церкви. Потому что полезна для нас та работа, которая, с одной стороны, создает нам физическое и умственное (это тоже очень немаловажно) давление, потому что иначе у нас все пойдет куда-то не туда, и будет даже много всяких неприятностей; а во-вторых, надо думать о том, что всякая работа, которая более прямо связана с христианской жизнью, навлекает на нас, как правило, более сильные искушения. Поэтому не надо самим нарываться на искушения, а лучше вообще стараться, как говорил Апостол Павел, спасаться в том звании, в котором мы призваны. То есть если мы стали верующими, находясь в определенном социальном положении, работая на определенной работе, надо по умолчанию стараться все это сохранить, а что-то менять только тогда, когда мы видим, что к этому возникает и возможность, и желательность. А если возникает необходимость перемен, то это уже само по себе есть некоторое выражение воли Божией, и тут все проще. Но в случаях, когда необходимость неочевидна, не нужно торопиться, а надо стараться узнать волю Божию, а для этого, конечно, надо молиться; но молитва, чтобы она приносила плоды, должна совершаться не сама по себе, а внутри нашей христианской жизни. Не так, что у нас возникает какое-то обстоятельство, и тогда мы начинаем молиться, а так, чтобы мы старались еще до того, как возникло какое-то обстоятельство, и молиться, и в церковь ходить. Тогда Господь может нам послать даже и какие-то неожиданные обстоятельства, и мы найдем, как на них правильно отреагировать.

Вот поэтому, возвращаясь к сегодняшней притче, можно сказать, что она нас ведет стратегически к спасению души, которое есть христианское совершенство, а тактически — к рассуждению, к тому, чтобы во всех наших повседневных поступках все время пользоваться рассуждением, но не мирским, а именно христианским, соответствующим святоотеческому учению. Аминь.