Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем ежегодное воспоминание самого установления Евхаристии. Конечно, любое христианское празднование в качестве самого главного своего элемента имеет Вечерю Господню и причастие. Это у нас бывает и в воскресенье, и в другие дни, и даже бывает, что когда нет особого праздника, все равно совершается литургия или какой-то чин причащения без литургии, как, например, чин причащения преждеосвященных Даров. Но особый праздник именно сегодня, когда вспоминается само установление Евхаристии, и когда мы можем вспомнить, какая в этом суть.

Евхаристия установлена между учениками и только между верными. Те люди, которые ходили толпой, хотя среди них было очень много достойных людей и даже уже уверовавших, не участвовали в Евхаристии не потому, что они вообще были недостойны. Конечно, они были более достойны, чем Иуда, который участвовал. Но не все сразу к этому подходят. Те, кто приходит на Евхаристию, должны иметь православную веру, должны иметь верность Христу, знать, кто Он такой.

Потому что многие люди Им восхищались, зная Его способность чудотворить, и особенно после воскрешения Лазаря, но это еще не делало их христианами. Хотя кто-то из них верил, и не обязательно думать, что все они потом стали кричать «распни Его!». Некоторые не стали, но все равно их не было наТайной Вечере. Может быть, они пришли на нее уже потом, когда христианская община стала ее совершать, но на тот момент их не было. Потому что пришли те, кого Господь избрал, кто Его знал.

Это значит, что отбор идет хорошо, но поскольку отбор проходит Иуда, то понятно, что не все там так хорошо. Господь каждому дает свободу, и человек, имея все знания о Боге, все равно может чего-то просто не захотеть знать. В некоторых песнопениях говорится об Иуде: «Не восхоте разумети». То есть не просто, что он чего-то не уразумел и не знал, а то, что он не узнал, потому что не восхотел уразуметь.

Поэтому те самые тяжелые грехи, которые мы совершаем, будучи христианами, если мы их совершаем, — они именно из-за нашего нежелания уразуметь. Потому что часто мы не можем что-то уразуметь не потому, что нам не хватает на это каких-то знаний, интеллектуальных способностей и еще чего-то, а чаще мы не можем что-то понять просто потому, что нам не хочется этого делать, и наша психология нас не пускает. Нам в нашем незнании комфортно и хорошо.

В быту мы это очень хорошо знаем, когда родители не верят, что их дети что-нибудь натворили. Особенно они не верят, когда выясняется, что их дети какие-то наркоманы, преступники. Каждый наркоман знает, что нет никого, кого можно еще легче обмануть, нежели родители. Почему родители этого не знают? Потому что они не восхотели разуметь.

Конечно, это нехорошо, всякое нежелание понимать – греховно, но это не тот случай, когда не захотели разуметь Бога. Но бывает и такое – Бога мы тоже можем не захотеть разуметь, потому что если мы хотим узнать Бога, то одно дело, если мы хотим этого из любопытства. Так Бог не открывается, а Он открывается тем, кто хочет менять свою жизнь, или может менять свою жизнь, или говорит, что он собирается менять свою жизнь. А дальше можно ведь и передумать.

И вот с Иудой что-то подобное произошло. Мы не знаем деталей, но в общих чертах можем это сказать. Почему мы знаем эти общие черты? Потому что они настолько общие, что они каждому из нас свойственны, кроме тех, кто уже достиг святости. Поэтому тут надо смотреть, прежде всего, за собой, чтобы в себе увидеть такого вот Иуду, потому что можно «не восхотети разумети».

Наше дело, если мы хотим относиться к христианству серьезно, — это  постоянно испытывать себя, следить за своими помыслами, а это нельзя сделать иначе как молитвой, и молитва вообще самое главное, что у нас должно быть. Всегда должна быть память Божия, всегда мы должны предавать себя Богу, не только когда мы в храме стоим специально на молитве, а когда мы занимаемся чем бы то ни было другим.

Но, разумеется, нельзя себя предавать Богу, когда мы занимаемся чем-то греховным, и как раз память Божия от грехов останавливает. И не надо доверять себе, потому что мы всегда «смотрим в лес», как всякий волк, — и тогда мы сможем бороться со своими желаниями, преодолевать свое нежелание разуметь. И тогда мы все-таки будем что-то разуметь.

Аминь.