Святители Афанасий и Кирилл Александрийские оба были епископами Александрийскими, оба сражались с ересями своего времени, оба почитаются в Церкви как великие богословы; притча о блудном сыне — если мы считаем, что Бог близко, это не означает, что нам не надо к Нему пойти; смысл монашеского пострига совершенно прямо совпадает с содержанием этой притчи; монашество — это возвращение к своему Отцу; в миру спасаться можно, однако при условии, что мы не будем жить мирскими интересами, а сделаем монахом внутреннего человека; критерий большинства, то есть, что истина там, где большинство, никогда не может быть верным; святой Афанасий Александрийский был епископом 46 лет, большую часть из которых ему пришлось скрываться; не нужно унывать, что истинное православие так неуловимо, а когда в него попадаешь, то оно “одаривает” всякими разными искушениями.

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем Неделю о Блудном сыне и вместе с тем праздник святителей Афанасия и Кирилла Александрийских. Они умерли в разные дни и даже разные века. Святитель Афанасий умер в 373 году, а святитель Кирилл умер в 444 году – большой промежуток между этими годами, почти 70 лет. Но оба они были епископами Александрийскими, оба сражались с ересями своего времени, хотя совершенно разная была обстановка, оба почитаются в Церкви как великие богословы.

Очень многое из их сочинений дошло до нашего времени, хотя не все, что они написали, сохранилось. Они одни из главных столпов Церкви и столпов богословия. Так, к сожалению, бывает, что те, кто изучает христианское богословие, запоминают одни имена, и в частности Афанасия и Кирилла Александрийских, а те, кто приходит в церковь, зачастую их не помнят, хотя вроде бы очень часто во время молитвы на утрене или на литии поминают и Афанасия, и Кирилла, но люди наши на это особого внимания не обращают. Но если мы хотим быть сознательными христианами, то надо обращать все-таки на это внимание.

Но сначала я скажу немного про притчу о Блудном сыне, а потом хотя бы об Афанасии Александрийском, потому что если пытаться сказать и об Афанасии Александрийском, и о Кирилле Александрийском сразу, то тогда уж точно не хватит ни времени, ни сил.

Относительно сегодняшней притчи всем, конечно, надо знать то, о чем мы читали сегодня в синаксаре. Там дано самое основное толкование этой притчи – о том, что нельзя приходить в отчаяние, и о том, что даже если велики грехи, в которые мы впали, мы должны все равно обращаться к Богу, и тогда Он нас спасет. Я только подчеркну один момент в этом толковании, самый понятный, самый подробный.

Если мы считаем, что Бог близко, это не означает, что нам не надо к Нему пойти. Надо пойти, потому что блудный сын, осознав, что он на стране далече, что он гладом гибнет, понял, что ему надо не просто позвать своего отца, чтоб тот сам к нему пришел. Он понимал, что как-то это будет неправильно, и не приведет к нужному результату, хотя одно дело отец, а другое дело Бог.

Он предпринял труд для того, чтобы уйти от скудной пищи, которую он имел, обрек себя опять на трудности путешествия, и, самое главное, обрек себя на риск, потому что с одной стороны, конечно, он надеялся, что отец его хорошо примет, хоть и не так, как на самом деле получилось, но хоть как-то, а, с другой стороны, это был риск, и трудно было решиться. Но он решился.

Вот так мы тоже должны. Если хотим не просто знать, что покаяние рядом и близко, и хотим им воспользоваться, хотим воспользоваться милостью Божьей, то мы все-таки должны что-то делать. Нельзя ждать, что Господь нам пошлет рыбу, если мы не купили удочку и даже не пошли в магазин. Он, может, и пошлет, но все-таки сделать что-то со своей стороны надо.

Другое дело, что уж если мы в таких обстоятельствах, что мы ничего сделать не можем, тогда Он нам пошлет без ничего вообще. Но все равно тогда своими мыслями, своим намерением мы делаем то же самое, что делал бы человек, который в другой обстановке куда-то бы пошел. Поэтому притча о блудном сыне в этом смысле применима совершенно ко всем. Но я хотел бы сказать об этой притче и в более специальном смысле.

Недаром песнопения этого дня используются в чине монашеского пострига. Они не входят внутрь этого чина, но начинается по русскому, по крайней мере, обычаю чин монашеского пострига с того, что, пока подводят того, кого будут постригать, поют седален “Объятия Отча отверсти ми потщися”, который пели сегодня у нас на утрени.

А когда завершается постриг, то обычно поют стихиру, которая пелась вчера на вечерне, “Познаим, братие, таинства силу”, то есть “давайте поймем, братья, силу” — “силу” значит “смысл”, — таинства того, что происходит: блудного сына “Отец предусрет лобзает”. “Предусрет” — выйдя вперед ему навстречу. И дальше пересказывается эта притча.

Это связано с тем, что смысл монашеского пострига совершенно прямо совпадает с содержанием этой притчи. Пока мы находимся в мирской жизни, в мирских привязанностях, мы находимся на стране далече от Бога, а монашество – это не то, что мы куда-то пойдем, не в особый тренировочный лагерь жить какой-то совершенно особенной жизнью, а это возвращение к своему Отцу. Только такой смысл может иметь православное монашество.

Те, кто это знают, а это знают все, кто хоть немного святых отцов читал про монашество, часто спрашивают: а как же с мирской жизнью? Вот не все же должны становиться монахами? У тех же святых отцов мы можем прочитать, что не все. А можно ли спастись, не будучи монахом? Ответ у святых отцов есть: можно.

Многие святые, в том числе и святые отцы, были мирянами. Не только святые князья и императоры, но и просто какие-то люди были мирянами и стали святыми. Между прочим, Кирилл, когда он крестил славян, изобретал азбуку, был мирянином. И только на смертном одре принял монашеский постриг с именем Константин. В любом случае, вся его жизнь прошла в миру, и даже если бы он не принял постриг, никто бы его менее святым не считал.

Тогда надо ставить вопрос иначе: а как надо жить в миру для того, чтобы спастись? Святоотеческий ответ тут очевиден: мирская жизнь спасительна лишь в той мере, в которой мы уходим от мирских интересов, но не к другим мирским интересам, как часто делают люди, которые, приходя в церковь, просто поменяли одну компанию на другую, одну тусовку на другую и одни причины, по которым они считают себя лучше всех остальных или, по крайней мере, своего окружения, на другие причины.

Если раньше они считали себя лучше, потому что книжек больше прочитали, а теперь, потому что в “правильную” Церковь ходят, или вообще хоть в какую-то церковь ходят – смотря у кого какие проблемы, у кого какое окружение, — то это значит одно мирское поменять на другое, причем худшее. Потому что то, что на основе Церкви называется мирским, конечно же, хуже, чем просто мирское, хотя плохо и то, и другое. Спасению препятствует и то, и другое.

А если мы живем так, чтобы, действительно, отказываться от мирского, то тогда, даже оставаясь мирянами, мы, по выражению святых отцов – Максима Исповедника и других, — делаем монахом внутреннего человека. Собственно говоря, и монашеский постриг не имеет никакого смысла, если не делать монахом внутреннего человека. Но это можно делать и без монашеского пострига. Монашеский постриг – это лишь одно из средств.

Так же как, например, о больном Церковь может молиться с помощью таинств елеосвящения. Это таинство, это очень важно, но можно без него обойтись, можно просто молиться. Просто надо делать в тех ситуациях, когда у тебя есть какая-то возможность, то, что возможно – вот и все.

Действительно, в миру спасаться можно, однако при условии, что мы не будем жить мирскими интересами. Очень часто говорят, что вот, мол, в средневековье был очень большой перекос в монашество, особенно в восточном христианстве, и это все неправильно, надо ориентироваться на нормальных людей.

Хорошо, надо ориентироваться на нормальных людей. Но понятие нормальности надо иметь такое, какое существует в Церкви. А это означает, что по внутреннему человеку все должны становиться более или менее одинаковыми. Конкретно это означает, что надо все-таки жить с Богом, и те задачи, которые у каждого в жизни возникают, надо решать согласно с главной нашей целью.

У мирян, имеющих семью, — это один круг обязанностей, связанных с семьей, у мирян, не имеющих семьи, — другой круг обязанностей. Миряне, не имеющие семьи, могут даже считать, что ее надо завести – вполне можно и так про себя думать, каждый для себя решает, никто никого не связывает. Спастись можно и так, и так. Но надо стараться спастись и так, и так.

Нельзя спастись не стараясь, не интересуясь Богом, не интересуясь спасением. Если мы сейчас интересуемся только своим здоровьем, только здоровьем наших близких, чтоб нам было все хорошо, чтоб была у нас удача в делах, чтобы не было потери имущества, а наоборот было приобретение, и за этим мы приходим в Церковь в качестве мирян, то точно никакого спасения мы не получим от такого хождения в церковь. Скорее, получим только большее осуждение.

Осуждение, потому что просим ведь Бога мы не о спасении, не о том, чтобы Он нам даровал Самого Себя – это значило бы спасение, — а просим, чтобы он нам даровал то и это. Но, может быть, и дарует, особенно для того, чтобы мы поняли, что, да, Он слышит наши молитвы, и даже глупости всякие наши готов выполнять, только чтоб мы поняли, что вообще Он нам отвечает.

Если мы дальше ничего не спрашиваем, то тогда уже точно свершится над нами осуждение, как того, кто уподобляется человеку, как пишет Исаак Сирин, пришедшему к царю и попросившему кусочек навоза. По малолетству ребенку прощается такая просьба к царю, но если ребенок в этом упорствует, добровольно решив в данном случае стать духовным дебилом, то это как раз то, что не прощается.

Вот что такое монашество в миру, и вот что такое монашество для всех. Тем более это важно для Истинно-Православной Церкви. Если просто наша задача в том, чтобы прийти в церковь, поставить свечку, послушать, как поют, то совершенно не надо приходить именно в этот храм, а не в другой. Наверняка можно найти лучше.

Если просто задача поговорить на исповеди, — многие люди хотят, чтобы их кто-то выслушал, потому что испытывают дефицит внимания, и считают, что на исповеди выслушивают, — то можно просто какое-нибудь полено поставить вместо священника, особенно, если оно будет немного говорящим, например от японского производителя кукол. Наверное, скоро уже такие будут делать, и обязательно к нему будет очередь, если это в большом городе. Даже если сразу сказать, что это кукла, то, может, поначалу и будут шарахаться, но потом все равно встанут в очередь.

Народ очень нуждается в психотерапии, в снятии всяких стрессов. Но что в этом религиозного? Ничего. Для того, чтобы искать что-то другое, касающееся спасения души, надо тогда думать во что мы веруем, во что веруют другие, и где та Церковь, которая верует истинно, и как мне туда прийти.

И вот из-за этого, как справедливо говорят некоторые, и это невозможно отрицать, бывает между христианами всякая рознь. Одни говорят, что мы истинные, другие говорят, что это мы истинные, а вы ложные, и так далее. И бывает много-много неприятностей. Хорошо это или плохо? Это плохо. Совершенно никто не собирается это оправдывать. Но может ли быть, чтобы этого не было? Не может быть.

Вернее, может, но только тогда, когда закончится земная история. И именно так и будет. А до этого не может быть – об этом говорят и апостолы, и Господь Иисус Христос, и Апокалипсис об этом тоже упоминает. То есть любой источник веры, не только святоотеческие писания средних веков, но и более ранние, об этом нам говорят. Даже в Ветхом Завете можно что-то найти, что кто-то, действительно, извращает веру, кто-то отходит.

Критерий большинства, то есть, что истина там, где большинство, никогда не может быть верным. Если взять историю Церкви в Византии, то мы видим, что то там большинство, то тут, то с одной догматической партией, то с другой. А Церковь должна быть одна, одна и та же. И вот из-за этого бывают разные эпохи гонений. Сейчас у нас гонения тоже есть на православие, они, к счастью, в России слабые, а есть страны, где они ужасные.

В Беларуси на истинное православие больше гонений, Церковь там вне закона, ей вменяют административные нарушения, с наложением больших штрафов, иностранцев высылают из страны за любое не санкционированное властью богослужение. А санкционированное богослужение невозможно, разрешают служить только Московской патриархии. В Беларуси законы уже гораздо хуже, чем в России.

А если взять какую-нибудь там Саудовскую Аравию, то по закону человеку полагается смерть, если он принимает христианство. В Египте фанатики могут забить человека камнями до смерти, если он переходит из мусульманства в христианство, а в Саудовской Аравии смерть предписывается даже законом. Поэтому, конечно, понятие гонений – это вещь относительная. Полной свободы нет, а если не полная, значит, есть какой-то элемент гонений. Но гонения бывают, и надо их терпеть, ради истины.

Примером этому особенно является святой Афанасий Александрийский. Вот сейчас мы его почитаем как одного из основателей православия. Он очень долгое время был епископом Александрии, до самой своей смерти, как я уже говорил, в 373 году. Возведен он был на престол еще довольно молодым человеком, когда умер прежний православный епископ Александрии, в 327. Получается, что примерно он был 46 лет епископом.

Казалось бы, можно только позавидовать – столько лет вообще не все живут. Но из них он едва ли лет семь, и вразбивку, был, действительно, епископом на своем престоле. В основном, он был либо на нелегальном положении, когда его могли в любой момент убить, либо в ссылках, когда его жизни ничего не угрожало при условии, если он не покидает каких-то определенных пределов. А некоторые годы он провел, скрываясь в Верхнем Египте, причем несколько лет даже прожил у какой-то отроковицы, которая его прятала, потому что считалось, что монаху не придет в головужить у женщины. Поэтому его там никого не искал, в той деревенской глуши. Если бы его нашли, то ему бы грозила смерть.

Вот такое было счастливое христианство у одного из святых отцов. Но ладно, если бы только гонения были, не пускали бы его занять собственный престол. Ладно бы от государственной власти, которая в это время поддерживала еретиков-ариан. Уже при Константине Великом это, кстати, началось, тогда стал святой Афанасий гонимым.

Но свои, православные, на него тоже устраивали гонения, потому что в большинстве своем православные шли на какие-то компромиссы с арианами, вырабатывали какие-то формулы веры, вступали с кем-то из еретиков в общение даже без всяких формул.

Афанасий никогда этого не делал. Он немедленно прерывал общение с епископами, даже и православными, даже с такими, в чьем православии он не сомневался, если он знал, что они находятся в общении с епископами-еретиками. В результате, он был в общении с немногочисленной горсткой епископов.

Но кто были эти епископы? Например, Василий Великий. То есть эти несколько епископов стоили всех остальных, почти всех остальных. Но опять же, не все так просто, потому что некоторые великие святые, как, например, Кирилл Иерусалимский, были совершенно в противоположной Афанасию группе, более или менее враждебной.

Поэтому не надо удивляться и тому, что мы сегодня видим, как разные православные во имя одной и той же веры друг друга тоже могут не признавать, а относиться с подозрительностью, обмениваться даже иногда церковными прещениями. Это, конечно, греховно уже со стороны тех, кто такие прещения издает. Но это не такой грех, который делает православных неправославными.

К сожалению, подобные грехи в смутные времена неизбежны, а у нас сейчас тоже смутное время. В IV веке у Афанасия было смутное время, а наше время может быть и менее смутное, но тоже смутное. Не так давно закончились семьдесят лет лютых гонений на православие в России.

В это время остатки Церкви всячески были разбиты и развеяны. То, что оставалось в эмиграции, тоже подвергалось разным искушениям. И когда это все смешалось в “гремучую смесь” в девяностые годы, когда открыли, наконец, границы, то тоже произошло много хорошего, конечно, но также и разного. Поэтому не надо ожидать, что моментально все так будет хорошо и правильно. Будет очень много плохо и неправильно.

Тем не менее, надо взирать особенно на святого Афанасия и на Василия Великого, память которого тоже была недавно, и делать так, как делали они, то есть стараться ставить их на свое место, себя на их место. Тогда будет легче сориентироваться и в современном мире.

Поэтому не будем унывать, что истинное православие так неуловимо, а когда в него попадаешь, то оно “одаривает” всякими разными искушениями. Будем просто внимать себе и стараться оставаться с Церковью. И если мы, действительно, будем хотеть оставаться с Церковью, а не с мирскими интересами, если мы хотим быть в Церкви, а не на стороне далече, то Господь Бог непременно нам в этом поможет. Только, может быть, это будет не моментально, а путешествие домой со страны далече займет какое-то время.

Аминь.