Евангелие об исцелении бесноватого мальчика, которого не могли исцелить Апостолы. Наши молитвы о внешних изменениях для себя и ближних только тогда могут быть услышаны, когда главная наша молитва бывает о спасении нашей собственной души и когда Бог является главной и единственной целью нашей жизни; только тогда к вере будут обращаться и окружающие.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

В четвертую Неделю, в четвертое воскресенье Великого поста, которое наступило сегодня, обычно совершается память святого Иоанна Лествичника. Но в этом году мы не слышали соответствующих песнопений, потому что по церковному уставу эта память отменяется, если на этот день выпадаетпредпразднство Благовещения. И поскольку этот день накануне Благовещения уже тоже является праздничным, и на него положено особое богослужение, то это богослужение по уставу вытесняет то, что относится к святому Иоанну Лествичнику, поэтому его сегодня не поминали и никаких песнопений в честь него не было. Зато были песнопения в честь Богородицы, относящиеся к празднику Благовещения, который еще не наступил.

Также мы сегодня за литургией читали то самое Евангелие, которое всегда читается в четвертую Неделю Великого поста и было назначено для этого дня очень давно, еще в первом тысячелетии (нельзя точно сказать, когда, но во всяком случае гораздо раньше, чем на этот день была назначена память преподобного Иоанна Лествичника). Это Евангелие рассказывает нам о том, как у некоторого человека был бесноватый сын, страдавший чем-то похожим на эпилепсию, и этот человек обратился к ученикам Христа, чтобы они изгнали беса, но они не смогли; тогда он обратился с той же просьбой к Господу, и Господь сказал ему, что этого беса изгнать можно, и что если он будет веровать, то “вся возможна верующему”. А человек тот был неверующим, но тут, услышав ответ Господа, он сказал: “Верую, Господи, помоги моему неверию!” И после этого сын его был исцелен. Когда после этого ученики наедине спросили Господа, почему же им не удалось изгнать беса, и Христос ответил, что “сей род изгоняется только молитвою и постом”.

И вот, здесь возникает вопрос: неужели ученики Господа не молились и не постились? Ну, насчет поста можно понимать по-разному, потому что в другом месте Евангелия Господь говорит, что они будут поститься тогда, когда “отнимется от них Жених”, — хотя вряд ли это означает, что они вообще никогда не постились; просто ученики Иоанна Крестителя, вопрошавшие Господа о том, почему Его ученики не постятся, постились все время, а ученики Христовы такого аскетического подвига на себя не налагали; но во всяком случае, Апостолы точно молились; почему же они все равно не смогли изгнать этого беса? Конечно, тут встает вопрос о качестве нашей молитвы. Потому что если мы просто хотим помолиться, чтобы был просто какой-то внешний эффект, касающийся нашей собственной жизни, чтобы она как-то изменилась во внешних обстоятельствах к тому, что нам кажется лучшим, или, тем более, касающийся жизни других людей, — то мы, скорее всего, не получим помощи Божией в таком деле, духовный смысл которого совершенно неясен. Но если мы будем прежде всего молиться о спасении собственной души и не думать, что мы этим можем принести пользу еще кому-то, а думать только о том, чтобы самим не погибнуть, то тогда окажется, что мы и сами получим для себя пользу, и получат пользу также многие люди вокруг нас. Как замечательно выразился об этом святой Серафим Саровский, “стяжи дух мирен (т.е. сделай свой собственный дух мирным), и вокруг тебя спасутся тысячи”. И это же самое показывает нам и случай, рассказанный сегодня в Евангелии. Потому что если ученики Господа и молились о том, чтобы бес был изгнан, но в своей собственной жизни они еще не молились, как должно, и их жизнь в то время была еще далека от христианской, и поэтому когда для их веры настало испытание, то никто из них, кроме Иоанна Богослова, этого испытания не выдержал, как известно. Хотя они могли молиться и молились о том, чтобы Господь даровал исцеление бесноватому, но такие молитвы не бывают услышаны; Богом бывают услышаны только те наши молитвы, которые основаны на одной самой главной нашей молитве — молитве о спасении нашей души.

Но посмотрим внимательнее, о чем надо было молиться для исцеления этого мальчика? Чем он страдал? Он страдал тем, чем страдают все люди, живущие безбожно. Одни из них, может быть, и веруют в существование Бога, другие не веруют; но во всяком случае, они делают единственной целью своей жизни не Бога — а это и значит жить безбожно, потому что “никто не может работать двум господам”, и если Бог не главная или даже главная, но не единственная цель нашей жизни, то это тоже безбожие; все равно как в браке, если есть “главная” официальная жена и какая-то “дополнительная” любовница. Поэтому еще в Ветхом Завете Бог совершенно ясно говорит: “Аз есмь Бог ревнитель: да не будут тебе бози инии, разве Мене”, — т.е. только Бог может быть единственной целью нашей жизни. Если же это у кого-то иначе (а это нам знакомо, прежде всего, по нам самим), то такой человек оказывается наподобие бесноватого, одержимого духом немым и глухим, потому что он не может ничего сказать членораздельного, т.е. духовно осмысленного, не может ничего услышать духовно осмысленного, потому что слух его совершенно закрыт; такой человек, действительно, только пускает пену и издает всякие страшные нечленораздельные вопли. И этот образ бесноватого есть образ совершенно любого человека, живущего безбожно.

К сожалению, хотя мы и можем находиться в истинной Церкви и быть православными христианами, этот образ слишком часто является образом каждого из нас. Но часто мы задаемся вопросом: почему наши близкие не хотят приходить к вере, как мы, или не относятся к нам так серьезно, как мы? А потому, что мы сами к своей вере не относимся серьезно. Если бы мы к ней сами относились серьезно, если бы мы думали прежде всего о том, как нам самим молиться и как нам жить так, чтобы вера была действительно единственным делом нашей жизни, то тогда эта вера передавалась бы и окружающим. Тогда мы и сами перестали бы быть бесноватыми, и люди вокруг нас переставали быть бесноватыми. Но пока мы относимся к своей вере как к самому интересному или даже самому важному занятию в нашей жизни, но не хотим считать это единственным, так чтобы все остальное, что не относится к духовной жизни, являлось бы только фоном, который должен выбираться так, чтобы благоприятствовать нашей духовной жизни, а самостоятельного значения иметь не может, — нечего думать, что кто-то, глядя на нас, станет жить по-христиански, и, к сожалению, еще раньше нечего думать о том, что мы сможем получить какие бы то ни было плоды в духовной жизни.

Это относится и к нашим отношениям с близкими людьми, с которыми мы живем; это особенно относится к воспитанию наших детей, потому что дети вообще мало воспринимают всякие разговоры о том, какими они должны быть, но зато они очень хорошо, даже можно сказать — слишком хорошо воспринимают примеры старших и окружающих. И поэтому мы должны смотреть только на Господа и вместе с отцом бесноватого мальчика говорить: “Верую, Господи, помоги моему неверию!” Аминь.