Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память новомучеников и исповедников Российских – большой церковный праздник. Практически, это праздник «переучреждения», если можно так выразиться, Российской Церкви. Действительно, до революции была у нас очень большая Российская Церковь, куда входило формально много миллионов людей. Но реально в семнадцатом году и последующие годы от этого миллиона очень быстро отпала большая часть людей, и это показало, что их интересует совершенно не Церковь.

Оказалось,  что Церковь была очень малая на самом деле. И веря в то, что Промысл Божий все устраивает максимально благим образом, мы понимаем, что если бы можно было каким-то более мягким образом реформировать ту Церковь, то так и было бы. Из всех возможных путей Господь всегда выбирает самый мягкий. И если то, что произошло с Россией – такая вот катастрофа, – является самым мягким способом, которым можно было бы что-то с ней сделать, то это означает, что были не просто великие грехи до революции, но они были очень трудно исправимы, раз пришлось пойти на такое.

Конечно, дореволюционная Церковь, которая носила имя, будто она жива, но была мертва, должна была действительно погибнуть – когда-нибудь гнев Божий должен был на нее прийти. Об этом говорили еще в ΧΙΧ веке наши святые, и не святые тоже говорили – многие люди были уверены. Говорил об этом Игнатий Брянчанинов еще в середине ΧΙΧ века. Говорил Феофан Затворник – считать его святым или нет, но тут он был совершенно прав, когда говорил, что через поколение наше православие закончится.  То есть он даже сроки точные назвал.

И Константин Леонтьев в конце ΧΙΧ века вообще не обсуждал, что может не быть катастрофы, и считал, что сейчас надо заниматься тем, что готовить платформу для выживших в этой катастрофе. И надо сказать, что он позаботился об этом, потому что под его влиянием воспитался Михаил Новоселов, и многие люди, которые тогда были двадцатилетними, а когда еще через двадцать лет настало время испытаний, они и создали катакомбную Церковь. Поэтому что произошло, то произошло со старой дореволюционной Церковью.  А что же появилось вместо нее?

Конечно, всякое преобразование Церкви, даже такое катастрофическое, нужно не для того, чтобы она исчезла, а нужно для того, чтобы исчезла какая-то ее структура, которую уже невозможно никак реформировать, а Церковь очистилась и развивалась. Так это и произошло – революционные потрясения, которые, конечно, были разгулом сатанизма, были попущены Богом, а, значит, это было попущено для чего-то благого. Чтобы Церковь очистилась кровью мучеников, потому что Церковь только этим и может очиститься, и стала расти, а растет она из той же самой крови мучеников, которая недаром называется семенем Церкви.

Новая Церковь мучеников стала, действительно, другой. Гонения в какой-то момент смягчились, но на Истинную Церковь они никогда не прекращались. И тем более никогда не возникало таких условий, что, вот, создавайте Церковь, есть свобода христианства. Вместо этого была не свобода христианства, а подмена настоящего христианства сергианством, то есть соглашательством с духом века сего. Даже эта подмена была тоже в очень задавленном положении, а настоящая Церковь была вообще нелегальной, но разве что за советский период ее гнали то больше, то меньше.

Кто же является новомучениками? Этот вопрос похож на тот часто задаваемый в наше время вопрос, как кто является жертвами репрессий советского периода. Если говорить о том, что жертвами репрессий являются те, кто как-то наказан или расстрелян за те преступления, которых они не совершали, то тогда жертвами репрессий нужно назвать и аппарат НКВД, который весь был перестрелян, и Берию, и кого угодно, потому что их всех убивали свои же, при этом обвиняли их в тех преступлениях, которых они не совершали. Но они совершали много других преступлений, гораздо худших, и поэтому их трудно назвать жертвами репрессий. Вот то же самое и в церковной истории.

Конечно, если мы возьмем какие-то церковные разделения, то увидим, что в каждой церковной группе были люди в большом количестве, которые подверглись репрессиям и даже были именно убиты, но все ли они мученики? Например, григорианский раскол был истреблен поголовно. Вот такой степени репрессии относительно той или иной группы не было больше ни у кого, но, тем не менее, никто не говорит, что они новомученики.

Григорианский раскол – это была такая постыдная сделка с советской властью в свое время, когда сажали митрополита Петра, а они перехватили власть, и у них был численно очень большой епископат на тот период. Но потом дело не пошло, и, за ненадобностью, их просто потом всех перестреляли. И поскольку у них нет последователей, то никто и не говорит, что они были новомучениками и исповедниками Российскими.

То же самое касается «обновленцев», у которых тоже не осталось последователей, и поэтому многочисленных жертв репрессий из числа обновленцев тоже никто не считает новомучениками. А у других остались последователи, и каждый говорит, что у нас тоже были мученики.

Но надо понимать, что во времена гонений есть не две категории людей, а три. Есть действительно гонимые, есть действительно гонители, с которыми все понятно, и есть такие люди, которые помогают гонителям, присоединяются к ним. В светской параллели, которую очень любил Солженицын, таким будет маршал Блюхер, который сам участвовал в репрессиях, заседал в этих «тройках», сам отправил на тот свет незаконно множество людей, а потом сам же и был оклеветан, но наказали его не за его деятельность, а за то, чего он не совершал, и он был замучен и расстрелян. Является ли он жертвой репрессии? С формальной юридической точки зрения – да, а с точки зрения здравого смысла – нет. Он был «съеден» тем, что сам и породил.

Вот так же и «сергиане». Когда с «сергианами» было расхождение у тогда еще легальной Истинной Церкви – я говорю про «иосифлян» и про время между 1927 и 1932 годами, – то само наличие «сергиан» помогало выявить тех, кто с ними не согласен, и прежде всего их уничтожать. Людей спрашивали, признают ли они декларацию Сергия или нет, и если нет, то эти люди уже подлежали репрессиям. И уже дальше надо было выяснять, нет ли еще каких-то на них «преступлений», чтобы была возможность применить более суровый вариант репрессий, но, в любом случае, этого человека репрессировали.

А те люди, которые пошли на все эти, прекрасно известные их главарям, нарушения канонов, они создали вот такую ситуацию, что подыгрывали этим мучителям, уж не говоря о том, что доносили вовсю. И тем более, что глаголемые их святые, согласно выявленным сейчас документам (но они это даже особо не скрывали), тоже доносили на истинно-православных.

Всякое советское учреждение подвергалось репрессиям, всюду была какая-то доля репрессированного, и никакое согласие религиозных деятелей с советской властью не могло их от этого избавить. Но это не означает, что они новомученики, мы не празднуем их память.

Сегодня мы празднуем тех, кто держался Церкви. Убили ли их власти по своим приговорам и по своей псевдо-законности, или их убили просто какие-то бандиты, которые размножились благодаря тем же самым событиям – это в данном случае неважно. Важно, чтобы это были православные люди, которые держались истинной веры, истиной Церкви Христовой, и чтобы они пострадали от этих разного рода безбожников.

Получается, что все эти несчастья, которые произошли со множеством людей, нужны были для того, чтобы сохранилась Истинно-Православная Церковь. Конечно, маленькая, потому что в безбожном мире, в безбожной стране она и не может быть большой, но чистая своим православием. Ведь получается,  что из-за нас – ведь так надо сказать – и был весь этот сыр-бор. Потому что мы не можем говорить, как неверующие люди говорят, что государства гибнут сами по себе и совершаются вот такие исторические катастрофы. Они всегда для того, чтобы люди каялись и приходили в Церковь. Особенно, если это с христианской страной происходит.

Получается, что все, что произошло с Россией, было для того, чтобы в ней создалась Истинная Церковь вместо той, которая была до революции, но, конечно, с преемственностью святых, которые были до революции. Получается, что все это сделано для того, чтобы были мы, как Истинно-Православная Церковь. Но, задумавшись над этим, мы не можем не задуматься над тем, каковы мы, что мы сами собой представляем, как мы относимся к своей собственной Церкви, к своей собственной духовной жизни, к собственному спасению.

Это нас должно приводить не к страху, не к другой крайности — безразличию, — а как-то бодрить нас, давать возможность и необходимость трезво посмотреть на себя. Чем я занимаюсь как христианин? Стараться заниматься тем, что мне как христианину нужно делать, и не заниматься всем остальным. Причем я сейчас говорю не только про явные грехи, но и про всякие просто бессмысленные вещи, которые мы часто себе позволяем.

Времени мало. Его мало не только в жизни каждого из нас – жизнь коротка, — но его вообще исторически мало. Это наши обязанности перед нашим личным спасением, нашими единоверцами, нашими не единоверцами, но просто современниками, нашими потомками – чтобы нам быть христианами. Мы не говорим о том, кто не христианин, но мы лучше вспомним, что если христиане «соль земли», то по весу количество соли в блюде может быть довольно ничтожным, но его достаточно для того, чтобы пища не портилась. Когда говорили в древность «соль земли», то речь шла о соли именно как о консерванте, который не позволяет испортиться и сгнить еде. Вот такой солью и должны быть христиане.

Русская империя испортилась, сгнила и рухнула из-за того, что христиане потеряли соль – то есть соли не хватило. А мы должны – это наша обязанность перед всеми, но прежде всего перед собой и перед Богом, делать то, что способствует нашему спасению – быть той самой солью.

Еще можно вспомнить послание к Диогнету  (ΙΙ век) — автора мы не знаем, только адресат известен, — где говорится о долге христиан в мире, и там сказано в частности так: что душа в теле, то в мире христиане. То есть христиане в мире не являются большинством людей, нет такого и в проекте, но они подобны тому, что в теле делает душа. Душа как бы невесома и нематериальна, но без нее тело не живет. Вот так же и мы должны жить в мире.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)