Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем празднование, установленное поместным собором Российской Церкви в 1918 году, – Всех святых в земли Российстей просиявших. Когда мы особенно вспоминаем про всех святых? Тогда же, когда и о Боге вспоминаем особенно. А когда особенно? Тогда, когда мы понимаем, что забрались куда-то не туда, понимаем, что есть какие-то опасности, пусть даже самих опасностей мы не понимаем, поэтому надо что-то делать, надо как-то особенно обратиться к Богу.

И вот тогда архиереи и прочие люди, собравшиеся в большом количестве на поместный собор, понимали, что в России происходит что-то такое, чего в ней никогда не было, при этом они, конечно, совершенно не понимали, что же именно происходит – никто тогда, как видно из постановлений этого собора, из его деяний, не представлял себе, каков реальный масштаб катастрофы. Но то, что происходит что-то совершенно небывалое – это они понимали. Поэтому они решили установить новый праздник в честь тех святых, которые когда-либо были на Российской земле, для того, чтобы особенно к ним молиться, и чтобы они помогали Российской Церкви сохраниться, остаться Руси православной, как они говорили в составленной ими службе.

Службу в основном составлял академик Тураев, который в 1920 году, то есть вскоре после этого, уже и умер. Он был большим специалистом по богослужению, по истории богослужения, а также ему помогали и другие, в том числе Афанасий Сахаров, который сначала стал исповедником православия, а потом отступником и закончил свою жизнь в Московской Патриархии. То есть разные были люди, и плод их коллективного творчества – это та служба, которая после еще разных редакций сегодня у нас служилась.

Теперь, когда прошло время после 1918 года,  мы тем более понимаем, насколько уместен был этот праздник. Гораздо уместнее, чем думали об этом тогда, когда его устанавливали. Потому что, конечно, мы, наследники именно русской традиции христианства, должны понимать, в какой опасности находимся, и обращаться к ним с молитвами – ко всем этим русским святым.

Конечно, главная опасность – это не безбожие как таковое. Потому что от гонений в чистом виде, когда гонения приходят со стороны явных врагов Церкви, Церковь никогда не проигрывает. Она просто уменьшается в размерах. Она просто теряет многие возможности того, чтобы влиять на других людей, чтобы привлекать к себе большие массы людей. Зато она выигрывает в своем собственном качестве, и, кроме того, те, кого она привлекает в качестве гонимой, — хоть их и немного тогда бывает, потому что немногие тогда могут узнать о ней, а узнав, еще меньше людей не отшатнутся, но те, кто придет – все они подвижники, раз выбирают такую гонимую Церковь.

Поэтому гонения открытых безбожников, конечно, требуют особых молитв, особого внимания, и, конечно, это большое испытание, но само по себе оно не самое большое испытание, которое бывает в Церкви. Самое главное испытание, которое бывает в Церкви – это внутренние гонения, которые возникают внутри Церкви. В ней возникают такие отступники, которые вместо того, чтобы честно и откровенно уйти из Церкви и себя больше с ней никак не связывать, наоборот, говорят, что именно они-то и являются правильными христианами, да еще и норовят захватывать в Церкви власть. Именно это постигло Российскую Церковь примерно через 10 лет после собора и установления этого праздника, то есть после 1927 года, когда произошло все это прискорбное разделение тихоновской Церкви на новообновленцев — обновленцев-сергиан — и на истинно-православную Церковь.

И вот сейчас мы являемся наследниками именно Истинно-Православной Церкви. Чего бы лучше? Конечно, это прекрасно само по себе, но надо понимать, что внутренние искушения возникают не от внешних причин, и поэтому они возникают всегда в любых исторических обстоятельствах. Никогда не будет такого времени, не следует даже на это надеяться, чтобы этого не возникало. Поэтому, конечно, сейчас нет времени говорить о том, как мы должны бороться за чистоту православия внутри нашей собственной Церкви. Это важно, конечно, но основа всего этого – все-таки бороться за чистоту православия в самих себе.

В чем же у нас, прежде всего, возникает «нечистота православия»?  С чем же бороться, в конце концов? Если так посмотришь, то всего так много, что по кругу оглядываешься на 360 градусов и везде видишь какую-то нечистоту. Просто не знаешь куда бежать, потому что бежать можно во всех направлениях сразу. Но если так делать, то понятно, к чему это приведет – к еще большему падению.

Надо выбирать самое главное. А как выбрать самое главное? Как узнать, чтО у нас самое главное неправославное? Вот здесь нет какого-то правила. Надо смотреть сначала в эту область, потом в эту. Зато есть другое правило, которое позволяет просто прийти в такое состояние, когда я сам могу понять, что мне больше всего мешает, и с каким грехом я должен прежде всего бороться.

Это зачастую – я не говорю, что всегда, но очень часто – то, что мешает нам приходить к богослужению, что мешает нам ходить в церковь, готовясь к  тому, чтобы причащаться, исповедоваться, участвовать в богослужении.  Вроде бы мы и хотим, вроде бы мы и понимаем, что это надо, а потом все время что-то возникает, что нам мешает. Бывает, что мы можем ссылаться на какие-то внешние обстоятельства, но этим внешним обстоятельствам сопутствует что-то внутреннее – наше настроение. И это настроение связано с чем-то таким, что нам особенно мешает.

Поэтому на это и надо обратить внимание. В какое другое общение мы входим? Что мы делаем вместо Церкви? Может быть, мы просто спим, ленимся и смотрим телевизор или интернет? Тогда эта зависимость сейчас является нашим важнейшим врагом. Может быть, это и не худший наш грех, но это то, с чего надо начать. Обычно начать с худшего греха не удается, потому что он именно поэтому худший – тяжелый, и так просто ты его не возьмешь,  к нему надо подступиться и суметь еще подойти.

Поэтому начинаем с чего-то более посильного. Может быть, это какие-то компании, которые предпочитаем Церкви. И тогда, конечно, надо нам что-то менять в общении с этими людьми. Я не говорю, что обязательно надо прекращать само это общение – может быть, и нет, но, как вариант, можно прекратить, а можно изменить как-то его. Здесь есть о чем подумать, но надо и делать.

Поэтому то, что нас вырывает из Церкви, нас вырывает из того состояния, когда мы можем начать молиться, а если мы не начинаем молиться, то все, что мы в себе увидим, даже при желании найти грехи и покаяться, будет неправильным. Мы будем ошибаться или просто у нас ничего не будет получаться – это еще лучший вариант. Поэтому, прежде всего, нам надо молиться. И если с чем-то бороться, то с тем, что нас самих отделяет от молитвы.

Аминь.