Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память расстрелянных в одну и ту же ночь в одной и той же тюрьме в 1937 году нашего митрополита Иосифа Петроградского, митрополита Кирилла Казанского (самого авторитетного архиерея в конце 20-х – начале 30-х гг.) и епископа Евгения (Кобранова), одного из викариев митрополита Агафангела Ярославского.

Вначале митрополит Агафангел Ярославский (вместе с епископами своей митрополии) поддержал митрополита Иосифа, а потом – предал его и, можно так сказать, нанес удар в спину, когда отсоединился к Сергию. Все викарии, включая епископа Евгения, пошли вслед за ним, потому что его авторитет для них был непререкаем, о чем, конечно, вскоре пожалели. Уже в том же 1928 году заговорил об этом епископ Серафим (Самойлович), — что поступили неправильно, — и, может быть, тогда же или чуть позже также и епископ Евгений (Кобранов). Они, в результате, встали на те же самые иосифлянские позиции, от которых временно отступили. И потом, конечно, был путь исповедничества, а потом и мученичества, что мы сегодня и вспоминаем.

А о митрополите Иосифе мы должны помнить особенно. Во-первых, это последний православный архиерей, который был в Петербурге. Конечно, православные христиане в Петербурге были все время, и после 1937 года тоже. Но епископа здесь своего не было – и не только на территории Петербурга, но его не было вообще нигде. Поэтому временно те православные христиане, которые были здесь или в области, были под омофорами других епископов, катакомбных сначала. А потом, когда этих епископов уже не осталось, оставшиеся в 70-е годы священники (по крайней мере, о. Михаил Рождественский, последний наш катакомбный священник, который умер в 1988 году) были под омофором святого митрополита Филарета Нью-Йоркского и Восточно-Американского, бывшего тогда главой Зарубежной Церкви. Они в 70-е годы нашли возможность обменяться письмами и спросили разрешения митрополита Филарета, чтобы считаться его клириками. Каковое им и было дано.

Это, конечно, был временный порядок, но он продержался фактически до 1990 года, как приходы Зарубежной Церкви стали открываться в России. И тогда уже те общины, которые остались без о. Михаила Рождественского, в основной своей части присоединились к Зарубежной Церкви, которая распространялась в стране. Получается, что иосифлянское движение – это то, к чему мы принадлежали, и куда мы вернулись.

И хотелось бы еще особо сказать, что это значило для нашего прихода. Наш приход, какой он сложился сейчас, — такой вот промысл Божий, — является совершенно прямым продолжением последнего легального иосифлянского прихода, который был в нашем городе и вообще во всей Церкви. К середине 30-х годов репрессии против Истинно-Православной Церкви зашли так далеко, что уже никаких других приходов не оставалось по стране. Все были закрыты, кроме одного храма Святой Троицы в Лесном (на нынешнем проспекте Непокоренных, который тогда был значительно уже). Это был деревянный храм, который оставался до последнего. Но постепенно иосифлянская церковь уходила в подполье, и приезжать в Троицкий храм в Лесном было довольно-таки самоубийственно, и даже непонятно, как она сохранялась вплоть до начала войны.

И вот в 1943 году, после прорыва блокады, когда уже стало примерно понятно, куда идет дело, община этого храма перешла в Московскую патриархию. Приход стал патриархийным и оставался в этой деревянной церкви, пока ее не снесли в 1967 году ради расширения проспекта Непокоренных. Снос этот планировался еще в рамках, видимо, хрущевских гонений. Но времена изменились. Новое брежневское правительство хотело исправить хрущевский «волюнтаризм», и в частности, эти резкие гонения были смягчены. Общине разрешили сохраниться, взять с собой утварь и оборудовать под церковь часовню, которая была на Шуваловском кладбище рядом с каменным храмом. Эта часовня в свое время получилась из церкви, бывшей там еще с XIX века, но стояла закрытая. К часовне пристроили алтарь, и образовалась церковь Александра Невского в Шувалово. Это тоже было еще в Московской патриархии.

Так продолжалось до 1996 года, когда наш покойный о. Александр, будучи настоятелем церкви Александра Невского, создал свой приход Святой преподобномученицы Великой княгини Елизаветы, и приход Московской патриархии разделился. Так в Московской патриархии в 1996 году появился наш приход Святой Елизаветы, который в 1997 году, меньше чем через год после своего образования, перешел в Зарубежную Церковь. И тем самым приход вернулся в ту Истинно-Православную Церковь,  из которой когда-то ушел.

Вот поэтому и получается, что мы – последний истинно-православный приход, который в 1943 году отпал в сергианство и в 1997 году вернулся. Связь прямая.

И поэтому мы, конечно, особо должны почитать митрополита Иосифа. А если думать о том, что нужно извлечь из его образа жизни, то, чтобы сказать что-нибудь одно, но самое главное, и ничего не перечислять, кроме этого одного, можно сказать вот что.

Когда мне видно, что вокруг реальное отступление, надо быстро переставать думать о том, как бы договориться. С дьяволом не договоришься. Это в нас должно быть просто заранее заложено, чтобы мы быстро понимали: здесь придется договариваться с дьяволом. А если так, то не надо и договариваться. Это не значит, что мы должны кому-то что-то высказывать и проявлять свои мысли внешне как-то сразу. Но мы должны сразу для себя все понять и начать действовать, исходя из того, что договориться нельзя.

Советская власть была дьявольской властью, воплощением самого сатанизма. И вот это надо было понимать православным людям. Понятно, что обычные люди, далекие от Церкви, в 20-е годы могли не понимать и могли обманываться. Православные серьезные люди обманываться не могли. Если большинство крестьянства обманулось, так это потому, что «православие» в них было языческим, и никакими они православными и не были. Люди церковные и серьезные, конечно, все понимали. Но хотелось себя обманывать, и многие это стали делать в разной степени.

Некоторые заставили себя думать, что, может быть, еще не сейчас, и, может быть, можно как-то договориться, а, может быть, можно их обмануть. И хотя, может быть, обмануть их можно, но если ты идешь на то, чтобы исполнять требования таких властей, то уж, извините, ты идешь и на то, что тебя обманывают. А точнее, ты сам рад обмануться, потому что если не обманываться, тогда нужно что-то претерпевать, и должно быть что-то сложное.

А митрополит Иосиф почти сразу понял: ему понадобилось всего несколько месяцев, что очень мало по тем временам, чтобы понять, что надо исходить из того, и что ничего хорошего с этими властями не  будет. Когда он это понял, он решил уйти на покой, и жить уже как-то отдельно. Это первое. И все-таки нужно сказать еще о втором моменте.

Оказалось, что таких, как он, довольно много. И среди них есть те, кто не просто говорят, что надо уходить и спасаться как-то по отдельности от этого Сергия, а что надо создавать Истинно-Православную Церковь. Надо друг другу помогать, и Церковь все равно должна сохраняться. Эти люди – Михаил Новоселов, который уже тогда был на нелегальном положении, священник Феодор Андреев, который жил легально – пришли к митрополиту Иосифу с просьбой возглавить эту Церковь. Конечно, возглавление ее могло быть только номинальным, потому что формально он жил на свободе, но ему никто не разрешал выезжать из монастыря под Великим Устюгом, где он жил. Фактически он жил под домашним арестом. Но митрополит Иосиф дал согласие, понимая, в том числе, что будет нести ответственность за действия людей, которых он не сможет проконтролировать. Просто надо этим людям доверять.

Так своим решением митрополит Иосиф поддержал Истинно-Православную Церковь в самый момент ее становления. И он никогда уже не колебался в этом выборе, продолжая быть исповедником.

Всем бы нам так поступать. То есть, во-первых, не пытаться договариваться с дьяволом, сразу понимая, что надо заниматься чем-то другим и более перспективным. А во-вторых, понимать, что в каких-то случаях надо принимать рискованные решения и просто доверять Богу, не имея возможности проверить до конца тех людей, с которыми приходится иметь дело. И, если это в согласии с волей Божией, брать на себя ответственность, даже если ты не можешь проконтролировать все обстоятельства.

Аминь.