Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы начали готовиться к Великому Посту, начали Неделю о мытаре и фарисее с того, что сегодня же у нас праздник Новомучеников и Исповедников Российских. Те, кто его устанавливал в 1918 году, даже не подозревали, какое значение он будет иметь, сколько будет этих новомучеников и исповедников еще, и какое значение они будут иметь для Церкви.

Когда праздник устанавливался, успели принять мученичество или принести свое исповедничество первые из них. И в ближайшие годы, как предвидели отцы Собора, гражданская смута продолжалась, и неизбежно верующие люди оказывались под ударом. И еще многие тогда, в первые годы советской власти, приняли мученическую кончину или подвиг исповедничества, но предполагалось, что власть установится, тем более, что она обещала весь этот бандитизм и красный террор остановить.

Действительно, власть установилась – это обещание она сдержала, а вот другие свои обещания – не вмешиваться в дела религии – даже и не думала сдерживать. И тот террор, который начался против Церкви тогда, когда уже установилась советская власть,  не идет ни в какое сравнение с террором первых послереволюционных лет, когда было просто много хаотического, а не систематического стремления уничтожить Церковь как таковую.

И вот если мы представим, какое было положение у них тогда, то это еще хуже, чем у диссидентов последних советских лет. Потому что в последние 30 лет существования Советского союза было осознание того, что Советский союз обречен, что это тюрьма, из которой невозможно добровольно выехать, что она точно развалится — и все надеялись дожить. И действительно все дожили. Я сам помню эти годы – никогда не было такого ощущения, что ты сидишь в захлопнутой клетке. Было точно известно, что если я доживу лет до 35, то этого времени точно хватит, чтобы застать конец Советского союза.

А в 20-30-е годы все было совершенно не так. Конечно, в 20-е, может быть, надеялись на какую-то контрреволюцию, а в 30-е уже не надеялись. Единственное, на что можно было надеяться, что Советский союз ввяжется в какую-нибудь войну, в которой погибнет. Однако, несмотря на то, что это произошло, он не погиб, а стал, наоборот, сильнее, а те, с кем Советский союз воевал, были еще хуже.

Получается, что все было совершенно беспросветно с общей точки зрения. А со своей собственной точки зрения эти новомученики, которые совершенно не считали, что они могут радоваться радостям этого государства,  если это вообще можно назвать государством, все равно понимали, что к ним относятся слова псалмопевца – «проидохом сквозь огнь и воду и извел ны еси в покой». То есть для спасения души они как раз не в худшем положении, а в лучшем. И не надо иметь никаких упований «на князи и сыны человеческия», а надо понимать, что только Бог в силе избавить, и самое главное, что избавиться надо не от мирских каких-то обстоятельств, а от собственных грехов.

Конечно, новомученики и исповедники понимали, может быть, еще до того, как их постигло это испытание, а кто-то может быть только в тот момент, когда постигло, что Церковь – это то, что у нас внутри,  а не то, что обеспечивается возможностью богослужений, тем более легальных богослужений под присмотром  советской власти. Лучше вообще остаться без всякого внешнего богослужения, но с Богом и с молитвой.

Сегодня многие люди тоже так говорят, но они в  результате не  ходят никуда. Что с этими людьми, как правило, происходит, как мы видим? Говоря, что они будут молиться дома, они перестают молиться вообще. Они просто расцерковляются. Особенно это бывает у тех, кто не ходит в церковь потому, что не считает это важным, или считает, что абсолютно все Церкви плохие, все его недостойны, и не прилагает усилия, чтобы найти ту, которая, может быть, и не особо хорошая, если посмотреть на людей, которые там, — может быть, они весьма и греховные, но пока они соответствуют православной догматике и православным канонам. Сейчас есть возможность их найти.

Но у кого возможности нет посещать церкви, те, действительно, могут молиться дома, как это делали многие новомученики и исповедники, или причащаться запасными дарами. Мы сейчас тоже это практикуем по примеру как раз тех исповедников катакомбной Церкви, которые были при советской власти. А они в свою очередь, конечно же, следовали примерам тех средневековых и древних христиан, которые ввели эту практику домашнего причащения без священника – группами или по отдельности.

Самое важное, что эти времена гонений, которые еще недавно были такими ужасными, которые наши предки во Христе претерпели, о многом напоминают и в нашей сегодняшней действительности, хотя это невозможно сравнить, коль скоро мы тут стоим в открытом храме и служим свободно. Тем не менее, это нас должно располагать быть бдительными и не расслабляться – сейчас мы ходим в церковь, а в любой момент это могут отнять. И если мы будем этим пренебрегать, то от нас точно отнимется, хотя бы лично: все будут ходить, а со мной что-то случится, я заболею, например, и отпаду. Вот поэтому надо не пренебрегать.

С другой стороны, надо нисколько не расстраиваться оттого, что  у нас какие-то ограничения есть, что храмов мало, прихожан мало и так далее. Откуда бы их было много? Если было бы много, тогда надо было бы беспокоиться. А так как раз все нормально, если посмотреть на людей вообще, в любой стране, не только в нашей. Что их в принципе интересует? Все, что угодно, но в основном всякое собственное семейное благополучие. А при чем тут христианство?

Конечно, в средневековом обществе таких людей тоже насильно загоняли в храм. Если ты не ходишь в храм, то ты отпал от общества. Но христианами они от этого не становились. Если мы возьмем средневековые поучения святых о том, кто является христианином, а кто не является, то понятным делается, что большинство так называемых христиан, и, может быть, добропорядочных христиан того времени христианами не были.

А вот Советский союз, и теперь уже вообще современный мир, явил такую картину, когда большинство людей и не должны называться христианами, чтобы быть нормальными. Нельзя сказать, что это хуже, чем когда Церковь растворяется в этих номинальных христианах. Поэтому христиан много быть не может. А если мы видим, что много прихожан в Московской патриархии, то надо помнить, что несколько десятков процентов этих прихожан на вопрос «веришь ли ты в Бога?» скажут «нет». А если скажут «да», то на вопрос «веришь ли ты в бессмертие души?» скажут «нет». Или наоборот, они верят не только в бессмертие души, а даже в переселение душ, и много во что другое. То есть у них в голове полная ахинея, почти никто из них не причащается даже своим причастием. Но зато они иногда заходят, ставят свечки. Это же не христианство.

А если собирать в церкви людей именно понимающих, зачем они пришли, людей мотивированных, то их будет мало. Это как раз признак вполне здравый. Конечно, надо понимать, что если их мало, то это не значит, что у них там нет каких-то пороков, что все у нас хорошо. У нас не хорошо, но это болезнь, с которой мы должны бороться. Церковь – это врачебница. Во врачебницу не везут трупы – это в другое учреждение везут. Но те, кого туда приводят – это больные. Поэтому вот мы здесь все больные, которые на разных стадиях излечения, и стараемся друг другу помогать, соблюдая правила гигиены, конечно, потому что наши болезни заразные.

Вот в этом нормальная церковная жизнь и состоит. А мирская жизнь, даже если сопряжена с соблюдением каких-то религиозных обрядов, она совершенно другая. Это психологически помогает, конечно, но это не имеет никакого отношения к спасению души. Это совсем не христианство.

Поэтому молитвами новомучеников мы всегда поддерживаемся в истинно-православном исповедании. Мы и так уже видим, насколько нам легче, чем им, но нам еще более легко, потому что у нас есть они. У них были древние мученики и исповедники, которые нам тоже помогают, но еще у нас есть они, которые непосредственно перед нами, и которые помогают нам. И святая Елисавета, которой посвящен наш храм, является одной из первых среди новомучеников и исповедников Российских.

Их молитвами да подаст нам Господь устоять в православии.

Аминь.

епископ Григорий