Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы празднуем Рождество Христово. Это праздник, когда Бог появился на земле. Раз мы это празднуем, то мы считаем сами, что это очень хорошо. А если вдуматься, то еще неизвестно, хорошо это для нас конкретно или нет. Например, были люди, упомянутые в Евангелии, жители страны Гергесинской, которые просили, чтобы Он шел куда подальше, когда поняли, что с Ним не так все просто, и именно после того, когда он исцелил их бесноватого. То есть люди, которые осознают, насколько это меняет их жизнь, считают, что лучше бы этого и не было.

Действительно, христиане за столько веков очень хорошо выработали такой принцип христианской жизни, как будто бы никакого Христа не было. Просто превращают Его в некоторый исторический факт, который описан в книжках, а к нашей сегодняшней жизни, по крайней мере, прямого отношения не имеет. Потому что если мир таков, что в нем воплотился Бог и что Бог присутствует в жизни внутри этого мира, это делает этот мир очень неуютным для тех, кто хочет в нем заниматься своими обычными житейскими делами и готов даже страдать обычными житейскими страданиями, потому что в оставшееся время будет получать обычные житейские радости.

Но тут получается, что все меняется и все опрокидывается. Простой человеческий запрос к религии заключается в том, что я занимаюсь своими делами и при этом я плачу какую-то дань – это могут быть и какие-то пожертвования материальные или страдания, которые я терплю, — но за это я хоть что-то получаю, нормальную жизнь и гарантию от уже совсем плохих происшествий.

А вот получается, что если все-таки Бог воплотился, то вся эта жизнь разваливается. То есть  я должен жить жизнью, о которой я совершенно ничего не знаю. Зачем мне это надо? И, конечно, здоровая реакция здорового организма сделать так, чтобы ничего этого не было, даже если это есть. Поэтому христианская жизнь мало чем отличается в большинстве случаев от нехристианской.

Вот читаем мы романы Достоевского, где действуют всякие верующие люди вроде бы. А совершенные безбожники вполне могут сочувствовать этим героям, потому что внутренняя жизнь у них обычная человеческая, и совершенно не принципиально, что они там называют Богом, а что нет.

А вот если читаем мы, скажем, аскетическую литературу, и такие жития святых, которые написаны, исходя из знаний внутреннего мира этих героев, то получается, что люди обычные даже не могут это читать. Непонятно о чем и зачем. Вот так было бы и с Достоевским, если бы он писал о настоящей христианской жизни. Он очень ценен, конечно – он пишет о том, как встать на пороге и заглянуть в нее, — но о самой этой жизни он не пишет, иначе бы его произведения разделили участь всей остальной аскетической литературы.

А как же все-таки быть нам? Конечно, это только каждый сам для себя может решить, но человек именно может решить – и прежде всего, верующий он или не верующий. Сейчас у нас считается, что если я думаю, что Бог есть, значит, я верующий. С точки зрения русского языка это суждение верное, но с религиозной точки зрения оно бессмысленное.

Как сказано апостолом Иаковом, и бесы веруют и трепещут. Они уж точно верующие, но их вера в этом смысле не делает их сколько-то стремящимися к Богу, к улучшению себя. Они нисколько не каются, а люди даже очень плохие в принципе могут каяться хоть чуть-чуть.

Поэтому само по себе признание того, что Бог есть – это никому одолжение не делает. Но в принципе это более правильная картина мира, чем считать, что Бога вообще никакого нет. В житейском, практическом смысле одно более правильное, другое менее. А с точки зрения духовной – это все одно и то же, потому что вера, которая не такая как у бесов, а такая, которая нам нужна, ради которой нужно, чтобы Бог воплотился в этом мире, она принципиально другая.

Она заключается в том, что вот это то, чего я не знаю, эта новая жизнь с Богом, которую я тоже не знаю, гораздо более для меня убедительна и привлекательна, чем то, что я знаю из своего опыта. Опыт у меня может большой, а может быть маленький – Бог может мне казаться ближе, а на самом деле быть дальше, но это уже то, что отличает христианина от неверующего, даже если бы этот неверующий соблюдал все христианские обряды, веря в то, что Бог есть, и в этом бы не ошибался.

В чем это различие? Каждый из нас, кто не просто по воспитанию стал верующим и об этом задумывался – какие у него отношения с Богом, зачем ему Бог, — он примерно понимает, что такое быть верующим. Но бывает, что и понимает, а все равно забывает. Хоть над нами шутят, что когда ты говоришь с Богом – это молитва, а когда Бог говорит с тобой – это шизофрения, но это шутка глубоко неверная, потому что если Бог с тобой вообще не говорит, то ты сам с Ним тоже не говоришь.

Бесы с Богом особо не разговаривают, если только не брать выражения на мифологическом языке. По-настоящему они с Ним не разговаривают. А если мы с Богом не разговариваем, то есть нет настоящего диалога, то и нет никакой веры. Тогда возникает другой вопрос, который есть самый важный: почему получается, что мы Бога не слышим?

Ответ всегда примерно один и тот же: потому что мы не слушаем. Если понаблюдать за собой —хотя легче понаблюдать за другими, а не за собой, но тогда надо перенести это на себя, чтобы легче себя понять, — то надо обратить внимание, как ты разговариваешь с людьми, как ты их перебиваешь. Тебе сразу кажется, что там нечего слушать, я все понял.

Может быть, и действительно все понял, но если ему хочется это сказать, значит ему, по крайней мере, надо стравить какое-то напряжение, и вот в этом я ему отказываю. Почему? Сознательно я это делаю? Может быть, иногда да, но, как правило, нет, а просто потому, что я  не слушаю, потому что меня уже несет и хочется говорить свое.

Когда мне много раз что-то объясняют, а я не понимаю просто потому, что я  уже что-то вбил в голову, и даже если я что-то вежливо дослушиваю, я все равно ничего не слушаю. Вот сколько такого, чтобы хотя бы человека просто слушать и не перебивать.

Человек еще может за себя постоять – может, грубо говоря, и в лоб дать в разных смыслах этого слова за то, что ты его перебиваешь. Бог в этом смысле гораздо деликатнее: Он просто перестает говорить. Или не перестает, но все-таки ждет, когда мы сами начнем слушать, когда мы захотим получить ответы в житейских делах. Как мы поступаем, когда на наш вопрос отвечают? Мы сразу же перебиваем, не слушаем, думаем, что нам говорят ерунду, потому что мы не услышали каких-то ключевых слов, которых ожидали, а, может быть, ответ состоял совершенно в другом, а может не в другом, а просто другими словами. Вот надо было слушать.

Люди хороши тем, что можно на них тренироваться. Хотя бы просто чтобы их не перебивать – это позволяет облегчить себе более трудную задачу, чтобы слушать Бога. Если это сделать, то это будут быстрые изменения и очень серьезные, хотя вроде бы и небольшие. Тогда можно будет совершенно по-другому молиться – будет некоторая память Божия, которая не забывается никогда, даже когда ты занимаешься всякими разными делами, далекими от совершения специальных каких-то молитв. Когда эта память Божия есть, тогда уже вся остальная жизнь идет по-другому, и молиться легче, и ты понимаешь, кому и зачем ты молишься, даже если ты не очень хорошо понимаешь слова молитвы, которые сейчас, скажем, звучат за богослужением. А если понимаешь, то еще лучше.

Поэтому для того, чтобы понять, для чего нужно Рождество Христово лично мне, нужна некоторая тишина. Нужно отойти куда-нибудь загород, а еще лучше в пещеру, от обычного общества, которое нас окружает, в которое улетает все наше внимание. Если мы начнем слушать, то тогда окажется, что Бог уже давно с нами говорит, и мы это слушаем уже не с пятидесятой какой-нибудь минуты, а годы и десятилетия. Но это неважно. Важно то, что если мы успели хоть как-то до своей смерти, то уже, значит, не пропадем.

Аминь.

епископ Григорий