Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Праотцы — это многочисленные святые люди, которые изображены в Ветхом Завете; праотцы были праведниками, которые не обязательно принадлежалик ветхому Израилю, как, например, Иов и Мельхесидек; в Евангельской притче о пире у богатого человека званные отказались прийти на пир под предлогом житейских забот; “многие суть званы, но мало избранных”, — сказал хозяин пира, собрав, вместо приглашенных, случайных бедных людей; званные — люди, которые по своему положению могли претендовать на то, чтобы войти в Царствие Небесное, а избранные — те, кто действительно захотел войти; большинство людей, даже если они не такие богатые, как герои притчи, сами отказываются от того, чтобы прийти в Царствие Небесное, у них есть много других интересных дел; будучи членами Истинно-Православной Церкви, мы являемся званными; чтобы понять, что нам мешает стать избранными, надо вспомнить о том, как мы планируем отдыхать или о чем мы начнем беспокоиться, когда выйдем из церкви; правильно волноваться о житейских делах — значит молиться и предавать их на волю Божию.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память святых праотец. Кто такие праотцы? Это многочисленные святые люди, которые изображены в Ветхом Завете. То есть те, которые были до Христа, которые подготовили пришествие Христово. Совершенно естественно, что речь идет о тех, кто был в ветхом Израиле, то есть, сначала о самых первых людях – о первых патриархах и потом о тех, кто был потомством Авраама и составил Израиль.

Но хоть это и естественно, но это не исключительно так. Речь идет также о людях, которые не принадлежали к Израилю, а принадлежали к каким-то совершенно иным народам, но тоже были праведными. Например, сегодня совершается среди праотцев память праведного Иова, который жил в какой-то стране Австидийстей и точно, что он не принадлежал к Израилю. Сегодня же совершается память Мельхеседека, который был царь Салима (по преданию, это то место, где впоследствии был основан Иерусалим). Во всяком случае, он там был до всякого Израиля, до того, как туда вселился Авраам, и не мог принадлежать к Израилю. Однако он был по совершенству обоженной жизни больше, чем Авраам, который сам от него благословился. И он сопоставим только со Христом, с Которым его сравнивает апостол Павел в Послании к Евреям. Вот такие были праведники, которых память мы сегодня совершаем.

И в этот же день мы читали Евангелие, в котором была рассказана притча, имеющая к ним самое прямое отношение. Что это за притча, я напомню, из Евангелия, читавшегося за литургией: некий человек сотворил вечерю, то есть праздничную трапезу, и позвал туда своих знакомых. И сам этот человек, судя по всему, был богат, и его знакомые тоже были небедными. И эти знакомые все стали отказываться под разными предлогами, и, хотя предлоги у каждого находились свои, — нельзя сказать, что все под одинаковым предлогом отказались, и, более того, эти предлоги не были какой-то выдумкой, судя по притче, все это действительно было правдой, — но все они не приходили, и все эти предлоги было однотипными.

Что же это были за предлоги? Один сказал, что он купил землю и должен вступить во владение, другой сказал, что он купил пять пар волов – важное сельскохозяйственное орудие — и должен их испытать, третий сказал, что он приобрел жену, что стоит в том же самом ряду, согласно притче, то есть что-то такое, что устраивает наш земной быт: орудия труда, земля, которой мы кормимся, ну и жена, которая, вероятно, сама кормит, хотя, может быть, это слишком вольная экзегеза и прошу ее слишком серьезно не принимать.

Но, как бы то ни было, все эти люди из-за чего-то житейского, пусть и важного, пусть и на самом деле существующего, а не выдуманного, отказались прийти на вечерю. И человек, который их приглашал, не удовлетворился их объяснениями, хотя он отнюдь не обвинял их во лжи. Вместо этого он пригласил каких-то совершенно случайных людей, которые отнюдь не были богатые, а, наоборот, были бедными, которые, казалось бы, были недостойны того, чтобы присутствовать за его трапезой, чтобы быть у него в гостях, но он посмотрел на это иначе.

И когда собрали уже всех таких людей, каких можно было, выяснилось, что место еще осталось. И тогда он попросил пойти и поискать еще, чтобы были заняты все места. И когда все места были заняты такими людьми, то он сказал совершенно странную фразу, которая, собственно говоря, и является в этой притче моралью, что “многие суть званы, но мало избранных”.

И если мы читаем это в Евангелиях сколько-нибудь внимательно, то нам эта фраза кажется странной, мы думаем, что мы здесь чего-то не понимаем. Казалось бы, всё наоборот: он пригласил немногих богатых людей — перечислены всего трое, — которые все отказались, ведь они же были званные, а потом избранных, которые реально присутствовали за этой трапезой, и их было не просто много, а очень много. Потому что когда было много, то места за трапезой еще оставались свободными, а если добрали к много еще немало, то получается очень много. И вот получается, что “много званных, но мало избранных”.

Действительно, если буквально понимать эту притчу относительно того, что там написано о числах: одних было трое, а других — много, то получится абсурд. Но это получится потому, что там имеется в виду какой-то совершенно другой смысл. А какой же смысл там имеется в виду? Званными называются люди, которые по своему положению могли претендовать на то, чтобы войти в Царствие Небесное. Поскольку в этой притчи Царствие Небесное обозначается пиром у богатого человека, то, естественно, речь идет о немногочисленных — они всегда бывают немногочисленными — богатых людях. Вот эти люди являются званными.

А избранными являются те, кто действительно захотел прийти. И пусть их даже очень много в абсолютном выражении, то есть когда они все соберутся, то, кажется, что их очень много, как это и было в нашей притче, но, по сути дела, их мало. И вот почему их мало: таково различие между званными и избранными, то есть теми, кто действительно будет на трапезе, что, действительно, большинство людей, даже если они и вовсе не такие богатые, как герои нашей притчи, сами отказываются от того, чтобы прийти в Царствие Небесное.

Почему же это так происходит? Потому что у героев притчи, у званных, оказывается очень много другого и не менее интересного. А у тех, у кого нет ничего, кто фактически нищий: у них не бывает ни земли, ни волов, ни даже жены, потому что они вообще какие-то чуть ли не бомжи, как они изображены в сегодняшней притче, и поэтому если им предлагается идти в Царствие Небесное, они ничем не отговариваются, — у них нет ничего, чем можно было бы отговариваться, — они просто туда идут.

Люди не хотят добровольно становиться из богатых вот такими вот бедными, и потому и получается, что хоть и много у нас званных и богатых, но мало получается избранных. И не случайно эти богатые были названы званными. Дело в том, что это полностью относится к православным христианам, вся эта притча. А в той обстановке, в которой она впервые была произнесена Господом, она относилась к его ученикам.

Потому что люди были званные, они в силу того, что были званы, стали богатыми, ведь не все же были богатыми. И вот был народ Божий, который весь был призван, — Израиль. Были ученики, которые все тем более были призваны, однако среди них оказался Иуда, мы это помним. И были просто какие-то люди, которые жили как попало и совершенно не были призваны, но они еще и в ветхозаветные времена, если хотели, то входили в Царствие Небесное, как напоминают нам некоторые из празднуемых сегодня праотцев, такие как Иов и Мельхесидек, но не только они: можно вспомнить Руфь, тоже празднуемую сегодня. А те, кто был богат, а богатство его заключалось в том, что он был призван, они от этого отказались.

Как же это, наконец, относится к нам? Если мы, в какой-то степени хотя бы, являемся христианами, тем более, если мы по-настоящему являемся христианами, то есть, членами Истинно-Православной Церкви, то, безусловно, мы относимся к званным, то есть мы относимся к богатым, которым есть, что терять. Но относимся ли мы к избранным? Мы должны ими стать, для того нам и читаются притчи наподобие сегодняшней, но если мы чего-то такого важного не будем делать специально, то мы ни в коем случае не станем избранными.

И что же нам мешает? А вот вспомним, на что мы сейчас собираемся переключить свое внимание, когда уйдем из церкви? Чем мы будем заниматься? Чем мы будем интересоваться? И вот если мы это вспомним, — каждый для себя вспомнит свое, — то мы тогда поймем если не все, то очень многое из того, что нам мешает. К каким мыслям мы уже сейчас не терпим перейти? Например, чтобы вернуться, наконец, домой, отдохнуть. И что делать дальше? Как мы будем отдыхать? Как мы будем, может быть, как раз и не отдыхать, а трудиться и заботиться о чем-то, волноваться и переживать.

О том, чтобы нам не совершать каких-то грехов, мы будем волноваться? Вряд ли. Может быть, кто-то отчасти и будет, конечно, но гораздо больше мы будем волноваться совершенно из-за других вещей. И хорошо еще, если эти вещи не будут прямо греховными: как кого-то унизить, оскорбить и сделать какую-то гадость. Хорошо еще, если эти вещи будут не такими. Но даже если они будут не такими, то чаще всего, это просто что-то житейское.

Может быть, мы и должны об этом житейском волноваться, в смысле что заботиться. И это само по себе не составляет греха. Но мы не должны из-за этого так волноваться, чтобы не верить в Бога, так волноваться, чтобы переставать из-за этого молиться, чтобы все наши мысли перетекали от молитвы к этому. Наоборот, если мы будем правильно об этом заботиться, волноваться в хорошем смысле, эти мысли будут сами нас побуждать к молитве.

Для того, чтобы любое, даже самое мелкое бытовое дело было для нас полезно и устроилось правильно по воле Божией, мы должны предавать его на волю Божию. Если мы будем его предавать на волю Божию, то мы обязательно будем молиться, потому что в этом, собственно, молитва и состоит, когда мы молимся об устроении каких-то конкретных дел. А молиться мы должны обо всем. Прежде всего, конечно, о спасении нашей души, а во-вторых, то есть, конечно, в-десятых, но все равно, — об устроении житейских дел.

Поэтому будем понимать, что все мы являемся званными уже сейчас. Но если мы не предаем все свои дела на волю Божию, а убегаем неизвестно к чему, то мы уподобляемся тем званным, которые так и не стали избранными, потому что, несмотря на то, что мы что-то знали про Церковь и о православной вере мы что-то знали, но это знание не так нас интересовало, как знание о наших разных бытовых интересах.

Если мы все-таки будем это преодолевать, если мы будем понуждать себя молиться, если мы будем себе напоминать, что все устраивается не какими-то житейскими раскладами, которых мы, кстати, все равно не понимаем, а только волей Божией, то тогда мы все-таки будем молиться, и не будут нам наши житейские хлопоты мешать пойти в церковь и так далее. Ну, в один какой-то конкретный раз будут мешать, и в этом нет ничего трагического, а так, чтобы из раза в раз мешали, такого не будет.

Поэтому будем смотреть, что нам на самом деле надо и от чего зависит наше даже и житейское благополучие или злополучие. И тогда вывод для себя мы сделаем совершено простой и однозначный.

Аминь.