Праздник Святых Отец Шести Вселенских Соборов был установлен в такой форме, как сейчас существует, тогда, когда Вселенских Соборов было только шесть; это один из главных праздников, которые существуют в Церкви в честь святых отцов, защищавших православную веру, православную догматику; догматика – это положения нашей веры, основа нашей веры; в Церкви, как и в еде, есть вкус, который к жизни вечной никакого отношения не имеет, но люди им привлекаются, потому что у всех есть какие-то потребности в том, что по-современному называется психотерапия; если мы сознательные люди, то мы, может быть, даже специально удерживаемся от чего-то гораздо более приятного для того, чтобы не потерять вкус к полезному, но менее вкусному; в Церкви мы должны смотреть, прежде всего, на догматы, и только в том случае, если догматы православные, если нет искажения православной веры, то еще и на каноны; от Церкви отделяет любое отклонение в вере, если оно носит систематический характер на уровне епископата; “апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша” — в этой единой вере мы и должны пребывать.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем праздник Святых Отец Шести Вселенских Соборов. Многие уже забыли, что это за праздник, зачем он нужен, откуда он взялся. Действительно, этот праздник эволюционировал.

Сейчас мы празднуем как минимум семь Вселенским Соборов, а сегодняшний праздник относится только к шести, потому что он был установлен в такой форме, как сейчас существует, тогда, когда Вселенских Соборов было только шесть. То есть, он был установлен где-то в VII-VIII веке.

Первоначально он был установлен не ради всех святых Вселенских Соборов. О первоначальном его смысле говорят некоторые разделы сегодняшнего богослужения, особенно канон, который был прочитан за утреней.

Первоначально этот праздник был установлен в память Поместного Собора в Константинополе в 536 году, который сам был тоже почти Вселенский по своей представительности. Этот Собор осудил ересь монофизитов, но не в той ее форме, которая уже была осуждена IV Вселенским Собором, за восемьдесят лет до этого,а в той форме, которая тогда уже сложилась, и которая с тех пор и до настоящего времени является самой основной формой монофизитской ереси – ересью Севира Антиохийского. Поэтому в каноне сегодня вспоминали о Севире Антиохийском.

Поскольку это богослужение менялось, то позже вставили и стихиры, которые относились к святым отцам всех Вселенских Соборов, в том числе и первого. Поэтому сейчас мы имеем уже немного иную модификацию этого праздника. Но как бы то ни было, это один из главных праздников, которые существуют в Церкви в честь святых отцов, защищавших православную веру, православную догматику. Зачем они ее защищали и как?

Каждый, кто знаком с катехизисом, имеет на этот вопрос какой-то ответ, причем правильный, но особенность его в том, что он, скорее всего, ничего не объясняет. Правильный ответ здесь такой: догматика – это положения нашей веры, основа нашей веры. Церковь основана на вере, и если мы от веры православной отклоняемся, то, конечно же, тогда и Церкви никакой не будет. Поэтому и надо защищать догматику от еретиков. Это скажет любой человек, который мало-мальски знаком с церковным учением. Конечно, это будут совершенно правильные слова, но они очень многого в церковной жизни все равно не объяснят. Они правильные, но недостаточные.

Как люди на практике сталкиваются с церковной жизнью? Они приходят в храм, там видят обряды, возможно, с детства знакомые кому-то. Этим обрядам уже много столетий. Также люди участвуют в какой-то государственной жизни, где так или иначе присутствует какая-то церковная символика. Но невозможно заметить, православная ли там вера или нет.

Конечно, более “продвинутые” знатоки православия скажут, что надо смотреть по тому, какого патриарха, какого епископа поминают в богослужении. И это тоже будут правильные слова. Но еще нужно смотреть, православные они или нет. А чем православный отличается от неправославного? Одни и те же службы, и если послушать, что он говорит, то чаще всего это будут какие-то благочестивые штампы, которые, в общем-то, “ни уму, ни сердцу”, но формально правильные и ереси не содержат, а в худшем случае, и весьма распространенном, это будет совершенная чушь. Лучше бы он молчал, чем говорил. Причем, это во всех совершенно юрисдикциях. В том, что говорят епископы, тоже очень трудно разобраться.

Но самое главное в другом. Вот мы приходим в церковь, получаем какое-то успокоение. Можем подумать, постоять, поставить свечку. Но как на это может влиять, правильная или неправильная догматика? Совершенно никак. Получается, что простому “пользователю”, так сказать, который просто пришел в Церковь, даже трудно догадаться, что вообще еще нужна какая-то догматика. Если он все-таки об этом знает, то в ней ему все равно очень трудно разобраться и понять ее.

Казалось бы, люди могут сказать: “мы – миряне, где нам в этом разбираться? У нас свои мирские профессии, а профессионально заниматься всеми церковными вопросами мы не можем, поэтому эта проблема не решаема”. Но почему-то Церковь ни в какой период своей истории не разрешала так отвечать и считала такое отношение большим грехом. Почему? Почему она требует от человека, казалось бы, невозможного?

Потому, что она не требует невозможного, а требует только возможное. Правда, требует только возможное с Божьей помощью. Без Божьей помощи спасение, действительно, невозможно. Но Божья помощь-то всегда есть, а вот наше желание ей воспользоваться есть не всегда. В чем же нам тут нужна Божья помощь, чтобы нам разобраться, где православие, а где нет?

На самом деле, такой тип проблемы встречается нередко. Особенно часто он встречается всем при воспитании детей. А если не все воспитывают детей, то все, по крайней мере, сами были такими детьми, имеют личный опыт такой проблемы. Какую еду больше всего обычно любят дети? Отнюдь не самую полезную, а ту, которая обладает наиболее интенсивным вкусом, которая наиболее приятна. Еда может быть даже иногда нормальной, но не вовремя — ребенок перебивает себе аппетит.

То есть, дети делают все возможное, чтобы есть что-то либо неполезное в данный момент – это еще хорошо, если так, — либо вообще что-то вредное, что вообще бы есть не надо. Например, дети очень хорошо реагируют на еду с вкусовыми добавками, которые дают просто гораздо более интенсивный вкус, чем обычная человеческая еда. Это бесполезная еда и вредная. Такая еда им нравится, а полезная еда уже кажется невкусной и неинтересной. Для того, чтобы от этого излечиться, надо им какое-то голодание обеспечить.

То же самое касается очень многих взрослых, потому что очень многие взрослые берут какую-то пищу, которая удобна и красива, и может быть, даже выращена с помощью каких-нибудь ядохимикатов, или приготовлена с теми же самыми вкусовыми добавками. И такая пища может быть тоже совершенно бесполезна, а то и вредна, но она кажется им вкусной, если они еще детьми привыкли стремиться к такому лакомству.

Такие взрослые люди и дети просто не понимают, что еда существует не для того, чтобы получить приятные вкусовые ощущения. Она существует даже не для того, чтобы просто удовлетворить голод. Голод – это тоже реакция организма, которая нам необходима для того, чтобы мы знали, что организм чего-то требует. Еда же существует для того, чтобы удовлетворить настоящее требование организма, а наши вкусовые пристрастия (в малой степени), голод (в большей степени) – это лишь некоторые факторы, которые позволяют нам как-то узнать и обратить внимание на реальные потребности нашего организма.

Так же и в Церкви. В церкви есть какие-то психотерапевтические эффекты. Можно прийти помолиться, и будет как-то приятнее на душе – это все на самом деле есть. Но это не относится к тому, ради чего Церковь существует. Это подобно тому, как в еде есть вкус – он существует для того, чтобы мы хотели ее есть. Поэтому и в Церкви есть такой вот вкус, который к жизни вечной никакого отношения не имеет, но люди как-то привлекаются, потому что у всех есть какие-то потребности в том, что по-современному называется психотерапия.

Даже у самых, что называется, психически здоровых людей – условно назовем их так, потому что не условно так назвать совершенно некого, все в какой-то степени больны – есть склонность приходить за этим в церковь. Они не ошибаются, они, действительно, получают то, что им надо. Но это равносильно тому, что люди, которые хотят чего-то вкусного, едят что-то вкусное и не ошибаются. Но еще есть вопрос: полезно это, вредно или бесполезно?

Поэтому, если мы все-таки мало-мальски сознательные люди, если мы не дети, если мы не совершенно избалованные люди, которым вообще уже все бесполезно объяснять, то мы стараемся для себя и своих детей все-таки узнавать о том, что полезно, и, может быть, даже специально удерживаться от чего-то гораздо более приятного для того, чтобы не потерять вкус к полезному, но менее вкусному.

Я уж не говорю о крайних случаях, таких, как наркомания. Нет ничего более приятного для человека, который уже стал наркоманом, чем употребление наркотиков. В крайних случаях и к Церкви бывает такое отношение – это называется прелестью. Но это крайние случаи, не будем сейчас о них говорить.

Вот получается, что все-таки, когда речь идет о еде, мы стараемся разобраться, что полезно, а что нет. Мы разбираемся в химическом составе еды, справляясь у врачей о том, какие вещества мы должны получать. В непосредственном ощущении, просто “на глаз”, мы ничего этого видеть и понимать не можем, но мы все-таки даем себе труд, если мало-мальски разумные люди. Если нашей разумности хватает для житейских вещей – слава Богу! это очень хорошо, если хватает, — то тем более это должно относитьсяк еде духовной.

В Священном Писании говорится: “брашно духовное”. “Брашно” по-русски – “еда”. Еда духовная – это то, ради чего существует Церковь, и тут мы, действительно, должны смотреть, из чего она состоит. Мы смотрим на две вещи: прежде всего, на догматы, и только в том случае, если догматы православные, если нет искаженияправославной веры, то тогда еще нужно смотреть на вторую вещь, потому что если есть искажение православной веры, то дальше уже можно не смотреть, практического значения все остальное уже не имеет. Но если догматы не искажаются, то надо смотреть еще на каноны.

В каждом церковном сообществе, которое когда-либо было на земле, нарушались церковные каноны. То есть совершались какие-то такие систематически присущие грехи. Без этого никогда никаких церковных сообществ не было, нет и не будет. На это и не надо рассчитывать. Но ведь грехи бывают разные.

Когда мы думаем о своих личных грехах или чьих-нибудь еще, то мы понимаем, что есть грехи, в которых можно покаяться, а есть другие, которые автоматически отделяют от Церкви. Грех греху рознь. Точно то же самое происходит с систематическими нарушениями канонов. Какие-то легко исправимы и исправляются, какие-то, может быть, легко или нелегко исправимы — главное, что не исправляются, но и не вносят такого безобразия в церковную жизнь, чтоб уж там совсем не было никакой Церкви. Есть другие грехи (я говорю про нарушение канонов), которые совершенно автоматически от Церкви отделяют. Например, это все, что касается расколов.

Еще более понятные вещи — это, кстати, тоже в канонах зафиксировано, — что от Церкви отделяет любое отклонение в вере, если оно носит систематический характер на уровне епископата. Все люди, так или иначе, веру недопонимают, и людей, которые совсем не уклоняются в вере, нет. Среди святых-то не все такие были, и у святых есть, не у всех, но у многих, достаточные отклонения от веры. Если смотреть на мирян и духовенство, то по их невежеству можно найти в церкви кого угодно, “каждой твари по паре”.

Критерием же является вера епископата. Но не та вера епископата, которую они там как-то между собой могут сказать, что они поведают за рюмкой чая – это не имеет особого значения ни для кого, кроме них самих, это все важно только для спасения их души. Если же мы хотим проверить, является ли это церковное образование православным, то мы должны смотреть на веру епископата, получившую официальное и публичное выражение, прежде всего в постановлениях соборов, если такие есть, а, во-вторых, в разных публичных и официальных заявлениях епископата. Если один епископ что-то такое говорит неправильное – это тоже бывает, — то тогда остальные должны его исправить, наказать как-то и сказать, что он был неправ.

Если епископы систематически говорят “кто во что горазд”, и их никто не исправляет, то это уже тоже причина считать такой епископат неправославным. Сейчас почти все еретики уже приняли на своих соборах что-то такое, что позволяет понять, что они отпали от того православия, которому учили святые отцы. А в другое православие мы и не должны веровать, не бывает другого православия.

Сегодняшний праздник нам напоминает в своем богослужении: “апостол проповедание и отец догматы Церкве едину веру запечатлеша”. Вот в этой единой вере мы и должны пребывать. Должны, хоть мы и миряне, хоть и рядовое духовенство, кто бы мы ни были, давать себе труд вникать в то, в чем состоит вообще православная вера. Это – главное, а на основании того, что мы будем узнавать, сравнивать с этим веру тех, кто называет себя православными. Повторю, не кого-то там лично, это неважно в данном случае, а именно веру церковных образований, соответствуют они этой святоотеческой вере или не соответствуют.

В разных случаях мы будем находить разные ответы на этот вопрос, но, во-первых, мы должны находить ответы правильные, во-вторых, найдя правильные ответы, должны в соответствии с ними поступать.

Аминь.