Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память одного из великих святых нашего времени и едва ли не последнего, чья святость была так ясно засвидетельствована перед всем миром, — святителя Филарета, который имел официальный титул Нью-Йоркский и Восточно-Американский, но по сути дела это был глава Зарубежной Церкви и глава единственной части Российской Церкви, которая имела настоящий епископат.

К тому времени катакомбная Церковь в России почти лишилась собственного епископата. После 1986 года она уже вообще никакого епископата не имела, но до этого там был один епископ, а до 1976 года – два епископа, а когда там было три епископа — даже трудно и вспомнить. Епископат катакомбной Церкви, конечно же, умирал, и те епископы, которые были еще на легальном положении поставлены, смогли только немногих рукоположить, и поэтому на митрополита Филарета смотрела с надеждой и катакомбная Церковь в России.

Еще с конца 70-х годов к нему обращались священники, группы священников из России с просьбой хотя бы формально взять под свой омофор, что и было сделано. И покойный наш епископ Антоний тоже был среди тех катакомбных священников в 70-е годы, которые писали такое письмо и получили от святителя Филарета разрешение упоминать его как своего первоиерарха.

Как бы то ни было, в 1985 году святитель Филарет умер, и уже тогда некоторые люди, знавшие его при жизни, считали его святым. Но большинство так не думало, и было немало тех, кто считал его вообще мало вменяемым человеком. Не то, что он был юродивым – вот Иоанна Шанхайского считали сумасшедшим многие, но он, действительно себя так вел, юродствовал, подавал к этому повод, — святитель Филарет так себя не вел, но при этом у него были такие взгляды, такие вещи он делал, которые считались экстремизмом.

Зарубежные епископы, конечно, все были настроены антисоветски, но это была чистая политика или чистый национализм  (а обычно и то, и другое было в разных пропорциях), но вот, что надо прямо так смотреть на эти догматы какие-то, бороться с экуменизмом, что надо не только с советской церковью разрывать отношения, но и  с теми, кто с ней в общении, то есть с Константинополем, прежде всего — все это не вызывало сочувствия.

Наиболее уважаемые зарубежные архиереи – я имею в виду, особенно уважаемые клириками – были настроены примиренчески к веку сему, прежде всего, к экуменизму. Упомянутый в житии митрополита Филарета Вознесенского  Антоний Женевский был постоянным его антагонистом.

Тем не менее, несмотря на многие, многие  неудачи, митрополит Филарет, который имел такое же воспитание, как и другие его собратья-архиереи, — воспитание русского епископа, которое хоть и было в эмиграции, в Китае, но было примерно таким же, как и до революции, а именно, епископа воспитывали как чиновника, который ничего не знает о догматах и даже не представляет на практическом уровне, что существует такая область, — Филарет получил такое же воспитание, но не воспитался так.

Если в Китае епископы с легкостью, за исключением одного Иоанна Шанхайского, приняли переход под Московскую Патриархию и коммунизм, то будущий митрополит Филарет, а тогда архимандрит,  тоже это принял, но он очень сомневался. Он пошел за авторитетом старших епископов, старших товарищей, но постепенно сомнения привели к тому, что он тоже отправился в эмиграцию и там перешел в Зарубежную Церковь, принес покаяние в том, что он был в Московской Патриархии, находясь в китайской эмиграции.

Вскоре на него обратили внимание как на хорошего пастыря – это ценилось, это понимали, особенно потому, что зарубежные архиереи зависели от паствы, и если паства кого-то любит, то с этим приходилось считаться. В результате, в 1963 году его сделали епископом, но епископом далеким, австралийским, викарным, то есть незначительным.

А через год, в 1964 году, Зарубежную Церковь постиг жесточайший кризис. Ее архиереи разделились пополам и были уже готовы к расколу. Конечно, не из-за догматов, не из-за канонов, но исключительно из-за денег. Строили огромный собор в Сан-Франциско,  ныне стоящий, и украли очень много денег, — как будто в пост-советской России это происходило.

В результате архиереи поделились поровну на тех, кто хотел наказать воров, и на тех, кто по каким-то причинам их покрывал (не обязательно они были в доле).

Конфликт был такой, что через некоторое время Иоанн Шанхайский оказался на скамье подсудимых, потому что он как раз больше всего покрывал жуликов по причине своей доверчивости, он абсолютно не был в доле – происходило Бог весть что. И митрополит Анастасий захотел просто уйти на покой. Конечно, он был очень преклонного возраста, но это же никогда не причина сама по себе.

Возникла необходимость выбирать следующего первоиерарха Зарубежной Церкви, но никто не хотел уступать. С одной стороны сильные кандидатуры, с другой тоже сильные, и как раз там был Иоанн Шанхаский. Если бы кого-то из них выбрали, то было бы чревато расколом. И вот тогда Иоанн Шанхайский предложил избрать самого молодого епископа Филарета, который был совершенно вне этих дрязг – для всех это было очевидно, — совершенно «беспратийного». И ему все доверяли, его выбрали, и он стал первоиерархом.

Действительно, вскоре удалось разрешить эти конфликты, правда нельзя сказать, что мудростью Филарета, а скорее из-за того, что Иоанн Шанхайский умер, а «клану Граббе» удалось обуздать жуликов. Говорят те, кто этот документ видел (и многим понятно, кого я имею в виду), что митрополит Филарет подписал указ о запрещении в священнослужении Иоанна Шанхайского, но это указ не успели доставить из Нью-Йорка в Сан-Франциско, потому что он умер. Вот такие страсти продолжали кипеть, но как бы то ни было, они перекипели.

И началась совершенно новая эпоха. В 1965 году патриарх Константинопольский Афинагор и папа Римский Павел VI издали совместный акт о снятии взаимных анафем, наложенных в 1054 году. От такой наглости экуменического движения все опешили – никто не ожидал, что они прямо до такого дойдут. Началось большое движение, особенно у греков. Шесть афонских монастырей отложилось от патриарха.

К Зарубежной Церкви стали обращаться с надеждой. В нее стали переходить из Константинополя греки, в частности, Бостонский монастырь тогда перешел. И они стали буквально заставлять епископат Зарубежной Церкви определяться. И одни определились в сторону экуменизма – идти на компромисс, как-то морщиться, поругиваться, но все равно идти на компромиссы.  Это позиция особенно Антония Женевского, которую унаследовал ныне здравствующий Марк Берлинский. А другая позиция была та, которую принял Филарет.

Это был очень серьезный поступок, хотя он был к нему совершенно не готов своим воспитанием. Ему все приходилось осваивать, но когда он понял, что это важно, он стал это с молитвой к святым отцам усваивать, и ужаснулся. И он начал обращаться сначала с воззваниями к лидерам мирового православия. В течение нескольких лет было написано три его «Скорбных послания».

Конечно, послания не достигли своей формальной цели, никто их не послушался, но они сплотили в вере многих простых людей вокруг Филарета. В это же время, наконец, Зарубежная Церковь определяется в своем отношении к старостильническому движению, и в 1969 году Синод РПЦЗ признал восстановление греческой старостильной иерархии, совершенное еще в 1961 году двумя епископами Зарубежной Церкви. Зарубежные епископы в большинстве своем были против того, чтобы признавать эти хиротонии, совершенные тайно от Синода другими епископами Зарубежной Церкви, но теперь положение изменилось.

Филарет делает очень много для того, чтобы объединить Истинное православие, другие епископы делают очень много, чтобы ему помешать, и в целом, скорее, побеждают они, но все это идет с переменным успехом, и в 1983 году собор Зарубежной Церкви под председательством митрополита Филарета принимает анафему экуменизму.

Хоть эта анафема была совершенно беззубая и усеченная, потому что была названа болезнь, но не был упомянут ни один больной, то есть как будто бы они сами такой диагноз придумали, но, тем не менее, это был огромный рывок вперед. И наши современные анафемы экуменизму, принятые уже в 90-е годы, содержат тот же основной текст, но только уточняют главных еретиков, как Мелетия Метаксакиса, Афинагора, Константинопольского патриарха, нашего Ленинградского митрополита Никодима, но суть была принята при митрополите Филарете.

И вот, к сожалению, вскоре после этого, в 1985 году, митрополит Филарет умирает, и его дело в Зарубежной Церкви, в общем-то, гибнет. Не сразу, с оговорками, но если коротко говорить, то произошло именно так. Тем не менее, в 1998 году, когда уже Зарубежная Церковь совсем «дышит на ладан», когда всем внимательным наблюдателям совершенно понятно, что архиереи решили ее полностью сдать Московской патриархии, в это время случайно открываются мощи митрополита Филарета.

Совершенно с другими целями, ради некоего ремонта потревожили его могилу. И вдруг убедились, что мощи совершенно нетленны. Причем, оказалось, что они лежат в воде – в такой среде, где они не должны быть нетленными. Евангелие, с которым по обычаю похоронили, проржавело, металлическая застежка рассыпалась, а у митрополита даже сохранился какой-то белый цвет кожи, цвет лица. И это попало на фотографии.

Конечно, это было крайне неприятным сюрпризом для тогдашнего руководства Зарубежной Церкви, потому что это их обличало. Его постарались сразу закопать и даже запретили фотографировать, но нетленные мощи все равно фотографировали. И как раз из-за попытки скрыть это дело оно еще больше прославилось.

И тогда была целая серия таких вот актов, которые показывали, что Зарубежную Церковь оставляет благодать. С одной стороны открылись мощи Филарета, чтобы явно показать его святость, от которой отступили тогдашние руководители Зарубежной Церкви.

Тут я еще не премину похвастаться, что в нашей общине за две недели до этого события вышел журнал, который тогда издавался истинно-православными Москвы и Петербурга с участием нашей общины, где была большая статья, посвященная митрополиту Филарету, в которой был прямо сделан вывод, что он святой, и его надо прославить. Этот журнал был издан, распространился, и через две недели после издания открылись мощи митрополита Филарета. Опять немаловажное совпадение.

Конечно, мы его признаем святым не на основании нетленных мощей. Бывают святые, у которых мощи тленные, и бывают мощи нетленные даже у совсем несвятых. Но если мы и так знаем, что он святой, и об этом написали еще раньше в журнале (можно сказать об авторе, так как она сегодня отсутствует – это матушка Кассия, а тогда она еще была не монахиней), то явление нетленных мощей было очень важным, чтобы удостовериться в святости этого человека. Это важное, но не абсолютное доказательство.

Был еще целый ряд таких событий. В 1997 году, годом раньше, отнялась великая святыня зарубежья – Иверская икона Божией Матери, которая была написана в 1982 году при митрополите Филарете, и которая вскоре после написания стала мироточить. Огромное количество мира из нее изливалось, по всему миру хватило его раздавать целыми пузырьками. У нас тоже когда-то были эти пузырьки в приходе, но сейчас все-таки, наверное, кончились. Миро было необыкновенно приятно пахнущим.

Это было очевидное чудо. Это ведь не то, что какие-то мироточения, которые часто бывают в виде каких-то полосочек. А это было просто десятками миллилитров, набирались сосуды этого мира. Оно приносило исцеления, как свидетельствовали многие люди. И вот в 1997 году осенью неожиданно оказался убит хранитель этой иконы во время своего пребывания в Греции, и икона исчезла, и до сих пор о ней ничего не известно.

В 1998 году явились мощи Филарета, и в том же году, незадолго до этого, сгорел Монреальский собор, который был очень важным, поскольку это был кафедральный собор тогдашнего первоиерарха митрополита Виталия, и многие поколения эмигрантов собирали его. Конечно, все эти события нужно было осознать, чтобы увидеть символичность.

В 2000 году собор Зарубежной Церкви принял такие постановления, в которых полностью признал мировое православие, обратился к экуменической Сербской церкви посодействовать в примирении с Московской патриархией, и удивительно, что еще семь лет потребовалось для того, чтобы Зарубежную Церковь уничтожить окончательно.

Для нас, для тех, кто еще раньше понял, куда катится Зарубежная Церковь, и кто стремился быть истинно-православным, кто почитал Филарета, это как раз были события, которые показали, что мы на верном пути. Это была как особая поддержка нам.

Конечно, если мы посмотрим, кто сейчас является ревнителем православия, то мы увидим жалкую картину. Мы увидим людей, зараженных какими-то дурацкими идеями, наряду, может быть, и с правильными. Кто-то, может быть, психически нездоров – это есть в любой организации, но плохо, если такие люди управляют.

Апостол Павел говорит своим христианам, что многие ли среди вас знатные, разумные, — мол, публика вы еще та. Но зато Бог благоволил явить Свою силу среди немощи человеческой, и избрал не сильных и разумных, а слабых и неразумных,  и даже просто глупых людей, и умудряет их, делает разумными.

Вот как митрополита Филарета, который тоже никаким разумным не был поначалу, но просто за духовный его разум приложился разум и житейский, богословский, потому что он просто хотел быть с Богом. И Бог это постепенно дает, дал и Филарету. А бывает и не постепенно, а сразу, когда возникают особые нужды. Так Он даст все это и нам.

Даже если мы будем не так быстро, как хотелось бы, освобождаться от всевозможных наших грехов, а просто хотя бы будем стараться быть истинно-православными, то, конечно, мирной жизни у нас не будет все равно. Даже тем более не будет. Обязательно будут и всякие искушения, в том числе и раздоры – этого тоже никак нельзя избежать.

Но в целом Церковь и каждый из нас, если он будет жить подобно митрополиту Филарету, получит разумение истинного православия, разумение того, где находится Церковь, а значит и возможность и реальность спасения в истинной Церкви.

Аминь.