I Вселенский собор, как и остальные православные соборы,действительно происходил по времени близко к празднованию Троицы – Дню схождения Святаго Духа; историческая реальность сильно отличается от того, как I Вселенский собор описывается в Синаксаре; мы должны знать, что если мы хотим пребывать в православии, то ничто противостоять нам не может; большое заблуждение считать, что истина там, где христианство побеждает на земле; вскоре после собора император Константин становится арианином, а православие начинает быть гонимым; после смерти Ария и Константина, крестившегося у арианского епископа, православие оставалось гонимым; когда воцарился Юлиан Отступник, он сразу разрешил православие – для борьбы с государственной религией – арианством; православие было восстановлено императором Феодосием Великим, собравшим II Вселенский собор; Феодосий сместил с Константинопольской кафедры Григория Богослова и поставил на нее в качестве патриарха своего офицера, будущего св. патриарха Нектария, Григорий богослов никогда с этим не смирился; православие, когда никакая государственная власть ему не помогает, а наоборот мешает, само являет собой довольно жалкую картину – подозрительность, расколы, обвинения; наше время с точки зрения устройства Православной Церкви далеко не самое худшее — IV век был хуже; мы должны преумножать мир церковный внутри лично себя, то есть мы должны сами иметь молитву и церковную дисциплину; не обидно ли мне будет, что свои последние часы я провел в том, чем я в данный момент занимаюсь? – главный критерий того, чем я содействую миру церковному в себе и вокруг нас.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святых отец I Вселенского собора. Эта память совершается близко к Троице и близко к тем числам мая, в которые действительно происходил собор в 325 году, но именно из-за того, что он был связан с Троицей. Все соборы связаны с Троицей — с праздником Пятидесятницы, когда Святой Дух снизшел на апостолов, и потом Дух сходил на всех отцов православных соборов, когда действительно собирались православные архиереи и принимали православное учение. Ведь бывали и другие случаи, когда собирались и принимали что-то неправославное — тогда, очевидно, Святой Дух не сходил.

Поэтому еще в апостольские времена установился обычай именно на Пятидесятницу совершать соборы. Первый Вселенский собор, а потом еще несколько Вселенских соборов совершались тоже так, чтобы совпасть с Пятидесятницей. Правда, уже с IV собора перестали так делать. Поэтому вблизи праздника Пятидесятницы совершается память этого первого и самого главного собора.

Конечно, догматическое значение его велико и именно этот собор установил наш Символ веры, большей его части, установил почитание Отца и многое другое, о чем мы сегодня отчасти слышали в Синаксаре. Но и многие другие уроки можно извлечь из этого собора для нашей современной жизни.

Вот читали мы сегодня Синаксарь, где рассказывается, как собрался этот собор, как победили там арианство, как потом арианство вроде как-то поднялось в лице Ария снова, и опять его победили, а уже после смерти Ария, которая произошла таким позорным путем, все вообще стало хорошо. Но мы прекрасно знаем из истории, что это было совершенно не так.

Причем история, которую мы знаем, была написана не какими-то врагами христианства, а церковными историками, в том числе и святыми. Просто наряду с тем, что сохранялась память настоящей истории, наряду с тем, что эта память сохранялась не просто какими-то людьми, а святыми в том числе, и записывалась в соответствующих сочинениях церковно-исторических, развивались и легенды о том, как православие всегда всех легко побеждало.

Конечно, в этих легендах тоже есть определенный смысл, потому что они говорят о том, что Божью силу невозможно остановить и невозможно ей противиться. И в этом смысле они необходимы – они выражают самое главное, что мы должны знать о христианской вере. Мы должны знать, что если хотим в ней пребывать, то ничто противостоять не может.

Но если мы начинаем такие типологизированные ее выражения принимать за истинное, то часто это приводит к большим разочарованиям в нашей церковной жизни. В наибольшей степени этому подвержены те люди, которые говорят, что истина там, где христианство побеждает на земле. Несмотря на то, что все читали Апокалипсис, где говорится, что будет с христианством в конце истории, считается, что это может быть будет когда-то, а сейчас вот истина за теми, кто побеждает, где государство обращается в православную веру, но если сейчас пока такого нет, то, по крайней мере, истина там, где Церковь пользуется почетом и уважением со стороны гражданских властей, где много всяких храмов, прихожан, где ходят толпы и так далее.

Вот если этого нет, то это воспринимается как поражение, потому что очень часто символический язык мирской победы христианства, который всегда обозначает духовный, мы принимаем за буквальный – будто бы в миру христианство должно побеждать. Это не так. Вот если мы вспомним, что было с I Вселенским собором, то увидим, что там было все не так, как сейчас было прочитано в Синаксаре.

Во-первых, сразу же после собора, а именно 327 году, император Константин стал убежденным арианином, все еще не принимая крещение. Он переменил свою позицию на арианскую, окончательно попав под влияние высших епископов, которые все и без того были арианами. Это относится к Евсевию Никомидийскому и к знаменитому историку и идеологу времен Константина Евсевию Памфилу, автору жития Константина. Они были ариане, причем самые убежденные во всей этой партии.

После этого православие начинает быть гонимым. Св. Афанасий замещает умершего св. Александра Александрийского, первого борца с арианством на Александрийской кафедре, но очень скоро ему приходится скрываться. Он то в ссылках, но еще более или менее на легальном положении, то вообще опасается за свою жизнь, поэтому несколько лет он прожил в Верхнем Египте, в пустынных местах, скрываясь у какой-то отроковицы.

Считается, что искать монаха у молодой женщины в то время было нетривиально, поэтому ему удалось там спрятаться, отсидеться в безопасности несколько лет, а всего он провел в гонениях несколько десятилетий. Он умер в 373 году, став в 327 патриархом Александрии. По православному счету он был много лет патриархом, из них только несколько лет, может быть лет семь, он провел на своей кафедре, и то вразбивку. В основном же он был или в ссылках, или скрывался. Вот такое было православие.

Видимо, действительно Арий умер как-то очень не благостно, может быть даже справедлива история про то, что он умер в общественной уборной в 336 году, но это совершенно не привело к торжеству православия. Арианство продолжало торжествовать.

Константин принял перед смертью крещение у арианского епископа Евсевия Никомидийского, его царствующие сыновья продолжали делать то же самое, что и он, — православие оставалось гонимым, несмотря на то, что были какие-то попытки вести переговоры. Более того, православные между собой страшным образом ссорились. Между ними были всякие расколы — то, что мы сейчас видим между истинно-православными.

Все облегчилось не тогда, когда все стало лучше, а тогда, когда стало еще хуже – когда воцарился Юлиан Отступник. Он хотел вообще отменить христианство, и в качестве первого шага он разрешил православие опять, потому что, прежде всего, ему надо было бороться с христианством как государственной религией, а Юлиан воцарился в 360 году, когда государственной религией было арианство. Поэтому он дал свободу врагам арианства, а именно св. Афанасию.

Поначалу все православные очень радовались, потому что думали, что воцарился очень благочестивый император, тем более, что с ним в студенческие годы вместе учились Василий Великий и Григорий Богослов. Потом оказалось, что император смотрит совершенно не туда. Он установил языческие культы, все стало еще хуже, чем при арианах, по крайней мере, так это воспринимали и православные в том числе, хотя гонений никогда на ариан при Юлиане не было, как это было на православных при арианах.

Потом Юлиан был убит в военном походе, процарствовав менее трех лет, и в 363 году опять воцарился христианский император, который был православным. Это воспринималось как великое торжество Православия и как прямо апокалиптическое событие. Почти как мессию воспринимали императора Иовиана, который воцарился после Юлиана Отступника.

Каково же было разочарование православных, когда всего лишь через восемь месяцев этот император умер, и все православие с ним прекратилось, потому что следующий император Валент опять был арианином и опять воздвиг гонение на православных. В Константинополе православие в качестве государственной религии так и не успело восстановиться.

У Григория Богослова, который был архиепископом Константинополя, была какая-то маленькая церковка, некоторые даже думают, что, может быть, она вообще была домовая. Но какая бы она ни была, ясно, что она была маленькая, и она была единственным храмом у православных в столице Восточной Империи.

Так продолжалось до 381 года, когда воцарился император Феодосий Великий, и только через несколько лет после начала своего царствования он восстановил православие, собрав II Вселенский Собор. Он восстановил православие и в Константинополе, отняв храмы у ариан, но при этом прогнал с кафедры Григория Богослова, как административно совершенно непригодного.

Вместо этого он поставил в патриархи даже не из мирян, а из некрещеных своего офицера, который, по-современному выражаясь, был чем-то вроде начальника МВД, КГБ и армии – там такой был чин весьма совмещенный. Его сразу покрестили и возвели во все священные степени. Он вошел в историю как святой патриарх Константинопольский Нектарий.

Он действительно был очень эффективный, мог очень много сделать того, что именно тогда надо было делать – это не богословие (тогда уже все богословие было в наличии), а именно административные действия для торжества православия. Григорий Богослов никогда с этим не смирился.

То есть он смирился дисциплинарно в том смысле, что ушел со своей кафедры и действительно признал, что он сложил с себя полномочия архиепископа Константинопольского. Даже помогал в качестве епископа Назианзского своему отцу преклонных лет, тоже епископу, но известны его сохранившиеся письма, в которых он писал о II Вселенском соборе как о “стае галок”, которые кричат что-то бессмысленное и ругаются, а толка в этом никакого нет.

Так отзывался о IIВселенском соборе один из вселенских учителей и святителей Григорий Богослов. В письменной речи он более сдержано выражался, надо полагать, чем в жизни. Этим собором Григорий Богослов был лишен кафедры.

Вот что такое православие. Можно вывести очень сухое резюме из этого. Во-первых, в отношении того, что не православие, а “кривославие”, очень часто бывает, что почти ничего не получается. Кое-что все-таки получается, вкаком-то гонимом и забитом положении Православная Церковь сохраняется. И это на протяжении десятилетий.

Вот Иовиан вернул православие. Но сколько было этого Православия? Восемь месяцев. Потом Феодосий Великий действительно повернул к Православию, но ведь могло же судьбами Божьими как-то быть иначе – и всё, и не было бы никакой Православной Церкви.

Она оставалась бы где-нибудь в Иране, где была забита страшными гонениями со стороны зороастрийцев, которые в конце IV века немыслимым образом мучили православных христиан. Если бы всех не замучили, то там какое-то православие еще оставалось бы, но, кто знает, может быть, были бы и все православные замучены, потому что православные были абсолютно брошены Византией, если бы Византия отказалась от православия. Итак, в плане житейского торжества православия мы видим, что все это было весьма ненадежно.

Во-вторых, о чем люди, может быть, забывают, хотя еще больше надо помнить об этом, православие, когда никакая государственная власть ему не помогает, а наоборот еще мешает, само являет собой довольно жалкую и отвратительную картину. Причем не надо оправдывать себя тем, что вот для внешнего взгляда мы отвратительны, а внутри мы просто прекрасны.

К сожалению, для христианского взгляда картина тоже отвратительна: подозрительность, расколы, обвинения в ереси совершенно на пустом месте или не на пустом, но, по крайней мере, на том месте, где ереси нет. Нужно исповедовать православие в таких вот сложных условиях. Один человек поступит так, не отказавшись от православия, а другой, тоже не отказавшись от православия, поступит иначе.

Хорошо, если первый поймет второго, что он тоже православный, просто поступает как-то по-своему; хорошо, если даже неправ, но от православия не отказывается, поэтому тоже будет считаться православным, — такое, конечно, слава Богу, тоже случается. Но мы прекрасно должны понимать, что случается и другое: “если он так поступает, то вообще он не православный. Никакого общения как с православным быть не может и Церковь наша маленькая, как кристалл. Или даже еще меньше, но зато она, наверное, еще чище…” И это происходит до тех пор, пока она становится почти неразличимой пылинкой.

Вот это все в IV веке было в изобилии. Православные между собой ссорились. Потом, когда уже церковный мир был при Феодосии Великом, едвапомирились. Вот какова реальная картина православия.

Конечно, многие века государственного христианства, когда православие в относительно приличном виде поддерживалось с помощью государственной власти, эти все истории выглядели малоназидательными. Поэтому такая мифология для народа “цвела” и была распространена гораздо шире, чем конкретные знания того, что писали церковные историки.

В наше время можно сказать, что все наоборот. Именно такие истории из реальной жизни, реальная история Церкви как раз наиболее назидательна, потому что первый и самый утешительный вывод, который мы можем и на самом деле должны из нее сделать, — это то, что наше время сейчас с точки зрения устройства Православной Церкви далеко не самое худшее; IV век был хуже.

Другой вывод, который мы, может быть, не хотим делать, но все-таки надо, заключается в том, что нас не оправдывает тот факт, что наше время не самое худшее. Наше время не самое худшее, но если, благодаря лично нашей деятельности, оно становится не лучше, а хуже, то это не послужит нам извинением, что могло быть в принципе еще хуже. За то, что внесли вредное, мы будем нести ответственность.

Не в наших силах, и, с другой стороны, даже не в наших заботах заключается то, чтобы был мир православных Церквей во всем мире (вполне может быть, что мы до этого никогда не доживем, и даже, может быть, что никто не доживет). Но это и неважно, ведь Православная Церковь существует и без церковного мира; она существует во всех треволнениях, гонениях, посреди раздоров. Поэтому это неважно. А вот если наша деятельность не будет стремиться к тому, чтобы мы устанавливали мир церковный, то тогда будет, действительно, плохо. Что это на практике означает?

Только во вторую, или даже в десятую очередь это означает, чтобы нам самим быть в Истиной Церкви, понимать, где она, и стараться с другими истинными Церквами, пусть они в чем-то поступают не так, как мы, пусть они при этом даже в чем-то ошибаются, где мы не ошибаемся, иметь мир. Это очень важно, это нужно постоянно помнить, но повторю – это во вторую очередь, или даже в десятую.

А в первую очередь, для нас, как православных христиан, самое главное другое – это касается любого аспекта нашей жизни, в том числе преумножения мира церковного. Мы должны преумножать мир церковный внутри лично себя, то есть мы должны сами иметь молитву и церковную дисциплину. Тогда у нас будет и покаяние. Если нет дисциплины, то и покаяния не будет, и молитвы не будет.

А молитва и покаяние ведут к церковной дисциплине, к тому, чтобы регулярно исповедоваться, причащаться, поститься, соблюдать прочие заповеди, особенно касающиеся бытового поведения, не отвлекаться на всякую ерунду, и все время ставить себя в такую перспективу скорой смерти, возможно даже сегодняшней.

Не обидно ли мне будет, что свои последние часы я провел в том, чем я в данный момент занимаюсь?

Если не обидно, то хорошо, а если обидно, то совершенно очевидно, что плохо. Какой критерий “обидно” или “необидно”? Если я имею память Божью при том, чем я занимаюсь, значит, я занимаюсь чем-то хорошим, или уж не самым плохим.

Если я теряю память Божью от того, чем я занимаюсь, будь это внешне даже чем-то православным и хорошим, даже если это приносит огромную помощь людям, и уж, конечно, это не смотрение телевизора, которое приносит пользу только телекомпаниям и государству, но даже что-то реально помогающее людям, но если при этом я отвлекаюсь и ухожу от памяти Божьей, от молитвы, то что-то в этом деле не так, что-то надо исправлять. Вот это самый главный критерий, которым определяется то, чем мы содействуем миру церковному в себе и вокруг нас, в том числе и в Церкви.

Аминь.