Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память тех мучеников, которые почитаются абсолютно во всем христианском мире. Они пострадали в самом начале IV века, по всей видимости, и нет такой страны, куда пришло бы христианство, и их бы не знали и не почитали. Причем, это идет с самого древнего времени. Возможно, мощи их — то ли все, то ли не все — почивали в нынешнем городе Сухуми. По крайней мере, самая древняя редакция их страдания, которая сохранилась почему-то именно на славянском языке, упоминает какой-то город Севаст, или Севастополь, которым мог бы быть этот Сухум, хотя много было городов, которые так назывались. Именно в этом городе, согласно этой древнейшей редакции их Мученичества, находились их мощи. Но как бы то ни было – далеко эти мощи от нас находились или нет – все равно они исчезли из того места, где пребывали.

Важно, что мы научаемся у  этих мучеников не только тому, что жизнь со Христом – это все-таки смерть со Христом, и если мы хотим  с Ним воскреснуть, то мы должны с Ним и умереть, а смерть у Христа была мученической, и свидетели о Христе – это тоже мученики, но и более частным вещам.

А именно, очень важен эпизод, когда мученики уже стояли в озере и мучились, и в последний момент все-таки не выдержал один из них и побежал в баню на берегу, но вскоре после этого и умер там. Так что как раз таким образом он жизнь свою временную тоже не спас, уж не говоря о погибели вечной. В то же время, один из стражей военного отряда, который их там охранял, чтобы они никуда не вылезли из озера, увидел, что над каждым из них венцы, и что один венец парит над пустым местом, и он понял, что это место того, который сбежал и лишился своего венца, и этот стражник сам встал под венец, принял смерть вместе с остальными и, таким образом, число мучеников сорок так и осталось круглым, потому что один потерян, но восполнился.

Это нам указывает на то, как мы должны относиться даже и к совсем малым нарушениям своего комфорта. Об этом отчасти говорит Федор Студит в поучении на этот день, которые мы сегодня прочитали, где он сопоставляет те большие страдания, с теми, гораздо меньшими, но тоже страданиями, в том числе и физическими, которые пришлось претерпевать ему самому, его монахам в то время, когда они жили (в начале IX века), от еретиков-иконоборцев.

Сейчас, конечно, времена еще более вегетарианские, чем IX век, но тоже возникают разные неудобства, какие-то риски, и в нашем обществе очень редко, но бывает, что кого-то и сажают сейчас за исповедание веры или убивают. Такие вещи, к сожалению, тоже возможны. Но гораздо чаще люди идут на немыслимые подлости, даже на то, чтобы разрушить кому-то жизнь, доносы какие-то написать, свидетельские показания дать, — в том числе ложные, или правдивые, но о том, что не является преступлением, а просто с точки зрения тех, кто требует этих показаний, это преступление.

И вот такие вещи люди делают только для того, чтобы улучшить свои какие-нибудь жалкие жилищные условия, и так далее. Вот так было в 30-е годы, когда все друг на друга доносили. Но нельзя сказать, что сейчас уже все по-другому. Конечно, нет такой обстановки, которая была в тридцатые или, скажем, в сороковые годы, но люди, в принципе, всегда одинаковые. Людям свойственно – я не говорю ни о ком конкретно, а о статистически преобладающем типе человека – делать своему ближнему сколь угодно плохо при таких условиях, которые могут возникнуть очень легко.

Не то, чтобы доставить ему дискомфорт, лишить его какого-то средства к существованию, но даже прямо убить при условии, что ему за это ничего не будет, никто не заметит и не узнает. И особенно, если он за это получает какой-то материальный стимул, или для того, чтобы получить что-нибудь, чего ему хочется, или просто от страха – от страха даже еще лучше. Именно от страха люди совершают еще больше безобразий.

И вот очень многие люди так же и в церковь не идут и не шли – это и в Евангелии отмечено, – потому что боялись. Они сами понимали, что Иисус прав, они слушали с интересом, верили, но не  шли за Иисусом, потому что боялись, как бы чего не вышло. Даже не то что они боялись, что это повлечет на них какие-то репрессии. Мы знаем, что таких непосредственных репрессий в большинстве случаев и не было никогда — ни по отношению к Никодиму, ни к Иосифу Аримафейскому, — но просто эти люди боялись и так.

Вот и сейчас тоже мы видим, что большинство людей таково, что оно просто боится остаться в меньшинстве. Особенно же боится оно остаться в одиночестве. То есть пойти куда-то не туда, куда идет большинство – это огромная психологическая травма для большинства людей, примерно для 60% людей вовсе непереносимая. И они сделают все, чтобы под любым предлогом уговорить себя, что надо быть с большинством. А остальные 40% образуют спектр с разной степенью переносимостью этой травмы. Она все равно для них остается травмой. Мы сами можем почувствовать, что и внутри нас тоже есть некая связанная с этим проблема.

Но христианство – это все-таки нон-конформизм, ничего не поделаешь. С самого начала Христос пришел в еврейскую секту, которая не была официальной религией, которая была в трудных отношениях с официальной религией, и то, во что Он ее превратил, — это все равно секта. И все время христианство именно так и распространялось.

А потом, когда христианство стало государственной религией в христианской империи, то всегда возникала эта проблема, и не всегда она хорошо решалась, потому что возникало всякое вырождение христианства, а, с другой стороны, для того, чтобы христианство не выродилось все вообще, необходимо оказалось создать монашество как особый институт. Пока не было христианских государств, не было и никакого монашества за ненадобностью – все и так жили достаточно подвижнически. А теперь пришлось создать этот институт.

Но это тоже все в прошлом, потому что в наше время не может быть никаких православных государств. Все государства – светские. Есть, правда, одно государство Греция, которое говорит, что оно православное, но это еще хуже, потому что оно никак не менее светское, но, может, несколько более лицемерное, чем многие другие государства. А так, конечно, все государства светские. Поэтому они и не претендуют на то, чтобы какому-то православию, христианству обучать людей. И не надо, не нужны они для этого — они для другого нужны. Есть много других полезных функций у государства — дай Бог, чтобы оно их выполняло.

Но, тем не менее, сейчас есть какие-то церкви большинства, есть церкви меньшинства. Конечно, большинство просто говорит, что они в Бога веруют, а сами не ходят ни в какую церковь. Потому что для того, чтобы чувствовать себя в большинстве, совершено не обязательно куда-то ходить. Но если все-таки как-то их припрет, то они пойдут просто куда попало, куда ходит большинство.

Ну, например, если кто-то заболеет, если надо креститься или отпеться – обычно при рождении и при смерти люди заходят в церковь, точнее их приносят, — но все это, конечно, не имеет никакого отношения к христианству, которое проповедано в Евангелии. А христианство заключается в том, чтобы оказываться не там, где все, а там, где меньшинство. И это еще хорошо, что меньшинство, потому что когда мы делаем выбор, мы его вовсе делаем в одиночестве.

Надо решить для себя, для одного – даже и меньшинства никакого рядом нет, оно потом появится, если ты так сделаешь свой выбор. Но сначала никого нет – есть только ты и Бог. А если для тебя Бога нет, то и выбор правильно сделать невозможно. Надо только именно верить Богу, быть с Богом, и тогда тебе все равно, с кем ты будешь. Может быть, даже и ни с кем, может быть, будешь один. Хотя это вряд ли, но ты на это готов.

И когда ты выбираешь Бога, тогда Бог тебя приводит куда-то туда, где есть какое-то меньшинство. И у каждого человека, который приходит в истинную Церковь, есть какие-то свои проблемы – без проблем нет ни одного человека, и безгрешного нет ни одного человека. Это врачебница – сюда приходят не здоровые, а больные. И естественно, что всегда люди друг к другу поворачиваются худшими сторонами. Грехи или то, что является следствием грехов, мы замечаем хорошо, и это на нас очень хорошо воздействует, причем не всегда нам это не нравится, а, к сожалению, еще часто и нравится, потому что люди очень склонны дружить в общей привязанности к одним и тем же грехам.

Но есть, тем не менее, и некое единство во Христе. Только оно реализуется не через то, что мы можем какие-то клубы по интересам создавать, а через то, что общая жизнь с Богом как-то нас заставляет чисто практически оказываться рядом: начиная от того, что мы молимся вместе, и продолжая тем, что возникают какие-то неожиданные разные ситуации, где проявляются эти стороны.

И поэтому не надо бояться дискомфорта. Вот чему нас учат сегодняшние мученики. Более того, надо понимать, что дискомфорт будет обязательно – бояться надо его отсутствия. Если мы живем такой жизнью, где нет дискомфорта, или хотя бы если мы пойдем по пути наименьшего дискомфорта, стараясь выбирать все время такие ситуации, где, как нам кажется, как мы надеемся, дискомфорта будет меньше, то можно совершенно не сомневаться, что от Бога мы отпадаем. Наоборот – наш православный, христианский дискомфорт заключается в том, чтобы быть со Христом, чтобы быть в молитве.

А тогда как раз и естественно, что это нас будет выбивать из тех положений,  из тех ситуаций, где находится большинство, где есть к кому прислониться,  кто нас заслоняет и страхует. Нам достаточно того, что Бог нас пасет и ничтоже нас лишит.

Аминь.