Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память преподобномученика Стефана Нового, который пострадал вместе с другими мучениками в первый период иконоборчества. Что характерного было в страдании этих мучеников? Не только то, что их принуждали отречься от Христа. Хотя никто им не говорил так, но, по сути, принуждали к этому. А говорили им, что отречься надо от поклонения святым иконам.

Но они понимали, что только в одном случае можно отречься от поклонениям иконам — если отречься от Христа. Потому что если даже на словах мы от Христа не отрекаемся, не делаем того, что требовали от мучеников в древности всяческие языческие власти — впрочем, и до сих пор всякие языческие власти и мусульмане требуют от христиан отречься от Христа, — то бывают случаи, когда требуют отречься от каких-то положений христианской веры.

Вот в данном случае требовали отречься от почитания икон. Но невозможно отречься от почитания икон и не отречься от почитания Христа, потому что Христос — это воплощенный Бог. Если Бог воплотился, то, значит, Он описуем на иконе, значит, возможны иконы. Если мы утверждаем, что иконы невозможны — я имею в виду не как картинки, а именно как священные изображения, в которых тот, кто изображен, по-настоящему реально пребывает, — если это невозможно, то, значит, и Христос не воплотился, и, значит, мы отрекаемся от Христа, независимо от того, насколько ясно мы это понимаем.

Если мы этого не понимаем, то это несколько извинительно, но все равно это грех и отпадение от Церкви. Уж как там Господь будет судить, и какие возможности раскаяться — это уже другое дело. Отпадать от Церкви нельзя.

Разумеется, это касается не только иконоборчества, но совершенно любого искажения православной веры. Если взять самое распространенное современное искажение православной веры, то это, конечно, экуменизм. Сейчас не будем подробно говорить о том, в чем оно состоит, но это тоже отречение от Христа. Это значит, что слова, которые Христос обратил к Церкви — “Созижду Церковь Мою”, — обращены к любому сообществу, которое хранит какую угодно веру или вообще никакую не хранит, но, по крайней мере, не ту, которую передали апостолы.

Если мы находимся в вере апостолов, то тогда мы никак не можем считать Церковью другие общины, которые возникли путем отступления от этой веры. Поэтому ересь экуменизма такая же, как ересь иконоборчества или ересь арианства, вообще как любая ересь. Поэтому пусть экуменизм на словах и не требует от нас отречения от Христа, а по сути это требование отречения.

И вот еще что важно — как св. Стефан кончал свои дни. Его убила толпа на рынке. Его вели по рынку как очень плохого человека. В конце концов, его стали бить, пока не забили до смерти. Почему у толпы бывает такая реакция? Почему они так обозлились на этого мученика? Кстати, в иконоборческий период, когда мучеников было не так уж и много, если сравнивать с временами больших гонений при языческих императорах, а вот нередко бывало именно так, что не государственные власти окончательно убивали мученика, а именно толпа, хотя власти, может быть, тоже собирались или хотели сделать то же самое, но “руки не успевали дойти”.

Потому что толпа обладает очень своеобразной психологией. Может быть, она и не очень своеобразна — смотря с чем сравнивать. Если сравнивать толпу с одним человеком, то тогда надо сравнить не со взрослым психически здоровым человеком, а либо с младенцем, то есть совсем маленьким ребенком, либо с умственно отсталым человеком. Вот это будет психология толпы. Чем она особенным отличается от психологии психически здорового человека?

Тем, что психически здоровый или пусть даже психически больной, но не умственно отсталый взрослый человек, — не младенец, а именно взрослый человек, хотя бы человек лет семи, — может на себя смотреть со стороны, думать о себе в третьем лице. Поэтому, если захочет, он может отнестись к себе критически. Он вообще все воспринимает не так однозначно, а как бы на нескольких этажах: “С одной стороны смотрю на себя, а с другой стороны сам же об этом думаю”.

На этом основан юмор, например, когда надо понимать, что слова или ситуация имеет два разных значения. Вот совсем маленькие дети юмора не понимают. Больные с умственной отсталостью (и еще с некоторыми видами личностных расстройств) тоже юмора не понимают. Так же у них не может быть нормальных механизмов совести. Могут вырабатываться другие механизмы, благодаря которым они запоминают, что вот так поступать не надо, — таким способом и учат умственно отсталых. Так же учат толпу. Но настоящего механизма совести быть не может, потому что это очень индивидуально. Поэтому толпа никогда не может быть христианской.

Мы это уже видели. В Неделю Ваий мы вроде бы празднуем событие, когда толпа была вроде бы как нельзя более христианской, она не просто приветствовала Иисуса как какого-то чудотворца и волшебника, а приветствовала Его как Мессию, на это указывал ритуал. И почему-то через неделю эта же самая толпа кричала известно что. Это потому, что сознательности у нее не было ни в тот момент, ни в следующий. Приветствие Иисуса толпой — это было исполнение Его слов о том, что камни возопиют. Камни могут вопиять, но чего они не могут? Они не могут, пока остаются камнями, становиться христианами.

Если они и вопиют что-то по делу и правильное, то это они делают как автоматы или в силу каких-то неличностных причин. Поэтому толпу легко как не имеющую и не способную иметь совесть подвигнуть к совершенно чему угодно — она абсолютно механически манипулируется. Если источник авторитета для толпы — в частности, это может быть, как против наших мучеников в период иконоборчества, государственная власть, или лидер в самой толпе — говорит, что надо делать так, или просто формирует какое-то отношение негативное или позитивное, то толпа в восторге или, наоборот, в негодовании бросается к соответствующей цели.

Поэтому надо понимать, что никто не может быть христианином в толпе. Толпа — это состояние человека — или еще, и тогда это хорошо, либо уже — неразумное. Если уже не разумное — то это плохо, что потерял разум. А если он его и не имел никогда, а пришел в толпу, которая учит чему-то хорошему, то тогда это и хорошо. Но в любом случае в толпе не может быть христианства.

Христианство может быть только в одном отдельно взятом человеке. Если таких отдельно взятых христиан набирается некоторое количество, то они, если продолжают быть христианами, не образуют толпу. А если они все-таки образуют толпу, причем, совершенно неважно, негодующая ли она, ненавидящая, восторженная, готовая задушить в объятиях кого-нибудь, то они тем самым от христианства своего отрекаются. Проще сказать — люди, которые образовали толпу, оскотиниваются.

Поэтому хорошо, когда христиане собираются вместе, но плохо, когда они образуют толпу. Настолько хорошо, когда они собираются вместе, что об этом говорится в псалме: “Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе?”Этот псалом говорит о Церкви, о том, что в ней христиане должны собираться. Это значит не просто хорошо, а это наша обязанность, потому что только в этом мы образуем Тело Христово.

Но собираясь в Церкви, мы помним, что каждый стоит перед Богом, каждый сам за себя отвечает, каждый судит сам себя, но не судит других. Вот тогда мы собираемся именно в Церкви. Если же мы начинаем, хоть даже и пришли в храм, судить других и переставать судить себя, то мы теряем сами себя и превращаемся в частицы биомассы, то есть в частицы толпы.

И вот если мы никогда в другом состоянии не были, то с нас один спрос, а если мы христиане, которые в чести бывше, не разумели этого, приложились к скотам бессмысленным и уподобились им, то ничего хорошего с нами не будет, конечно.

Поэтому будем стараться не отчуждаться от людей, стараться собираться с ними особенно в церкви, но и не только в церкви, а и во всех случаях, когда полезно нам общение с теми или иными людьми. Не надо так нарочито от него уклоняться, хотя бы это даже было для нас тяжеловато, но в тоже время никогда не будем становиться частицами толпы. Все время будем понимать, что мы стоим перед Богом, что никого рядом нет, а была только толпа, но есть я и Бог, и что мы Богу даем отчет.

Аминь.