Спасение, которое дарует нам Господь, — это состояние, которого человек сам по себе никогда не имел, и оно не может следовать механически из каких-то внешних условий. Еретическое учение о “первородном грехе”: откуда оно пошло и в чем его опасность. От чего зависит умаление или приумножение нашей веры. Чтобы Господь даровал нам спасения, мы должны делом показать, что хотим его получить.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодня мы совершаем воспоминание чудо о слепом, о том, как Господь исцелил слепорожденного. Это чудо само по себе имеет, как всякое евангельское событие, несколько этажей смысла, если можно так выразиться, да и многое в этом чуде было объяснено прямо Самим Господом. Поэтому много чему научает нас это чудо. Однако, остановимся на самом главном. Самое главное — это догматический смысл христианства, который тоже выражен, хотя и несколько прикровенным образом, в этом событии. Такое толкование дают и отцы Церкви, и в сегодняшнем богослужении праздника тоже об этом кратко говорится. И что самое главное в том, что там сказано?
Там сказано о том, как люди принимают Христа и что это для них значит. Прежде всего, вопросы: человек ли сам согрешил или родители его, “да слеп родися”, — и ответ Христа, что ни то, ни другое, “но да явятся дела Божия на нем”, — это как раз означает, что спасение, которое Господь даровал нам, оно совершенно не следует механически ни из какого предшествующего состояния, но это то состояние, которого человек никогда не имел. Потому что это не то состояние, которое мы утрачиваем в результате личных грехов, поскольку мы не можем его утратить, потому что мы его и не имели, — ведь спасение это такое состояние, когда согрешить уже нельзя. Это также не то состояние, которое мы утратили по вине наших родителей, иначе говоря — Адама и Евы, потому что они тоже были изначально в таком состоянии, когда можно было согрешить, а не в том конечном состоянии спасения, когда согрешить будет нельзя, и которого они не имели. И вот, действительно, Господь пришел, “да явятся дела Божия” на человеке. И мы видим, как они явились, эти дела Божии, —так, что исцеленный, понимая, что имеет дело с кем-то необычайным, назвал Его пророком, и тогда Господь ему открыл, что Он является Сыном Божиим, и открыл именно потому, что исцеленный в Него уверовал. Он спросил его сначала: “Веруешь ли ты в Сына Божия?” — и когда тот в ответ спросил: “А кто это такой, чтобы мне в Него веровать?” — Господь ответил, что это Он Сам, и тогда исцеленный исповедал веру в Него и стал Его учеником. А до этого он уже исповедал и пред фарисеями веру в то, что Исцеливший его есть пророк.
И вот, глубоко не правы те, кто думают, что мы отделены от спасения грехом наших прародителей, который от рождения переходит к нам. Это учение о так называемом “первородном грехе” было выдумано на Западе, и особенно его распространял (хотя и не он сам его выдумал) епископ Иппонийский Августин в начале V века, а впоследствии на Западе оно развилось до того, что все учение о Христе и о Его человечестве и о взаимоотношении Христа и людей совершенно исказилось. Поэтому и получилась латинская ересь, которая началась не с ереси об исхождении Святого Духа, а именно с ереси о Христе. Что здесь важно понимать, чтобы быть православными? — То, что прародительский грех изверг Адама и Еву из рая, и человеческая природа изменилась в том смысле, что стала смертной. Она стала смертной и предрасположенной ко греху. Однако, предрасположенность ко греху это не есть еще грех. Но поскольку предрасположенность ко греху приводит нас к тому, что мы действительно каждый лично грешим, то чтобы грех не продолжался вечно, введена смерть, которая ставит некоторый предел греху. И однако, сам по себе грех прародителей или родителей по наследству не передается; каждый отвечает только за свои личные грехи. И те, кто думают, что человеческая природа после грехопадения прародителей заражена грехом, который передается по наследству совершенно независимо от того, согрешил ли сам человек или нет, они очень глубоко заблуждаются. Потому что они забывают, что Христос не просто без греха, как говорит Апостол Павел, но Он при этом — и это одно из важнейших положений православного учения — единосущен нам, т.е. у Него одна человеческая природа с нами. Если же у Него одна человеческая природа с нами, и эта природа без греха, то тогда значит, что и наша природа сама по себе без греха. Т.е. мы сами по себе можем грешить, но природа наша тут не виновата, она общая для всех людей и такая же, как была у Христа. Если же думать иначе, то получается, что есть какие-то две человеческие природы: одна — с грехом, в которой грех передается по наследству, а другая, которую принял на себя Христос, — без греха. Но если грех является природным качеством и передается по наследству, то тогда получается, что Христос другой природы, нежели мы. А если Христос все-таки единосущен нам по человечеству и при этом безгрешен, то тогда грех — не природное качество и не передается по наследству. По наследству может передаваться только то, что является природным качеством. Так, по наследству от своих родителей мы, когда рождаемся, становимся людьми и людьми смертными, и всё, больше ничего тут не передается. Поэтому надо понимать, во-первых, что Христос единосущен нам и, будучи безгрешным, единосущен безгрешному естеству, хотя сами мы люди грешные, и поэтому никакого первородного греха, передающегося по наследству, не существует. А с другой стороны, мы должны понимать, что если мы начинаем искажать православное учение и верить в первородный грех, передающийся по наследству, то тогда нам придется признать, что Христос нам не единосущен, потому что наше человечество выходит другой природы, чем человечество Христа, — а тогда начнется отделение Христа по человеку от человечества всех нас, и это как раз и будет латинская ересь. Впрочем, и другие ереси тоже приходили к такому учению о наследовании греха (в частности, некоторые монофизитские течения) и к искажению учения о воплощении Бога. А все эти искажения как разрушают само учение о нашем спасении, так и вообще лишают возможности это спасение получить, потому что если мы находимся в такой церкви, где не знают, что такое спасение, то это верный признак того, что там спасения и не получить. Но Православная Церковь знает, что такое спасение. Это единство во Христе, единство такое, при котором мы начинаем жить жизнью Сына Божия в Троице; а в этой жизни уже теряется удобоподвижность ко греху и невозможно никакое грехопадение, т.е. грех действительно преодолевается навсегда. Вот об этом нам говорит сегодняшняя история в смысле высокой догматики.
Но конечно же, она о чем-то говорит и применительно к жизни каждого из нас, говорит о многом, но остановимся хотя бы на одном, даже, может быть, и не о главном. Когда отверзлись очи этого слепорожденного, разные люди, особенно начальство, фарисеи стали его призывать и склонять к тому, чтобы он либо отрекся от Христа (это было для них желательнее всего), согласившись, что это какой-то обманщик и человек не от Бога, либо, по крайней мере, не стал бы так ясно и твердо исповедовать, что он знает, что Человек этот именно от Бога. Но ни на что из этого исцеленный человек не согласился. И поэтому Господь, как сказано в Евангелии, когда услышал, что фарисеи его за это от себя прогнали, и он за исповедание Христа вошел, так сказать, в конфликт с начальством, — тогда уже только Он к нему подошел и открылся ему уже как Сын Божий, т.е. открылся гораздо полнее, чем сам этот человек сначала о Нем думал, когда приносил свое исповедание перед фарисеями. Вот так вот бывает и со всеми нами. Чтобы нам получить уверение от Бога, прежде всего внутреннее уверение, что Бог есть и не просто есть где-то там далеко, а именно действует в нас и промышляет о нашей жизни, — для этого мы должны сделать и даже постоянно должны делать что-то такое, где наша вера находится на пределе, где даже, можно сказать, нам ее не хватает. Т.е. от нас требуется часто поступать по заповедям так, как нам поступить затруднительно, потому что нам не хватает веры, мы чего-то боимся и т.д. Но мы должны знать, что раз по заповедям так поступать надо, то значит, хоть мы боимся, хоть мы не боимся (конечно, если мы будем так понимать, то мы будем меньше бояться), мы должны, вопреки нашему страху, поступать так, как надо, — и каждый раз, когда мы так поступаем, Господь нам открывается на некотором новом уровне, и наша вера приумножается. Никаким другим способом она вообще приумножаться не может. В то же время каждый раз, когда мы отступаем, над нами совершаются, пусть и в малом масштабе и еще не окончательно, те слова, которые Господь говорит о людях, которые постыдятся Его пред человеками, — что этих людей и Он постыдится пред Отцом Небесным. Иными словами, при сознательном отступлении от заповедей наша вера разрушается. Потому что, как мы видим, в живой и даже в неживой природе нет ничего постоянного и неизменного, а есть только рост и развитие или разложение и гибель. Поэтому наша вера тоже может только или уничтожаться, или развиваться и приумножаться. И это происходит в зависимости от того, как мы нашей верой пользуемся. Если мы поступаем по вере, хотя нам, может быть, и страшно поступать, и многие вокруг говорят, чтобы мы так не делали, — то тогда вера наша всегда приумножается, тогда мы оказываемся победителями, потому что Господь Сам в нас побеждает. Если же мы уступаем и отступаем, то тогда наша вера уменьшается, и подобное же искушение встретит нас и в следующий раз, и тогда нам будет еще труднее его преодолеть. А если мы опять уступим, то потом будет еще труднее и еще труднее, — и так люди окончательно попадают в сети диавола и уже совершенно не могут из них выйти. Это подобно привыканию к какому-нибудь наркотику; в принципе, наркотик это просто частный случай искушения, и все искушения этого мира по большому счету являются наркотиками. Если мы грешим и поступаем по своим страстям, то возникает привыкание, и чем больше ты уступаешь своему желанию принять очередную дозу, тем большая доза требуется тебе в следующий раз и тем чаще требуется ее принимать, т.е. зависимость все увеличивается, а способность участвовать в нормальной жизни, в данном случае в жизни христианской, в жизни для Царствия Небесного, становится все меньше и меньше, пока ее не остается совсем и человек не умирает окончательно — причем умирает и физически, и для жизни вечной, что гораздо хуже.
Поэтому Господь да подаст нам, чтобы наши очи отверзлись, потому что в духовном смысле мы все слепорожденные, поскольку никто из нас от рождения Царствия Небесного не видел и не знает, это превосходит возможность человеческой природы. Но для того, чтобы Господь дал нам Свое сверхъестественное, превосходящее человеческую природу, мы должны быть такими людьми, которые хотели бы это получить и были настроены на то, чтобы это получить, как тот самый исцеленный человек. И наш настрой, конечно, проявляется только в деле — будем ли мы исповедовать Христа, когда начнутся искушения, будем ли мы исполнять Его заповеди или нет. Как мы помним, многие люди, например, девять из десяти прокаженных, тоже исцелились, но совершенно не благодарили Бога и не уверовали, и их телесное здравие послужило только к осуждению душевному. Поэтому даже если Господь совершит над нами какое-то исцеление, это еще не значит, что мы получаем спасение души. Спасение души мы получаем и когда Господь дает нам исцеление, и когда не дает, но главное — тогда, когда у нас есть готовность принять Господа и отказаться от всех этих наркотиков, которыми являются соблазны мира сего. Аминь.