Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня наступил, наконец, день, когда опять мы вернулись с завершением года к притче о блудном сыне. И каждый год мы её читаем. Она, конечно, настолько нам знакома, что каждый может её легко пересказать, но всё время как-то по-новому понимается, хотя бы уж, если не за счёт чего-то другого, то за счёт того, что какие-то новые жизненные впечатления у нас о окружающих, и, главное, о нас самих (и очень многие из них — хотелось бы поменьше) приходятся на эту же самую службу, приходятся на эту же притчу о блудном сыне. И, конечно, она очень универсальна, очень многими способами она на многих людях исполняется. Но вот в истинном православии можем особенно встретить два таких сюжета, когда эта притча исполняется на человеке – это я говорю из той статистики, которая у меня собралась. Это не значит, что на самом деле чаще всего бывает именно так. Может быть и не так, и точно, что есть бесконечное число разных способов, которыми иначе это может на нас сбываться.

Первое (особенно это бывает по молодости): когда, вроде бы, в церкви всё хорошо; человек ходит туда; а потом… — Нельзя же всю свою жизнь подчинить пребыванию в церкви. Ну, если в монашестве, то можно, конечно, и то затруднительно. А не в монашестве — так, конечно же, нет: надо как-то выстраивать и остальную жизнь, чтобы это было гармонично. Но это легко сказать, и даже подумать, и даже захотеть, но очень часто на практике это не делается. Получается, что у человека жизнь как бы раздваивается: тут вот у него церковная жизнь, а там у него то, чем он, собственно, и живёт. И вот это состояние обычно долго не продолжается. Хочется сказать, — и так, конечно, иногда и бывает, — что, в конце концов, человек выбирает церковное, а от нецерковного отстаёт, но чаще всё это развивается иначе. Человек выбирает — он думает, что он вообще не выбирает, а всё как-то развивается само, — но он выбирает не церковное. Он просто выбирает свою жизнь, и таким образом он фактически расцерковляется: и вот, живёт в кругу тех своих, может быть, друзей или не друзей, но, по крайней мере, людей, к которым он привык как-то. Живёт, и, вроде, всё ему неплохо. Но потом проходит не очень продолжительное время, — редко, если это несколько лет проходит, а бывает и меньше, в пределах одного-двух лет, — и там начинает всё ломаться, и, может быть, чем дальше, тем хуже. Вот, в притче сегодняшней об этом было сказано, что в той стране наступает голод. Когда он туда пришёл, всё было неплохо; пожил там, и казалось, что и дальше там будет жить; а потом там голод. Если просто смотреть эту притчу, то может показаться, что это случайно было. Потому что в любой стране голод может быть, а может и не быть, а может и в родной стране, в конце концов. Но если смотреть на эту притчу как на изложение некоторых постоянно бывающих истин, то голод там будет обязательно. И, вот, дальше непонятно, что делать, потому что вернуться, конечно, трудно. Но другого пути нет. И надо эту трудность преодолеть, как блудный сын в сегодняшней притче и сделал. И там написано, что ему было действительно это трудно, т.е. ему было, что преодолевать, а не то, что он сразу: «А, здесь плохо всё стало – надо возвращаться!» Конечно, он понимал, что возвращаться будет несколько затруднительно, но он на это пошёл и правильно сделал. И так действительно тоже люди делают, но, к сожалению, не все. Поняв, что они отпали, такие люди не захотели смириться с этим и вернулись. Слава Богу, если вернулись, а если не вернулся кто-то ещё, то, пока человек жив, то можно уповать на то, что он вернётся, и об этом надо молиться. Это вот один такой стандартный путь для нашей истинно-православной церкви.

Второй путь ещё более распространён, к сожалению, потому что он менее связан с внешними обстоятельствами, и поэтому труднее остановиться на этом пути: это когда расцерковление происходит внутреннее и незаметное. Человек, может быть, и сохраняет привычку ходить в храм, но внутренне у него происходит то, что его храм как-то не трогает особенно (хотя он, может быть, и способен себя заставлять), зато есть много другого в жизни, что его трогает и по-настоящему занимает. Причём, это может быть что-то такое, что явно нельзя назвать греховным и запрещённым для христиан: это может быть вполне разрешённое, но он начинает этим увлекаться, как некою страстью. То, что я описал сейчас, часто называют термином «выгорание». Оно свойственно не только всяким профессионалам церковного дела, но и просто обычным прихожанам. Такие люди сколько-то так побудут-побудут, а потом отвалятся. Или сделают то, что действительно в такой ситуации надо делать. Во-первых: можно ли сделать, чтоб такая ситуация не наступала? Скорее всего, надо ответить, что нельзя. Потому что нельзя и не полезно для нас, чтобы, живя в миру, мы не испытывали никаких искушений, чтобы на нас ничто не нападало и не оттягивало на сторону. Поэтому то, что временами это стремление к церкви, которое у нас когда-то было, оно потом прекращается — это, в общем-то, дело совершенно обычное. И ничего в этом страшного нет, потому что то, что оно было — отчасти это наше такое увлечение всем новым, а в лучшем случае это была благодать Божия, которая нас приводила. Такая приводящая благодать Божия, — она непременно должна отняться, потому что это то, что даётся даром, для того, чтобы ты вкусил и увидел «яко благ Господь», и дальше уже сам начал для этого трудиться — и для этого опять будет помощь благодати Божий, но уже не такая, а другая. И ты должен прежде всего понять, что тебе действительно без благодати Божией не справиться, и вот поэтому, если возникает такое охлаждение, то это вообще совершенно не повод для того, чтобы приходить в какое-то там отчаяние.

Это совершенно нормальная «болезнь роста», и надо просто заранее знать, что в этом случае надо делать. Первое, что тут надо, — это не что-то делать, а чего-то не делать. Иными словами, надо терпеть. Если не терпеть, то вообще ничего не получится. И даже, если ты точно будешь знать, что надо делать, ты не сможешь это сделать, потому что у тебя нет терпения. Поэтому просто терпи эти неприятные ощущения, которые уже точно надо претерпеть. Не бывает никакого пути спасения, чтобы ничего терпеть было не надо — мы это, кстати, давно уже знаем. Вот и не надо забывать. Ну а если терпеть, то дальше просто ждать, когда Господь укрепит, и просить, чтобы, несмотря на наше охлаждение, была помощь Божия, чтобы хоть как-то, – «хоть тушкой, хоть чучелком», — но чтобы всё-таки как-то держаться церкви.  И так это и будет обязательно, просто вопрос в том, сколько придётся терпеть. Кому-то, может, придётся терпеть один день или меньше даже, а кому-то, может, придётся терпеть год, но это неважно. Терпеть придётся столько, сколько полезно. Главное, что пока терпишь, всё равно, спустя какое-то время этого терпения, пока ещё период «надо терпеть» не кончился, ты чувствуешь, что всё равно это лучшее, что с тобой в жизни могло произойти, что всё равно лучше так, что всё равно помощь Божия таким образом и ощущается, когда она может ощущаться через её отсутствие. Об этом много у святых написано разного, но я не буду это пересказывать. Просто мы тут никак не остаёмся в проигрыше. Если мы оказываемся даже перед лицом искушений, и если мы только реагируем на них так, как это нужно делать по-церковному, по-настоящему, то мы всегда будем не только не в проигрыше, но мы всегда будем в выигрыше. Вот здесь надо совершенно не сомневаться. Поэтому надо полагаться на Бога, и тогда можно даже и не уходить на эту самую страну далече. Но в принципе Бог никого не держит. Если ты очень хочешь уйти на страну далече, то имеешь право. Притча, кстати, сегодняшняя подчёркивает, что младший сын был совершенно в своём праве, поэтому и не мог его удержать отец, что он имел право так сделать. Но, если уж так сделал, хватило тебе на это глупости, так сказать, «духовной», то дальше тоже знай, что надо делать. Дальше надо возвращаться. Если не дожидаться до того, как там будет глад, то это ещё лучше, а возвращаться надо сразу. Когда бы то ни было возвратиться – это всегда хорошо!

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)