Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Св. Филарета (Вознесенского), который был главой Русской Зарубежной Церкви с 1965 по 1985 гг., еще при жизни многие считали святым; причинами церковных разделений должны служить не политика и амбиции, а догматика и каноны, как это и было при Митрополите Филарете; в 1998 году случайно обнаружились нетленные мощи Митрополита Филарета, но митрополит Лавр, который позднее и сдал Зарубежную Церковь, велел их снова закопать; изменение церковного календаря — один из шагов в сторону еретиков – католиков и протестантов — было сделано в рамках развития экуменизма, после чего появились новостильники и старостильники; после снятия анафем между папой Римским и патриархом Константинопольским в 1965 году многие перешли из новостильной в старостильную Церковь Греции, а Митрополит Филарет прервал общение с новостильниками и вступил в общение со старостильниками; в “Скорбных посланиях” Митрополита Филарета речь шла о том, что происходящее несовместимо с православием; собор Зарубежной Церкви 1983 года принял анафему экуменизму; после смерти Митрополита Филарета в 1985 году Зарубежная Церковь полетела под откос, но она успела рукоположить епископов для Русской Катакомбной Церкви; при жизни Митрополит Филарет был окружен не только непониманием чужих, но и непониманием своих, но он держался и делал все, что мог; настоящие плоды нашей деятельности, какой бы то ни было, бывают только в Царствии Небесном.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память митрополита Филарета (Вознесенского), который был первоиерархом, то есть главой, Русской Зарубежной Церкви с 1965 года до своей смерти в 1985 году.

Уже при жизни было немало людей, которые считали его святым. Но едва ли не больше было тех, кто признавал, что он, что называется, хороший человек, но он их страшно раздражал, они его терпеть не могли.И очень не любили, что самое главное, то руководство, которое, насколько это от него зависело, — к сожалению, не очень много, — он пытался внедрить в Зарубежной Церкви.

Когда он умер, то враждебные ему силы в Зарубежной Церкви взяли реванш, Церковь возвратилась к своему непонятно какому исповеданию веры — было важно, что это Церковь русского народа, а во что она верует — стало опять не важно. Это привело, в конце концов, к закономерному финалу в 2007 г., когда значительная ее часть, — две трети где-то – была проглочена Московской патриархией самым бесславным образом. Потому что когда причинами разделений служат политика и амбиции, то кончается это всегда плохо. Конечно, причинами разделений должны служить догматика и каноны, как это и было при Митрополите Филарете.

Но когда уже весь этот процесс шел полным ходом, все просто не катилось, а летело под откос, в 1998 году, чуть больше 10 лет назад, произошло не какое-то новое чудо, а удостоверение чуда, которое уже было. Совершенно случайно тогда еще не митрополит, а архиепископ Лавр, который был антагонистом и прямой противоположностью Митрополиту Филарету, и который как раз и сдал Зарубежную Церковь окончательно, занимался в Джорданвиле руководством ремонтных работ, и ремонт проходил как раз в том месте, где был похоронен Митрополит Филарет. К тому времени прошло уже 13 лет со дня его смерти. Он умер в 1985, а те события, о которых я сейчас вспоминаю, — это 1998 год.

Получилось так, что при работах потревожили гроб митрополита Филарета. Гроб открылся, и там были нетленные мощи. Причем никакими естественными явлениями в данном случае объяснить нетление мощей было невозможно. Потому что там была сырость и плохие условия для сохранности тела.Это доказывалось тем, что металлические застежки Евангелия, с которым, по обычаю, был похоронен Митрополит Филарет, проржавели и развалились в пыль.

А то, что само тело было полностью нетленным, даже и сохраняло какой-то живой цвет — это видели многие люди, и это даже сняли на фотографиях, хотя митрополит Лавр запретил фотографировать, но в таких случаях запреты всегда нарушаются. Да и кто он такой, чтобы запрещать? И все это стало известно, несмотря на то, что потом, по распоряжению митрополита Лавра, тело опять закопали. И сейчас тоже можно подойти к его мощам, но они под спудом опять, но мы знаем, что там были нетленные мощи.

Будет правильно сказать, что само по себе нетление мощей не доказывает святость. Помимо естественных причин нетления мощей, которые в данном случае можно исключить, бывают и сверхъестественные причины. Бывает, что земля не принимает какого-то человека, например, и вообще бывает то, чего мы не знаем, и это надо тоже иметь в виду. Поэтому только лишь нетление мощей никогда не берется Церковью во внимание как доказательство чьей-то святости. И наоборот, если мощи оказались тленными и истлели до костей, то это тоже не значит, что данный человек не был святым.

Святость удостоверяется множеством признаков, и нетление мощей из них не главный. Пока еще не знали про нетление мощей Митрополита Филарета, все равно знали, что он святой. Так получилось, что в журнале “Вертоград”, который издается при участии нашего прихода, в номере, вышедшем за две недели до этого события, была опубликована статья одной из наших нынешних монахинь (а тогда она еще не была монахиней), которая выражала наше общее мнение, что Митрополит Филарет свят, и именно то, что делал он, и является православием. Эта статья сначала еще была написана, потом — опубликована, потом этот номер журнала вышел. А потом через две недели после того, как он вышел, произошло это событие. То, что могли такое написать, сейчас нам доказывает (если бы у нас была какая-нибудь амнезия, то, благодаря сохранившемуся печатному свидетельству, мы все равно должны были бы вспомнить), что многие люди и тогда понимали, что Филарет был святой. Конечно, это относится к тем, кто понимал, что такое православие.

А вот что же такое православие? Как об этом учил Митрополит Филарет? Я, конечно, сейчас не буду все перечислять, а только самое главное скажу, и тогда, наверное, ограничусь двумя пунктами.

Еще с 1920-х годов во всей Православной Церкви, не только в России, где были известные нам политические условия, но, фактически, всюду сказалось то, что рухнула Российская империя. И православные стали думать, к кому бы им прицепиться, чтобы кто-то их защитил, кроме Бога, потому что защита от Бога показалась недостаточной. И то, что у нас здесь было с большевиками — это один разговор. Ничего хорошегов нем нет, но сейчас я вспоминать его не буду. А то, что было за пределами России, тоже было не очень хорошо.

И такой опорой выбрали Британскую империю. Это потребовало так называемого экуменизма — когда были сделаны всяческие шаги навстречу с различными еретиками — англиканами и католиками. Были сделаны разные шаги, очень грубо нарушавшие православное вероучение. Один шаг был сделан очень резкий, символический и попадавший под анафему соборов конца XVI века — изменили церковный календарь в части неподвижных праздников. Ввели так называемый “новоюлианский календарь”.

Причем наш Патриарх Тихон его тоже ввел, но потом отменил. Он был у нас введен в течение нескольких месяцев, но этому распоряжению Патриарха Тихона практически никто не следовал, после чего он сам все отменил. То есть он покаялся и исправился.

А там, где не покаялись и не исправились — в Греции и других местах — и произошло всюду разделение. И знаменем этого разделения, естественно, стал разный календарь — появились новостильники-экуменисты и старостильники. И так это продолжалось до 1960-х годов с переменным успехом. Старостильники, конечно, были все время гонимы. Иногда это касалось и русских монахов в эмиграции, например, из-за этого разогнали Валаамский монастырь, когда там еще была не советская Россия, а Финляндия. Те, кто хотел оставаться в православии, должны были покинуть остров — и кто куда девался. Кто-то прибыл в советскую Россию и стал новомучеником, а кто-то в Париж — кто куда.

В 1965 году экуменизм взял новую высоту — Константинопольский Патриарх Афинагор вместе с Папой Римским Павлом VI, который действовал, естественно, от лица всей Католической Церкви, сняли друг с друга анафемы, которые были наложены в 1054 году, то есть за 900 лет до этих событий, и на основании которых произошло окончательное разделение между католиками и православными.Они решили своей властью эти анафемы отменить, что, конечно, было еще большим проявлением ереси. Потому что католики не меняли своего учения, никак не каялись, а мы знаем, что если кто-то отменяет или не признает анафемы, наложенные прежде бывшими отцами или соборами, тогда он сам подлежит тем же самым анафемам.

Анафема не может быть исправлена. Может быть обнаружено, что она изначально неправильно была наложена — кто-то там решил, что нужна анафема, но ошибся. Но если ничего такого не обнаруживается, то нельзя просто так взять и анафему отменить, можно просто самим под нее попасть — единственный способ отменить.

Конечно, после этого многие в Греции, кто еще как-то мирился перед этим с ситуацией, ушли из новостильной Церкви, и старостильная Истинно-Православная Церковь Греции получила большое количество новых людей — монастырей и приходов. А Зарубежная Церковь к тому времени была официально в общении с новостильниками.

Тогда Митрополит Филарет, который как раз в 1965 году ее возглавил, понял, что это так оставить невозможно, хотя все остальные главы Православных Церквей решили, что все нормально, все хорошо. И он стал писать главам Православных Церквей открытые послания. Они вошли в историю как “Скорбные послания”, писавшиеся с 1965 по 1972 год. Три послания таких было, где он говорил о том, что то, что делают так называемые православные — это совершенно ни в какие ворота не лезет и с православием несовместимо. Конечно, он взывал к тому, чтобы они одумались. И как уже можно было ожидать — никто там не одумался.

Но это привело к тому, что Зарубежная Церковь вышла из общения с этими еретиками и установила общение со старостильниками. К сожалению, в самой Зарубежной Церкви хватало собственных еретиков и не удавалось держаться этого курса. Но Митрополит Филарет старался.

Вторым и последним, о котором я скажу, плодом его стараний был в 1983 году Собор Зарубежной Церкви, который принял анафему ереси экуменизма. С тех пор все, кто хочет стоять в истинном православии, признают эту анафему.

Конечно, эту анафему необходимо было дополнить, что впоследствии и сделали, именами конкретных еретиков, которые особенно виноваты в XX веке во всем этом. А то получалось, что назвали болезнь, но не назвали больных — так церковные соборы не делают. А это было связано с тем, что много разных сил боролось в Зарубежной Церкви. Но Митрополит Филарет сделал все, что мог.

К сожалению, в 1985 году, повторю, он уже умер. И потом все пошло под откос. Сначала не так быстро, хотя тоже быстро, а потом даже не пошло, а полетело, что мы сейчас и видим. Но, к счастью великому, Зарубежная Церковь, во-первых, и за границей тоже не вся упала в пропасть, а главное, что, уже двигаясь в пропасть, она успела отдать часть своей благодати и апостольского приемства Русской Катакомбной Церкви, которая здесь еще сохранялась к началу 90-х годов, но у которой уже не сохранялось епископов — они все вымерли, последние — еще в 80-ые годы. Поэтому было не возобновить священство. А священники, естественно, все были старые, давно рукоположены, они еще не вымерли к тому времени, но вымирали. И вот, благодаря Зарубежной Церкви, удалось восстановить преемство епископата, и, конечно, обновить священство — рукоположить новых. Поэтому от Зарубежной Церкви была тогда польза, и сейчас от нее что-то осталось, слава Богу. И все это благодаря тому, что был Митрополит Филарет.

И вот, чему он нас учит сегодня? Конечно, можно сказать, и это будет правильно, но слишком очевидно, хотя, наверное, это самое главное, что надо хранить православную веру, и не надо делать “как все”, а надо смотреть, как делают святые отцы: так же мы будем веровать, как святые отцы, или так, как все у нас тут вокруг. Потому что кто так думает, что мы будем как все вокруг и тогда мы будем православными, те всегда ошибаются. Это показывает история и средневековой, и древней Церкви, но то же самое показывает и история Церкви в XXвеке. И вот, в лице своих святых, таких как Митрополит Филарет, Церковь нам указывает, что так делать нельзя.

Это самое главное, но это самое очевидное, а я хочу сказать еще и о другом. Как Митрополит Филарет жил? Он был окружен не просто непониманием чужих — это ладно еще, что тут сделать — работа такая. Но он был окружен еще и полным непониманием своих — крайне мало было людей, которым можно было доверять, а среди них он еще мало с кем имел общий язык — некоторые из них совсем не знали русского языка. Некоторые знали только английский или греческий, а Митрополит Филарет не знал, по крайней мере, хорошо, английского языка, а греческого, я думаю, он вообще не знал. Тем не менее, он держался и делал все, что можно.

Можно посмотреть житейски, что же ему удавалось сделать? Очень мало удавалось, как что-нибудь удастся, потом почти все разваливается, никаких надежд на то, что дальше это сохранится, нет, и Зарубежная Церковь, как и можно было ожидать, предполагая, что исход будет худшим, и закончила наихудшим образом — объединилась с Московской патриархией.

Казалось бы, что может быть хуже с точки зрения самого Митрополита Филарета, если бы он смотрел житейски? Но он смотрел совершенно не так. Он смотрел, как положено христианину смотреть, а не житейски. Он прекрасно понимал, что на земле плоды усилий могут быть нулевыми. Но, во-первых, надо делать все для того, чтобы было Царствие Небесное для тех, кто сейчас участвует в этих усилиях — для него самого и для тех, кто тут рядом. И, во-вторых, тогда можно было быть уверенным, что пусть и немногие люди, пусть не все те, кто хотелось бы, воспользовались плодами этих дел, но хоть кто-нибудь, чтобы они все-таки получили истинное православие.

И, действительно, нашлись такие. И это даже не единицы и не десятки, которые именно из рук Митрополита Филарета, именно по этой традиции, а не какой-то другой, которая, может быть, ничем не хуже, но все-таки именно из рук Митрополита Филарета к настоящему времени получили православие. И мы тоже к ним относимся.

Поэтому не надо нам унывать, когда мы видим, что плоды наших дел ничтожны, перспективы развития никакой, а то, что сейчас есть, то тоже, скорей всего, уничтожится. Если мы в этих ожиданиях окажемся совершенно правы, — что, кстати, не факт, но очень вероятно, что правы, — то это тоже не повод для уныния. Потому что настоящие плоды нашей деятельности, какой бы то ни было, бывают только в Царствии Небесном.

Аминь.