Праздник Пятидесятницы — воспоминание дарования Нового Завета; апостолы не уходили из Иерусалима, ожидая снисхождения Святого Духа, которое означало дарование Завета; два Завета — на Синае и на Сионе; только получив Завет, апостолы смогли пойти на проповедь; по существу дело Завета является жизнью Бога в нас; чтобы войти в Новый Израиль, каждый из нас должен лично принять Новый Завет; Святый Дух был дарован каждому из апостолов в отдельности, поэтому мы не можем спасаться за счет принадлежности к какой-то церковной организации; пока мы не облекаемся для какого-то дела силою свыше, нам не надо его делать; что-то нужно делать тогда, когда неделание этого будет грехом; по заповеди нужно сначала уклониться от зла, а потом избирать благо; прежде всего, мы не должны разорять свою внутреннюю жизнь; посещать богослужения необходимо, чтобы пропитаться изнутри звучащими в них текстами, а это главное условие для того, чтобы мы могли облечься силою свыше.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы совершаем праздник Пятидесятницы, который является одним из самых главных еще и иудейских праздников, а также праздников христианства, потому что в этот праздник мы совершаем воспоминание того, как нам был дарован Новый Завет.

Новый Завет, подобно Ветхому Завету, был дарован на пятидесятый день после Пасхи. Только теперь уже не после ветхозаветной Пасхи, потому что не было еще никакого второго исхождения их Египта, — а Пасхи новозаветной, которая была исхождением из Египта смерти, из Египта греха, поэтому она была в свое время прообразована ветхозаветной Пасхой.

На пятидесятый день после новозаветной Пасхи, т.е. после Воскресения Христова, был дарован Дух Святый. Этот Дух Святый означал дарование Завета. И именно потому апостолы не могли уходить из Иерусалима на проповедь до того, как это произошло. Они имели повеление сидеть в Иерусалиме и ждать, когда это произойдет, потому что они не имели, как сказано в Евангелии “силы свыше”, чтобы уйти из Иерусалима на проповедь во весь мир.

А что это была за “сила свыше”, и какой в ней смысл? А смысл в том, что они должны были получить Новый Завет. Потому что Новый Завет был провозглашен. Во исполнение Нового Завета пришел Христос, но само заключение Нового Завета должно было быть таким же откровением, каким было откровение Моисею на Синае, — только теперь уже не на Синае было это Откровение, а на другой горе — на Сионе. Поэтому в Послании к Евреям так много говорится о сравнении Сиона и Синая, и о том, насколько Сион превосходнее Синая. Но, тем не менее, сравнение это уместно, потому что и там и там, на одной горе и на другой, был дарован Завет. Только Завет, который был дарован на горе Синай, подготавливал время, когда будет дарован (а для нашего времени мы уже скажем, что был дарован) Завет на горе Сион.

И Сион является не только образом Небесного Иерусалима, — хотя он, конечно, таковым тоже является, — а он является местом присутствия Небесного Иерусалима, потому что, когда пришел Святый Дух, то сама небесная реальность спустилась на землю, подобно тому, как это произошло уже изначально в воплощении Христовом. И поэтому Царствие Небесное открылось, придя к апостолам, собравшимся в Сионской горнице на холме Сионском. И только после этого, получив Завет, они смогли пойти на проповедь.

Мы часто думаем, что Завет — это какое-то учение. В крайнем случае — это учение, к которому добавляются какие-то обетования и исполнение этих обетований. Но это — очень поверхностное понимание. Точнее сказать, учение, которое усваивается умом, и обетование, которое совершается потом в течение земной истории и в течение жизни каждого из нас, это, скорее, следствие того, что является сутью Завета, точнее, его внешнее проявление.

А чем по существу является дело Завета?По существу дело Завета является жизнью Бога в нас. Только в Ветхом Завете это была жизнь Бога в Его избранном народе, в Израиле, когда Он сказал: “Вселюся в вы и похожду”, когда Скиния Божия стала сопутствовать Израилю сразу после того, как был дарован на горе Синайской Завет. Потому что именно там Моисей получил повеление сделать скинию земную по образцу небесного жилища Божия, которое было ему показано в Откровении на Синае.

Но в Новом Завете происходит то, о чем еще в свое время сказал пророк Иеремия, пообещав это заранее. И несколько другими словами, но похоже, говорил пророк Иезекииль. О том, что будет еще другой Завет — Новый. Само выражение “Новый Завет” появляется, разумеется, еще в Ветхом Завете, так как еще в Ветхом Завете важно было сказать, что завет этот — временный, а потом будет другой. И вот, Иеремия говорит, что Новый Завет будет заключен не только с народом в целом, но и с каждым из людей и даже внутри каждого из людей будущего Нового Израиля. И это будет не на скрижалях каменных, как в Ветхом Завете, а на скрижалях сердца плотяных. То есть для того, чтобы войти в Новый Израиль, новый Народ Божий, каждый из нас должен лично принять этот Завет.

И вот это и произошло, когда не просто явились огненные языки в день Пятидесятницы, но когда они разделились. Когда они разделились таким образом, что над каждым из апостолов был отдельный язык пламени. Что это означало? Это означало, что Откровение Святого Духа, точнее, Сам Святой Дух, который является Своим Откровением, был дарован не просто апостолам как совокупности, хотя и это тоже, но каждому из них в отдельности.

Поэтому мы не можем спасаться, как думают некоторые, называющие себя христианами, только потому, что мы пришли в правильную общину. Такое мнение официально принято лишь у некоторых протестантов, но, к сожалению, многие даже и в православии так думают, хотя никто не говорит, что это такой догмат. Например, пришли мы в правильную церковь, и теперь мы автоматически спасаемся.

Этого не получается, потому что спасаемся мы только тогда, когда мы не просто пришли в правильную церковь, но мы еще правильно туда пришли и правильно там спасаемся. То есть мы должны каждый жить по-своему, и при этом, правильно, каждый должен исправляться.

Мы можем всю жизнь, с точки зрения внешнего наблюдателя, быть хорошими православными христианами, пребывавшими и скончавшимися в истинной церкви Христовой, но, в то же время, на самом деле, — этого даже многие святые отцы опасались и сам апостол Павел, — быть совершенно вне церкви, и быть подобно кимвалу бряцающему, проповедуя другим, но сами оказавшись неключимыми.

Но также нужно помнить о сегодняшнем празднике на уровне другом, на уровне наших повседневных дел и нашей повседневной жизни. Потому что все великие божественные истины обязательно содержат не только догматическое учение о спасении человеческого рода, но они обязательно содержат и аскетическое учение о том, как спасаться каждому из нас, на его собственном месте. Здесь мы можем извлечь разные уроки, но самый очевидный, мне кажется, заключается в том, что без особого повеления Божия, пока мы не облекаемся для этого дела некоей силой свыше, не надо нам ничего делать.

Очень часто мы начинаем кого-то чему-то учить, и что еще хуже — учить христианству. И мы это делаем потому, что, как нам кажется, он не знает, а мы знаем, поэтому мы должны его учить. Это нам так кажется. А на самом деле, мы это делаем потому, что мы превозносимся над ним своим знанием, скорее всего мнимым, но даже хотя бы и настоящим: все равно, когда мы превозносимся, оно превращается в мнимое. И хотим самоутвердиться по отношению к этому человеку. Показать свою власть над ним, или установить свою власть, на самом деле, под предлогом того, что мы его чему-то, якобы, научаем.

Часто это приводит к каким-то очень дурным последствиям, даже в деловых и бытовых отношениях, но духовно это приводит к дурным последствиям абсолютно всегда. Поэтому, мы должны знать, к кому и когда обращаться, кого и когда учить, и даже просто, что и когда нам делать.

Конечно, в некоторых случаях мы можем испытывать некое особое вдохновение Божие, но тут надо понимать, что такие случаи могут быть разве что большим исключением. Потому что очень легко испытать вдохновение Божие, если настроиться на то, что мы должны его испытать. Но это вдохновение будет, конечно, не Божиим, а бесовским, будет мнимым. Потому что, если мы хотим каких-нибудь чудес и особых духовных состояний, особенно если мы будем упорствовать в этом желании, то мы получим и чудеса, и особые духовные состояния.

Но есть такой более простой и трезвый путь. Когда мы должны что-то делать или, наоборот, не делать, как нам это решить? Обычно делать нужно тогда, когда грех будет — не делать. Бывает, что сложно понять — что благо, но тогда бывает легче понять, что составляет зло, или что составляет наибольшее зло. По крайней мере, от этого уклониться мы можем.

Заповедь нам дана такая, чтобы мы уклонились от зла и избрали благо, но, недаром сказано в начале уклониться от зла, потому что только при таком условии можно будет избрать благо. И тем, чтобы уклоняться от зла, мы можем легко руководствоваться.

Когда действительно получается, что мы не наставляем кого-то, кого мы обязаны наставлять, кто ждет от нас наставления, и не потому, что это ему просто взбрело в голову, а потому что он действительно находится в какой-то зависимости от нас, — тогда мы должны что-то говорить и молиться Богу, чтобы Он нас вразумил, и Он нас вразумит. Может быть, Он нас не вразумит настолько, чтобы мы понимали всю теорию какого-то вопроса, чтобы написать о нем какое-то поучение и преподать наставления в нем каким-то группам людей, но, по крайней мере, он нас вразумит настолько, что данному конкретному человеку в данной конкретной ситуации мы все таки сможем сказать то, что ему на потребу.

И это мы должны помнить даже в бытовых делах, даже в тех делах, которые с христианством не связаны, но особенно мы должны это помнить в тех делах, которые связаны с судьбами церкви. Потому что сейчас мы видим, что те разрозненные осколки, которые представляет собой сейчас во всем мире, но особенно в русской традиции, истинно-православная церковь, они, возможно, еще не облеклись силою свыше, чтобы проповедовать по всему миру.

Но, по крайней мере, нужно сидеть в своем Иерусалиме, и нужно заниматься тем, чем занимались там апостолы. А чем они занимались до Пятидесятницы? Тем, что они собирались, молились и совершали Евхаристию. И потом, когда они пошли проповедовать по всему миру, они ведь не бросили это занятие, они стали его совершать в тех условиях, в которых оказывались.

И мы, прежде всего, не должны разорять свою внутреннюю жизнь. Поэтому, что бы ни происходило у нас на общецерковном фоне, мы должны стараться, каждый на своем месте, жить, по возможности,церковно самим. Пока есть возможность причащаться, готовиться и исповедоваться и вообще участвовать в церковном богослужении, то надо это делать. Кто может дойти до церкви, тот должен до нее доходить, потому что, если он этого делать не будет, Господь отнимет эту возможность, скорее всего. То ли у него лично отнимет — он заболеет или переедет, или ему придется куда-то уехать поневоле, или вообще эту церковь закроют, и т.д. Все это может быть.

И нужно стараться, конечно, ухватить те немногие куски богослужения, которые можно застать, приходя в церковь раз в неделю, или, тем более, реже, чем раз в неделю.

Еще хотелось бы особо сказать о том, что в церкви все-таки есть не только Евхаристия, но есть то богослужение, все остальное, которое подводит нас к Евхаристии. Почему все это остальное богослужение подводит нас к Евхаристии, чем оно это делает? — Тем, что оно объясняет смысл христианской жизни вообще, празднования разных событий и так далее.

И для того, чтобы это понять, недостаточно просто стоять на службе, разобрать все слова, и прочитать их в тексте книги еще к тому же. Потому что, даже если все слова нам понятны, то это запоминается как какой-то внешний текст, а это должно напитать нас изнутри, мы должны этим пропитаться.

Подобно тому, как мы, может быть, какими-то стихами, которые в детстве читали, пропитались и помним их и вспоминаем при разных жизненных ситуациях, вот такими же стихами, прежде всего и главным образом, для нас должна стать Псалтирь, а потом и все остальные богослужебные тексты, по крайней мере, основные из них. А для того, чтобы это было, нужно к богослужению приходить как можно чаще. И уж в те дни, когда оно все равно есть, лучше приходить ни тогда, когда уже начинается литургия, а тогда, когда еще продолжается утреня.

По-моему, если ходить в церковь пару раз в месяц, — а это именно так называется, а не “раз в две недели”, — то это крайне редко. То, что называют “раз в две недели”, это кажется, что часто, но на самом деле, это два раза в месяц, то есть это крайне редко. Если мы приходим в церковь два раза в месяц, то можно постараться застать большую часть службы, пока она еще, слава Богу, служится хоть где-то. Зачем непременно спать именно в этот день, если уж так хочется спать, то можно поспать днем. Но доехать к 7-8 утра с другого конца города вполне реально. Я понимаю, что из Соснового Бора и из Тосно не приехать, а у нас есть оттуда прихожане, которые приезжают раньше тех, кто живет тут поблизости.

И я бы не сказал, что такое отношение к богослужению — это какое-то общее раздолбайство, а я бы сказал, что это просто непонимание, что богослужение вообще зачем-то нужно. Поэтому я всячески стараюсь объяснить, что это нужно не просто для того, чтобы нам прочитать какой-то текст, который можно и в Интернете прочитать, или, тем более, дома по книгам, которые у многих есть.

Это нужно для чего-то большего, это нужно для того, чтобы эти тексты постепенно стали нашей жизнью. Потому что, как оттого что мы меняем род пищи, меняется химический состав нашего тела, мы по-другому функционируем, это мы можем отчасти ощутить в Великий Пост, — так, еще больше, если мы изменим свои впечатления, если мы другими текстами будем питаться, изменится характер наших мыслей, потому и нужно это длительное богослужение. Потому православное богослужение не такое, как католическое на 40 минут — пришел, причастился и ушел. Для того, чтобы причаститься, действительно ведь больше времени-то и не надо. А такое длинное богослужение наше для другого — для того, чтобы мы могли пропитаться богослужебными текстами. Это то главное, чем мы должны заниматься, пока сидим в Иерусалиме, если мы хотим когда-нибудь облечься силою свыше. Аминь.