Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем празднование Рождества Богородицы – это одно из двух празднований, вместе с Введением Богородицы во Храм, которые основаны на сокровенных преданиях ранней христианской общины. Эти предания связывают очень тесно с той иудейской общиной, которая была сектой еще до пришествия Христа. Как известно из самых разных источников, в том числе и иудейских, что до Рождества Христова иудейский мир разделялся на множество сект – об этом говорится даже в Талмуде. Были священники, которые не служили в общеизвестном храме, но, тем не менее, где-то они служили, и у них это считалось храмом. И вот от одной из таких сект происходит христианство.

Разделение между христианством и будущим (тогда его еще не было) талмудическим иудаизмом происходит еще до Рождества Христова. И таким сектантом был, очевидно, и Иоанн Предтеча, который был священником, и его отец был священником. Что это было за священство? Уже по самому обряду Иоаннова крещения видно, что это было что-то необычное. И сегодняшний праздник называет первосвященника Захарию – отца Иоанна Предтечи, — а то, что он был первосвященником, понятно из евангельского рассказа от Луки: ему было возвещено во время каждения в храме в день Очищения будущее Рождество Иоанна Предтечи.

И в сегодняшнем рассказе он тоже упоминается как первосвященник. Из трудов Иосифа Флавия мы знаем все имена официальных первосвященников, которые служили в храме, и там нет никакого Захарии. То есть речь идет о какой-то альтернативной общине. И вот в ней происходят  какие-то необычные вещи, и не только хорошие. То, что мы вспоминаем сегодня, началось как раз с плохого: Иоакима не допустили приносить свои жертвы к алтарю именно потому, что, по мнению тех людей, которые не хотели допускать, на нем были какие-то грехи, раз так долго у них с супругой нет чад. Вот такое очень грубое понимание было, что бесчадие – это наказание Божие.

И это было так убедительно, что Иоаким и Анна тоже решили, что они особо прокляты, и пошли молиться. Дальше я пересказывать не буду – это все можно прочитать, а лучше всего этот рассказ сохранился на эфиопском языке,  а потом нашелся папирус на греческом языке III века. Этот рассказ называется «Рождество Мариино» — там и про Рождество, и про Введение во храм после трехлетнего возраста. Это тоже было бы невозможно, если бы речь шла об официальном храме, но там был какой-то другой храм, и потому стало возможным введение во Святая Святых.

И вот как бы исторически ни обстояли дела, мы можем сказать кое-что, что значит для нас духовно. Подготовка к Мессии была через избрание и подготовку особой Девы. Но все это происходило сокровенно. Об этом не знал не только большой иудейский мир, — хотя для Римской империи весь большой иудейский мир был довольно-таки малым, — но даже и ближайшие единоверцы внутри этой иудейской секты ничего не знали и не понимали. Более того – даже родители понимали, конечно, многое, но с  трудом, по частям и не все. То, что наиболее важно для наших отношений с Богом, было сокровенным для всего человеческого рода и для жизни каждого из нас.

Когда мы думаем о таких великих событиях, как Рождество Христово, Рождество Богородицы и спасение человеческого рода, мы должны думать не только о человеческом роде, но думать о себе лично, чтО это нам дает в аскетическом смысле.  Вот мы помним, что Введение во храм – это исихия, пребывание во внутренней келье сердца. Это духовный смысл события. И для того, чтобы принять Миссию, нужно иметь внутреннее безмолвие. А для того, чтобы его иметь, надо родиться в этом безмолвии. Нужно совершать какие-то важные действия, которые требуют от нас большой самоотдачи, но такие, которые никто не видит, а если кто-то и видит в какой-то степени, то не понимает.

Поэтому нам не надо иметь стремление, чтобы нас понимали, а тем более, одобряли. Не надо искать человеческой благодарности или даже просто  одобрения. Это очень грубые искушения, и, конечно, мы им поддаемся, но, по крайней мере, мы как-то можем понять, что это грубое искушение. Надо не только не искать одобрения, а вообще по возможности надо делать так, чтоб никто ничего не знал.

Вот есть Бог, и есть я: Бог все знает, а я знаю то, что хочу узнать, если не затыкаю свои уши, не закрываю свои глаза. Это касается моих грехов и обращений к Богу, потому что когда Бог вмешивается в мою жизнь, то  мне ведь это тоже мешает, потому что у меня ведь есть планы на мою жизнь, а тут Бог вмешивается в нее. И память Божия ломает не только планы наши, а вообще повседневную жизнь, когда мы хотим отдохнуть, расслабиться и последовать своему обычно глупому или низменному интересу.

И нам надо все-таки вспоминать, опоминаться и обращаться к Богу. Бог есть, Он со мной, я Его могу попросить, о чем мне надо – это я могу сделать. А вот чего я не могу – это сделать так, чтобы  Его не было. Если я закрою глаза и заткну уши, то я сам себя приведу в жалкое состояние, но Бог будет все равно, и именно поэтому мое состояние будет  наиболее жалким. Поэтому будем все время держать наше предстояние только перед Богом.

Внешним образом нас более или менее тесно окружают люди, они более или менее понимают, что с нами происходит, но нам все это неважно. Нам нужно только, чтобы мы понимали, что мы всегда с Богом, на это надеялись, не отворачивались бы от этого и не впадали бы по собственной инициативе в отчуждение от Бога.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)