Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем воспоминание Тайной Вечери, а, точнее говоря, мы воспоминаем само установление Евхаристии. Это самое главное, что есть в Церкви, и это то, ради чего Христос пришел.

Если бы Он просто пришел и делал какие-то хорошие дела, то это бы не отличалось от того, что делали раньше пророки. Это все нужно и необходимо, и Христос на самом деле все это делал, но Он этим не ограничился. Пророки этим ограничились, потому что они не могли ничего другого. Христос был как пророк, но больше пророка. Что же Он сделал?

Он дал свое Тело и Кровь в снедь верным. Кроме того, Он сказал, чтобы непременно повторяли Тайную Вечерю в Его воспоминание. И сказал более того: тот, кто не будет участвовать в этом повторении Тайной Вечери, тот «не будет иметь жизни со Мной», то есть с Ним. Конечно, речь идет не просто о повторении, а об участии всех нас в той Вечери, в какой первоначально участвовало несколько человек: апостолы, а также, может быть, некоторые женщины. И нам тоже вместе с ними надо участвовать, иначе мы не будем иметь жизнь со Христом.

Святые отцы  еще так объясняют, для чего это надо: они говорят, что Тело Христово растет через Евхаристию. То есть вот было некое Тело, которое родилось от Марии, Которое было распято и потом воскресло. Все это очень важно, но если бы этим все дело ограничивалось, то для нас это был бы пример или даже не пример, потому что мы заведомо не можем этому последовать.

Никто из нас сам по себе не воскреснет и не сделает того другого, что делал Иисус в Своем Теле. Поэтому надо и нам, чтобы это Тело стало наше. Поэтому святые отцы объясняют, что в самом физическом смысле Тело Христово в Евхаристии дается всем нам, чтобы мы тоже стали Его Телом. То Самое единственное Тело растет через таинство Евхаристии во всех нас, кто приобщается Евхаристии.

Было очень много еретиков, которые это отрицали. Наверное, я даже не ошибусь, если скажу, что абсолютно все еретики, которые исторически были, в той или иной форме, прямо или не совсем прямо, но обязательно это отрицали. По крайней мере, мне трудно представить себе какую-нибудь ересь, которая бы это не отрицала. Основные все точно отрицали, в том числе и те, которые продолжают и сейчас называть себя христианскими религиями, кроме истинного православия.

Экуменическое православие это тоже отрицает – в нем понимают Церковь как Тело Христово лишь метафорически. Когда они вспоминают слова апостола Павла, которые никто не может отрицать как подлинные слова, что Церковь есть Тело Христово, они говорят, что это Тело метафорическое, поэтому в Теле Христовом могут быть разные степени принадлежности к Нему. Но тут как беременность – она или есть, или ее нет, степеней беременности не существует. То же самое принадлежность к Телу Христову. Или ты являешься этим Телом, или не являешься. Другое дело, как мы можем об этом судить в тех или иных случаях. Понятно, что здесь много вопросов, много случаев, когда ответов для нас даже и нет — значит, в таких случаях и не нам судить. Но есть правила, которым мы должны следовать. Это не надо связывать с другим вопросом: кто может быть спасен, кого Господь спасает?

Господь дает правила. Он объясняет, как Он спасает, при этом Он же дает понять и даже говорит прямо, что Он Сам делает из этих правил исключения, Он Сам их нарушает, и не собирается нам даже объяснять, из чего Он при этом исходит. Поэтому какой будет Суд Божий – это совершенно не наше дело. Это дело Суда Божия. Если бы это было наше дело, то мы сами бы стали судить, а Богу бы дали отдохнуть от нас – сами бы все прекрасно рассудили.

Но все обстоит совершенно иначе – это суды Божии, поэтому мы не говорим, кто спасается, а кто нет. Мы даже помним из священного Предания, что засвидетельствован ряд случаев, когда спасаются те люди, которые в Церкви не были, причем, не принявшие крещение кровью, а вообще не бывшие в Церкви. То есть такие случаи возможны.

Кто-то из еретических сообществ спасается, и даже иногда достигает святости, как в случае Исаака Сирина, но, тем не менее, это противоречит тем правилам, которые мы знаем, и которыми мы сами должны руководствоваться. Если эти люди чего-то там не знали, то с них спрос один, а мы знали, как надо спасаться, зная эти правила, и если мы ими пренебрегаем, то мы сами виноваты в своей погибели. Здесь никакого другого варианта, скорее всего, быть не может. Почему я говорю «скорее всего», потому что Господь говорит, что не может, но Сам потом делает исключения какие-то, поэтому я так говорить не могу, как Он, я говорю в пределах собственной компетенции, которая ограничена.

И вот что такое Тело Христово? Почему Оно важно? Есть две крайности в отношении к этому. Они присущи нашим современным христианам: одним одна крайность, другим – другая. Одна крайность – это протестантская, которая часто и в православии встречается: главное, чтобы все люди были хорошими. То есть, что я причащаюсь, что не причащаюсь – это меня не сильно меняет.

Действительно, психологически от причастия человек не меняется, да и не должен меняться. Он должен меняться от христианской жизни во всей совокупности — меняться психологически, но не только. Но вот от отдельно взятого причастия он не меняется. Ни одна дурная привычка просто от факта причастия магическим образом не исчезает, и не должна исчезать — совершенно по-другому она должна исчезать, и причастие в этом процессе тоже может иметь определенную роль.

Но мы знаем очень много случаев, когда люди без всякого причастия, даже будучи атеистами, избавлялись от дурных привычек, исправляли свой характер и так далее. Поэтому можно сказать, что причастие необязательно – был бы человек хороший. Но так можно сказать кому? Тем, кто смотрит на Церковь по-протестантски.

При этом они себя сами, может быть, считают православными или католиками, но фактически это протестантский взгляд, что нет никакого такого важного и мистически меняющего нас события в Евхаристии, а есть просто некие поминки по Христу. Вот собрались люди, выпили и съели то, что тогда было принято – хлеб с вином. Сейчас бы, наверное, пили чай с вафлями. Все это хорошо, это чувство общности, и всякие совместные трапезы очень хорошо сближают – я сейчас без всякой иронии говорю.

Вот такой смысл Евхаристии, который больше никакого другого смысла не включает – это протестантский взгляд. Те люди, которые себя называют православными, как правило, не сформулируют это сознательно, но со своим отношением к Евхаристии они следуют таким взглядам. Конечно, с настоящим православием это совершенно несовместимо.

Но не в меньшей степени несовместим с православием и противоположный взгляд – магический, когда люди принимают причастие и чувствуют, что вот теперь они изменились. Если они очень любят что-нибудь чувствовать и вообще они по жизни гоняются за чувствами, то тогда, конечно, они чувствуют необыкновенную легкость, массу приятных всяких ощущений описывают: «вот, действительно, причастились!» А если этого не чувствуют, то говорят: «Ой, как плохо! Мы недостойно причастились. Это такой ужас, меня не штырит после причастия» (здесь я выражусь подобающим языком из наркоманского жаргона).

Конечно, есть очень много видов такой, я бы сказал теперь на их языке, духовности. Православный человек никогда не скажет слово «духовность». По-русски так сказать нельзя, есть только слово «аскетика».  Это неудачная калька с западных языков, где есть латинское слово spiritualitas, которое тоже означает «аскетика». И вот какая-то такая у них «духовность» есть. И в этой своей духовности им очень важно, как им сейчас легко, хорошо или плохо и тяжело. Поэтому им и важно, «штырит» или нет, «вставляет» или «не вставляет».

И тогда, конечно, если долго оставаться без причастия, то начинается ломка, как положено при наркомании, и все становится очень плохо. Это бывает у очень многих людей, которые себя называют православными. Вот что здесь не так? Ведь действительно же, им становится лучше. В силу того, что у них исчезает какая-то тревожность, которая им присуща, они психологически как-то лучше компенсируются, у них агрессии меньше, они как-то успокаиваются — такие люди, и всякая тревожащая их психосоматика, т.е. ощущения в теле, фантомные или, может быть, даже настоящие болезни, которые больше происходят от головы, тоже как-то ослабляются. Поэтому они чувствуют, что им хорошо от причастия.

Но сразу можно сказать, что здесь что-то не то, потому что таких людей с такими ощущениями можно понабрать абсолютно в любой христианской конфессии, и, чего уж греха таить, можно их вообще понабрать в любой религии, только там вместо причастия будут какие-то свои ритуалы, которые действуют точно так же. Вообще испокон века еще известно, что очень действенно это в шаманизме, оттуда все и идет.

Нельзя сказать, что никого не вылечивают. Вылечивают, особенно если там психосоматика. Но понятно, что это к религии не имеет никакого отношения. Это такая естественная магия в лучшем случае или плацебо. Известно, что человеку становится лучше, если он принимает то лекарство, которое ему может помочь. Причем, бывает, что ему бывает настолько лучше, что он совсем вылечивается, но при этом лекарство состоит из какой-нибудь соды или вообще из ничего — плацебо.

Так действуют всегда при клинических испытаниях, когда одним пациентам дают лекарство, которое испытывают, а другим дают просто плацебо, но они об этом не знают, и вообще не знают друг о друге. То есть такие же таблетки по виду и вкусу, но не содержащие лекарства. Действенность лекарства всегда сравнивается с тем, как подействовало плацебо, потому что плацебо тоже будет действовать положительно. И вот надо, чтобы было достоверное различие между эффектом плацебо и эффектом от этого лекарства.

Конечно, когда мы говорим о Евхаристии и сравниваем ее с евхаристией ненастоящей, скажем, той, которая бывает у еретиков, то клинические испытания у нас проходят тут на земле, а итоги им подводят на том свете, на Небе. Но поскольку настоящая Церковь тоже не чужда Неба, и она является небесной, то именно то, что является нашим собственным христианским опытом, который, однако, не свести ни к какому другому «душевному» опыту, тоже может и должен показывать результаты подобных «клинических испытаний».

А видно это будет постепенно в исправлении нашей жизни, но именно по-христиански. Постепенно мы увидим, что, может быть, никакого магического эффекта не будет, разве что в особых редких случаях, которые для нас особенно важны для того, чтобы избежать какой-то очень большой духовной беды, которая нам грозила бы, если б мы не исправились в чем-то, или для укрепления веры нашей и окружающих. Но это редкий и исключительный случай.

Но есть то, что должно быть всегда и постоянно. Должна постепенно меняться наша жизнь. Прежде всего, нам должно прибавляться духовного рассуждения, духовной трезвости. Духовная трезвость дается нам пришедшей к нам Примудростью Божией, Которой является Христос, Который воплотился и дал Сам Себя, пригласил нас на свой пир Премудрости, о чем был канон утрени Великого Четверга, — как Премудрость Божия приходит и растворяет Чашу, как сказано о Ней в книге Премудрости, и приглашает всех на пир.

И вот эта Чаша – это и есть чаша Евхаристии, которую дает нам Премудрость, чтобы все это понимать. У нас появляется дар рассуждения, который, с одной стороны, заставляет нас обязательно выяснять, где истинная Церковь, в чем состоит моя вера. Это первый плод участия в истинной Евхаристии. И мы начинаем понимать слова Иринея Лионского о том, что наша вера согласна с Евхаристией, а Евхаристия согласна с нашей верой, потому что без истинной веры не может быть истинного служения Христу. Ведь если нет истинной веры во Христа, то мы в настоящего Христа и не верим, а верим в кого-то другого, и если наша вера не истинная, но тогда и не будет Евхаристии. А если вся община в таком заблуждении, то никто в ней не сможет участвовать.

А второе, что будет с нами происходить, если мы будем участвовать в истинной Евхаристии, — это то, что будет распространяться и вообще на все аспекты, на все области нашей жизни. Тогда мы будем меняться и соединяться со святыми, и их опыт все в большей степени будет становиться нашим опытом. В общении святых совершается Евхаристия, как об этом учит святая Церковь. Это и есть тот пир Премудрости, на который сегодня мы приглашены, и память которого сегодня совершается.

Аминь.