По уставу память св. Симеона Нового Богослова переносится с марта на ноябрь, чтобы не было поста и можно было праздновать с литургией; св. Симеон прославился как один из главных в истории Церкви богословов; мы должны не только изучать творения святых отцов, но мы должны учиться их жизни — подвизаться; мы должны подвизаться в аскетике, и только потом на этом фоне мы можем усваивать православную догматику; чтобы не быть атеистами, мы должны понимать непосредственно, как Господь вмешивается в нашу жизнь; Бытие Божие, которое дается вере человека — это такое же понимание, что Бог есть, как в мирской жизни понимание того, что вот здесь есть стенка, а здесь нет стенки, здесь можно пройти, а здесь нельзя; положительное учение св. Симеона Нового Богослова заключается в том, что высокие христианские догматы являются такой же опытной реальностью, как то, что происходит сейчас на улице.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память преподобного Симеона Нового Богослова. Он преставился двенадцатого марта, и в тот день и должна была бы совершаться его память, но поскольку этот день всегда приходится на пост, и праздновать с литургией чаще всего нельзя, то в церковном уставе относительно этой даты сделано такое отступление – перенести празднование его памяти ровно на полгода, на двенадцатое октября по церковному календарю. Поэтому мы сегодня совершаем праздник без единого отголоска постного богослужения, а торжественно с литургией.

Почему вообще нужно совершать память Симеона Нового Богослова, как-то особенно выделяя его из святых? В конце концов, святых очень много, каждый день в Церкви вспоминается множество разных святых, и среди них тех, кто подвизался в монашестве, тоже очень много.

Конечно, Симеон Новый Богослов, хотя и святой в монашестве, но выделяется чем-то еще и другим, раз ради него такой отдельный праздник. Действительно, чем же он так сильно выделяется?

Он умер в 1022 году, в XI веке. Жил он в конце X века, прославился в начале XI века не просто своей подвижнической жизнью – такой он был в то время не один, хотя это, безусловно, важно, потому что по-настоящему верующих людей всегда мало, а уж святых среди них тем более. Но прославился он тем, что богословствовал. Поэтому он и был прозван Богословом.

Немногие святые вошли в историю с именем Богослова. Прежде всего, это, конечно, апостол и евангелист Иоанн Богослов. Все, за кем в дальнейшем был закреплен этот титул, были прославлены в честь Иоанна. Разным святым имя “Богослов” давалось, иногда оно давалось иронически, как в случае, возможно, и Симеона Нового Богослова. Можно предполагать, что его так назвали противники, в том смысле, что, мол, вот тоже выискался новый богослов. Но так как он при этом, действительно, былбогословом, то за ним и утвердилось это имя – Новый Иоанн Богослов.

В последние века в основном только за тремя святыми утвердилось это наименование Богослова: за апостолом и евангелистом Иоанном Богословом, за Григорием Богословом, святым IV века, и вот за этим Симеоном Новым Богословом. А о чем же он богословствовал и почему?

В то время было очень много и других тоже православных богословов. Можно сказать, что это был век расцвета церковной учености и образованности, и особенно богословия, разумеется, потому что православие было самым главным в культуре Византии. Поэтому все образованные люди были, так или иначе, богословами. Среди них были выдающиеся, но почему-то этого не хватало. Мало того, с ними у Симеона Нового Богослова и возник самый главный конфликт.

Конфликт заключался не в том, что они что-то не поделили по-человечески, не сошлись характерами, что тоже возможно, хоть и нехорошо, но понятно. Все было серьезнее: Симеон Новый Богослов обвинил их в ереси, да и они его тоже в ереси обвинили. Было большое разбирательство, и с большим трудом получилось, что победила сторона Симеона Нового Богослова. Окончательно это утвердилось уже спустя многие годы после его смерти. В чем же заключалась их ересь?

Конечно, были некоторые моменты учения, которые они формулировали двусмысленно и, видимо, понимали неправильно. Но, согласно Симеону Новому Богослову, главная ересь была даже и не в этом, а в том, что они думали, будто можно просто умом разобраться в божественных догматах, выучить книжки, написать, пересказать, дословно повторить какого-нибудь святого отца и таким образом получить знания о Боге; и думая, что ты обладаешь знанием о Боге, отвечать на какие-то старые забытые или вновь возникающие вопросы и считать, что ты говоришь православно.

Именно это называл ересью Симеон Новый Богослов, причем именно фундаментальной ересью. Исходя из опыта наших последних веков, мы можем спросить: как же так, а как же в духовных академиях обучали богословию, многотомные учебники издавались и издаются, особенно в Греции, по православному богословию; что же там – все ересь? На этот вопрос можно ответить совершенно честно и не совсем честно. Оба ответа по сути правильные, и важно это понимать.

Если ответить не совсем честно, то можно сказать так, что в большинстве учебников, за каким-то может быть исключением, содержатся действительно православные положения, но просто они недостаточные, они не дают каких-то базовых вещей. Они дают ответы на какие-то уже заданные вопросы, но не дают самих основ православия. Это если отвечать, кривя душой, и не совсем честно.

Если же ответить совсем честно, то надо вздохнуть и согласиться, что, в общем и целом, несмотря на то, что в этих томах очень много православных слов, принимать это как православное учение – ересь. К этому будут совершенно применимы все все утверждения Симеона Нового Богослова и тех, кто занимался богословием до него. И вот что же такое “не ересь”, откуда же взять православное богословие?

Конечно, мы должны учиться у святых отцов, которые были до нас, которые пронесли до нас православное учение. Конечно, мы должны читать творения и запоминать, что в них написано. Все это правильно. Но если мы хотим учиться у святых отцов, то это все хоть и важно, но только во вторую очередь, а в первую очередь надо учиться их жизни. Надо подвизаться.

Прежде всего, мы должны подвизаться в аскетике, и только потом на фоне, на основе аскетики мы можем усваивать православную догматику. То есть мы должны стараться стяжать тот дар молитвы, который был у святых отцов для того, чтобы, действительно, Господь Сам нам открыл истину. Потому что если Господь Сам нам не будет открывать истину православного учения, то никакой веры у нас не будет.

Возможно, мы будем даже часто ходить в церковь и искренне считать, что мы православные, что мы там во что-то веруем, и это православная вера. Может быть, мы будем способны повторить какие-то святоотеческие тексты совершенно правильно, разумеется, но мы будем такими же атеистами, как были, и даже хуже.

“Даже хуже” — потому что если мы раньше были атеистами и понимали это, то сейчас уже перестали понимать, оставаясь атеистами. То есть теперь у нас еще меньше шансов на излечение, и еще менее адекватным наше поведение становится. Чтобы не быть атеистами, мы должны быть верующими людьми, мы должны понимать и чувствовать непосредственно, как Господь вмешивается в нашу жизнь.

Вот мы, например, верим в физическую реальность. Почему мы в нее верим? Потому что мы можем подойти к стенке, стукнуться об нее головой. В принципе, если мы свободно верим, то можем считать, что здесь есть стенка, или, что ее здесь нет, — мы можем считать как угодно. В этом будет полная наша свобода.

Если мы просто ходим мимо, то никто нас не будет переубеждать, и со своей этой свободой мы по гроб жизни и останемся. Если мы захотим пойти поперек стенки, мы, конечно, можем считать, что ее нет, но это не поможет нам ее пройти, преодолеть ее лбом. Таким образом, если мы все-таки не захотим до конца настаивать на своем, хотя, как свободные люди, мы можем считать, что стенку мы прошли, хоть лоб и разбили, или, что еще не прошли, но сейчас пройдем, потому что ее все равно нет, — но если мы все же поймем, что здесь есть некая реальность в виде стенки, то тогда у нас появится какой-то жизненный опыт.

В духовной жизни то же самое. Бытие Божие, которое дается вере человека, отличающей верующего человека от атеиста, — это такое же понимание, что Бог есть, как в мирской жизни понимание того, что вот здесь есть стенка, а здесь нет стенки, здесь можно пройти, а здесь нельзя. Именно такая реальность есть реальность, открывающаяся нашей вере. Именно в такую реальность открываются все догматы православия — наподобие того, как окна открываются на улицу.

Если мы будем делать какие-то выводы о православии, не исходя для себя из такой очевидности, а только исходя из каких-то пусть самых правильных цитат, то обязательно мы ошибемся, обязательно мы впадем в ересь. Причем мы обязательно впадем в ересь, даже если формально мы не ошибемся, если повторим правильные слова – именно те, которые в данном случае надо повторять.

Эти слова будут по сути правильными для других людей, которые нас могут правильно понять, но сами для себя мы их будем понимать неправославно, а будем понимать еретически. Нельзя путем каких-то просто умствований заменить веру. Умствования для нее — костыли, указатели, дорожные знаки и так далее, но наличие каких угодно дорожных знаков не избавляет нас от необходимости пройти эту дорогу, на которую они указывают.

Все, что нам показывают всякие слова, всякие тексты, всякие наши собственные рассуждения, если они правильные (а могут ведь быть еще и неправильные, как знаки на дороге могут быть неправильными), — это только направление, они нам только помогают пройти при условии, что мы, действительно, захотим пойти. Если не захотим, то ничего нам не поможет. Если мы будем думать, что знаем все знаки на этой дороге, что изучили и что-то понимаем в богословии, то это будет ересь.

Именно это и обличил Симеон Новый Богослов. Его положительное учение заключается в том, что он объясняет, как можно пройти всю эту дорогу, что самые высокие и совершенно неочевидные для простого человека, верующего христианина догматы о Троице, о Христе – воплощении Божием могут становиться для человека, который реально прошел этим путем, такой же реальностью, известной опытно, как нам известна опытная реальность, которая происходит на улице или здесь, внутри храма.

После смерти Симеона Нового Богослова не сразу смолкли споры об этом, хотя при жизни он получил поддержку иерархии, но и гонений не избежал. Память его оставалась спорной после смерти, следующие поколения противников старались взять реванш. На эту тему в XIV веке возникли важнейшие споры в истории Византии, называемые исихастскими, когда святой Григорий Палама опирался на Симеона Нового Богослова.

Личность Симеона Нового Богослова еще и тогда оставалась спорной для того, чтобы опираться на его учение. Но благодаря тому, что в XIV веке все-таки победило православие, то победила и традиция почитания Симеона Нового Богослова. Характерно, что богословско-философский логический язык, которым выражались догматы, в XIV веке очень сильно отличался от языка богословия Симеона Нового Богослова, от XI века.

Но это различие никак не мешало считать, что и то, и это единое православие. В то же время оппоненты Симеона Нового Богослова, которые тоже не выдумывали никаких новых философских форм для древних учений, а просто повторяли все как есть, были обвинены Симеоном Новым Богословом в ереси.

Сегодня мы должны понимать, что если мы хотим быть верующими людьми, если мы хотим быть христианами, то мы должны, во-первых, веровать, а, во-вторых, веровать православно. Может быть не так трудно веровать православно, как трудно веровать вообще.

Легче нам быть людьми, которые привыкли соблюдать какие-то обряды, которые привыкли повторять какие-то книги правильно. Это не требует внутренних изменений. Если мы захотим, то в той или иной степени этому научимся, а многие научатся этому виртуозно. Но это никак не делает нас верующими людьми.

Верующими людьми мы делаемся тогда, когда при помощи и всех этих книжных средств и интеллектуальных способностей будем стараться жить верой и поступать по вере. По мере того, как мы поступаем в соответствии с верой, сама наша вера увеличивается и открывается нам больше и больше. Только так и только за счет этого мы идем по стопам святых.

Аминь.