Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы совершаем память особо важных для Катакомбной Церкви святых, одних из тех многочисленных епископов, которые приняли участие в создании Катакомбной Церкви, поэтому сами, конечно, предопределили свою судьбу. Они довольно рано были арестованы, а при дальнейшем ужесточении репрессий расстреляны, их даже в ГУЛАГ не допустили – не доверили. Это можно сказать о всех троих – они сидели по тюрьмам, а потом уже были расстреляны, все трое в один день в одной и той же тюрьме в Казахстане.

Особенно, конечно, мы в нашем городе выделяем одного из них – Иосифа Петроградского. Но не только мы в нашем городе так делаем, потому что его значение особо в Истинно-православной Церкви в целом. Именно он возглавлял самую главную и самую большую организацию истинного православия в России. Да, в  нее не входили некоторые другие организации помельче, которые тоже были истинно-православными, были в той же самой вере и они были исповедниками. Но все-таки главную возглавил он.

Да, возглавил номинально, то есть административными делами он практически не занимался и не имел возможности заниматься, но это означало никак не меньше, а во многих отношениях и больше того, чтобы заниматься административными делами. Это ответственность, причем ты не можешь сам следить за действиями, ты вынужден доверять тем, кто от твоего имени действует, а сам повлиять на их действия ты не можешь. Но ты принимаешь за них ответственность, садишься за них в тюрьму, подвергаешься потом дальнейшим репрессиям вплоть до расстрела. Это было нужно.

А почему так оказалось, что именно митрополит Иосиф возглавил истинно-православную Церковь? Казалось бы, очень многие архиереи, которые были в 1927 году на свободе, не приняли Сергия, не хотели его принять. Конечно, основные старые архиереи его приняли, потому что он спекулировал на том, что в Церкви должно быть послушание, и поэтому, может быть, церковная власть принимает нехорошие решения, но главное, что не должно быть бунта, и, следовательно, надо обязательно принимать эти решения. Так многие думали. Понятно, что большинство, конечно, оказалось на этой позиции.

Но было все-таки очень много тех, кто так не думал, но считали, что Сергий переходит все возможные грани. Что делали они? А они не знали, что делать, потому что включался ступор, «компьютер зависал». Происходило то, что не может происходить никогда: как это законная власть, которой они считали Сергия, становится незаконной? И законную тоже признавать нельзя, если она такое вытворяет. Что делать?

На самом деле, конечно, если бы у них было каноническое сознание, они бы осознали две вещи: во-первых, после тех преступлений, которые совершает Сергий, он является просто церковным преступником, которого нужно, прежде всего, отсечь от общества церковного и потом по возможности как-то оформить над ним суд. Но о том, чтобы его слушаться, просто не может быть речи.

Во-вторых, на них как на архиереев ложится обязанность организовать новое церковное управление и объяснить всем, что делать. Вот этого почти никто не понял. Те люди, которые даже отделялись от Сергия, они стремились разбежаться по домам, как вот, например, Григорий епископ Шлиссельбуржский, викарий нашей епархии, у самого Сергия испросил разрешения на уход за штат, хотя, если он его не признал, то как же можно просить разрешения?

Епископ должен быть пастырем, должен вести за собой паству. Но у викария своей паствы нет, и викарий – это вообще неканоническое понятие. Но, к сожалению, это понятие в истинном православии было и есть, а по-гречески «викарный епископ» не скажешь — это слово позаимствовано у католиков, и его в православном лексиконе просто не может быть. Епископ без паствы, а только с начальством – вот что такое викарий.

И вот эти викарии, но и не только они, побежали все по домам, бросив какую-никакую, а все же паству, потому что паства была хотя бы в тех храмах, где они обычно служили. Епископ должен пасти словесных овец, а не убегать домой, когда случается какая-то опасность, поэтому такое поведение никак нельзя назвать исповедническим.

Но были другие, в том числе и старшие архиереи. Прежде всего, тут надо назвать Кирилла (Смирнова) Казанского, митрополита. Они понимали, что паству бросать нельзя и совершенно не собирались этого делать. Но они не понимали все-таки, насколько глубоко пал Серий. Для того чтобы как-то оправдать свое повеление, не признавать Сергия и в то же время не отбрасывать его как следует, потому что на это не было ни решимости, ни сознания, Кирилл Казанский на какое-то время изобрел совершено безумную экклисиологию, и если бы на ней кто-то настаивал потом, то это была бы ересь. Во многом именно эта экклисиология в 1990-е годы помогла Зарубежной Церкви принять временно ересь митрополита Киприана.

Согласно этому лжеучению, для того, чтобы определить, в Церкви ты или нет, имеет значение сознательно или не сознательно ты принимаешь ересь Сергия. Конечно, есть такое понятие, как «смягчающие вину обстоятельства». Они принимаются во внимание судом, в том числе, Судом Божиим. Но мы сами никого не судим, и поэтому нас совершенно не касается, есть ли смягчающие обстоятельства или нет. Но просто любой человек со смягчающими обстоятельствами или с отягчающими, оказавшийся вне церковного сообщества – еретик.

Какая-нибудь португальская старушка в XI веке ничем не хуже советской старушки в 1930 году, которая приняла Сергия. В любом случае, и те, и другие с какими угодно смягчающими обстоятельствами отпали от Церкви. И вот Кирилл этого совершенно не понимал, и только уже в середине 30-х годов, видя, насколько далеко зашло сергианство, уже это понял. Но уже было немножко поздновато, потому что к этому времени он уже не выходил на свободу, и все его сношения с волей, хотя они еще и оставались иногда возможными — можно было передавать письма, — были крайне ограничены.

А что надо было делать? Были еще такие епископы, которые понимали, что с Сергием надо полностью порвать, как  сделал, например,  митрополит Иосиф. Но они не знали, что делать. Они думали, что надо просто сидеть, молиться, а дальше – что Бог пошлет. А, конечно, надо было делать другое – надо было создавать катакомбную Церковь, не терять время. Надо было не заниматься бесплодными переговорами с Сергием, который надеялся только всех обмануть и на самом деле многих обманул, а надо было заниматься организацией катакомбной Церкви.

Среди епископов такой инициативы не имел никто тогда, но, может быть, я неверно сказал, потому что, по некоторым данным, Михаил Новоселов был тайным епископом, хотя это и не доказано, и вот только он стал создавать Катакомбную Церковь. И привлек двух ленинградских викариев – Дмитрия Гдовского и Сергия Нарвского, которые были людьми совершенно не архиерейского склада. До революции никто бы из них не стал архиереем.

Между собой они были весьма разные, горящие верой люди. Они не были зависимы от этих условностей архиерейского воспитания в семинариях и духовных академиях и просто поступили как надо. Они поняли, что правда за Новоселовым и подобными людьми, и стали создавать церковную организацию.

То же самое сделал Виктор Островидов, епископ Глазовский (это в центральной части России, в Вятской епархии). Все это были очень молодые архиереи, необязательно по возрасту, но не имевшие никакого архиерейского авторитета, рукоположенные в 1920-е годы. Для того чтобы убедить народ, нужно было, чтобы кто-то из старых архиереев это возглавил. Первый из относительно старых, кто это возглавил, был как раз Иосиф Петроградский. К нему пришла делегация уже от имени епископов Димитрия и Сергия из Петрограда, а также епископ Виктор уже высказал свою позицию, и попросили возглавить это движение.

И он, будучи под домашним арестом, в Моденском монастыре под Устюгом – это Вологодская земля, дальний ее край, — на это согласился. Официально это не называлось «под домашним арестом», но реально он там жил, и ГПУ запрещало ему куда-то выезжать. ГПУ тоже дало разрешение на возглавление, но тогда они просто хотели сделать побольше расколов.

Это была идея не митрополита Иосифа, но он ее принял и оказался, действительно, достойным главой, потому что он дал не только свое имя, не только нес ответственность, но, действительно, участвовал в примирении разных сил, которые между собой подчас не могли найти общего языка, потому что психологически были слишком разные люди. Хотя вера у них была одна, но все равно было очень много всяческих недоразумений, несмотря даже на такую угрозу гонений, и нужно было кому-то авторитетному помогать помириться. Вот он это успешно делал – об этом есть письма, которые сохранились от него.

Почему же митрополит Иосиф таким стал? Он до революции еще был епископом, но провинциальным, и никогда бы никакой большой карьеры не сделал, если бы не было революции. Он бы так и занимался аскетикой, был бы известен в узком кругу склонных к монашеству людей, может быть, был бы даже авторитетен и популярен среди вот этих ищущих духовной жизни немногих любителей. Его бы знали в том месте, где он епископствовал, местные жители его бы очень любили. Ну и все – никакой всероссиийской известности у него бы не было, никто бы его туда, на всероссийский уровень, не пустил.

А при патриархе Тихоне и сразу после него такие люди  оказались как раз очень востребованы. И тогда он занял одну из главных российских кафедр – Ростовскую – и потом был переведен в Петроград, когда от ГПУ было получено разрешение «тихоновцам» поставить своего митрополита. Напомню, что после расстрела митрополита Петроградского Вениамина в 1922 году никакого нового митрополита ГПУ не разрешало ставить, а разрешили вот только в 1926 году.

Но как разрешили? Приехал Иосиф, послужил один раз, поехал в Ростов за вещами, и его уже больше сюда не пустили, потому что увидели, что много народа его принимает. Поставили ультиматум Сергию, чтобы его перевести в другое место, в Одессу. В результате, конечно же, Сергий пошел на все эти ультиматумы, а митрополит Иосиф никуда переводиться не стал. То есть это человек был тоже такой не чиновный, но востребованный еще в обстоятельствах 20-х годов и ставший одним из старших архиереев на тот момент.

Но самые старшие архиереи,  к которым относился и Кирилл Казанский, они не могли понять, что это такое. Они это не осуждали, если они были вообще православными, но они в этом и не участвовали. И вот, благодаря единомудрию Кирилла и Иосифа, мы их сегодня празднуем в один день, хотя достижение между ними единомудрия — это событие уже более позднее – спустя 5 или 6 лет после начала всех этих событий.

К сожалению, надо сказать, что Кирилл, действительно, упустил время, когда он мог бы содействовать созданию Катакомбной Церкви. А в деле, которым занимался Иосиф, были, конечно, очень серьезные проблемы, из-за того, что они пытались привлечь кого-то из старших архиерев. И самый старший и авторитетный из антисергианских архиереев митрополит Агафангел Ярославский их вроде бы поддержал, а потом отчасти был обманут, отчасти сам по слабости пошел на примирение с Сергием – и это оказалось еще хуже.

Именно из-за этого Катакомбная Церковь стала в несколько раз меньше, чем она могла бы быть. Правда, может быть, если бы она была больше, то потом было бы и больше всяких отпадений, но это была такая катастрофа, которую полностью компенсировать не удалось именно из-за того, что были такие архиереи, которые своими руками, особенно Агафангел из-за своего предательства, разрушали Катакомбную Церковь — ту Церковь Истинно-православную, которой  вскоре предстояло уйти в катакомбы, уже в начале тридцатых годов, и которая просуществовала до 1990-х годов, а можно сказать, что и до нашего времени. Потому что некоторые старые катакомбники еще до сих пор живы, хотя это уже совершенные единицы, общин катакомбных можно сказать, что и не осталось уже, остались маленькие группы кое-где по 3-4 человека – не больше.

Вот какой был митрополит Иосиф. Это был человек, который по своему воспитанию был одним из лучших, но из худшего, потому что все архиереи были одним из худших видов христиан в дореволюционной России. Священство в целом было, конечно, еще хуже, чем архиереи. Тем больше ему чести, что он преодолел все недостатки своего воспитания, в том числе и церковного — ему это было труднее, чем тому, кого воспитывали хорошо, — и возглавил Истинно-православную Церковь.

Поэтому мы должны сейчас очень понимать, что должны делать мы.  Конечно, мы должны прежде всего обращаться молитвенно к нашим великим предкам. Для этого и существует сегодняшний праздник, чтобы особенно обратиться. Но так же мы должны понять, что они делали правильно, что они делали ошибочно, и стараться подражать первому и избегать второго.

Вот избегать второго надо в частности в том отношении, чтобы меньше заниматься полемикой с разными оппонентами. Сейчас говорят, что «в интернете опять кто-то неправ». Интернет – это такое место, где всегда можно пойти и найти кого-нибудь оппонента, там всегда есть с кем пополемизировать. Конечно, совсем не заниматься полемикой нельзя – немножко надо. Но это никогда не должно быть приоритетом. Приоритетом должно быть, во-первых, что-то понять самому – это самый главный приоритет. А на втором месте объяснить что-то тем, кто уже что-то понял и как-то подготовлен. Здесь, конечно, можно циничное сравнение применить с полевой хирургией.

Рассказывали такую историю: на катере раненых триста человек и один молодой врач. Получается ситуация, когда триста человек стоит в очереди на прием к хирургу. Ясно, что он всех не примет. Как он должен эту очередь распределять? Тех, кого можно поставить «под ружье», он примет в первую очередь. Поэтому мы должны тратить время не на то, чтобы кого-то обращать и кем-то заниматься, а стараться объяснять тем, кто уже хочет, кто уже готов. В остальном оставшимися силами, оставшимся временем воздействовать на всю вселенную.

Это опыт, в том числе, и Катакомбной Церкви. Не надо нам самоутверждаться за счет того, что мы победили кого-то в споре, особенно если нам это было, действительно, по силам, а надо созидать. Во-первых, объяснениями, во-вторых, созданием просто церковной жизни, каких-нибудь общин. Когда собираются хотя бы два человека, а я бы сказал, что хотя бы и один человек регулярно молится, совершает хоть какие-то молитвы, а еще лучше церковные службы и суточный круг – это уже целый «блок-пост» Царствия Небесного.

Это может делать каждый мирянин, как известно. Если собирается какая-то община, которая хотя бы из двух-трех человек – это тоже уже очень много, — или целый приход, как нам повезло, то это тоже прекрасно. Но все-таки лучше, чем один большой приход,  два средних, потому что это устойчивее и надежнее. Но это уже как получится, а самое главное, мы должны никогда не отделяться ни в мыслях, ни в поведении, и самое главное, на чем все основано — в молитве —от наших великих предшественников, каковы митрополит Иосиф и другие  празднуемые сегодня святые.

Аминь.