Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы второй раз в Великом посту совершили литургию Преждеосвященных Даров, и продолжим говорить о том, что особенно нам в посту может пригодиться, чтобы потом с этим жить всю жизнь.

В прошлый раз мы говорили, что с постом сопряжены большие физические нагрузки. Они такие, что даже и здоровому человеку просто так их не перенести, нужна именно тренировка. И только тренированный здоровый человек может это все перенести с пользой. Конечно, то, что будет польза, зависит еще от чего-то другого, а не просто от тренировки. Какая же это польза, почему она образуется?

Отчасти помогут нам это объяснить празднуемые сегодня святые, а это мученики. С одной стороны, это Феодор Тирон, который празднуется сегодня ради чуда, которое он совершил уже посмертно, а с другой стороны, сегодня же празднуется память сорока мучеников Севастийских, а это, можно сказать, Мученики с большой буквы, потому что все христианские мученики смотрели на эти сорок мучеников. И после того как они пострадали, они стали образцом мучеников для всех. Правда, еще раньше них самих образцами мучеников были в Ветхом Завете мученики Маккавейские.

Что же такое мученичество? Наша жизнь, даже когда нас никто не мучает в буквальном смысле, тоже должна быть подобна мученичеству. Да, слово «мученичество» переводится с греческого как «свидетельство» за Христа, свидетельство о Христе. Почему это становится свидетельством? Ведь не всегда люди, которые становятся мучениками, говорят какие-то слова, сподобляются каких-то видений и особенно показывают какие-то видения окружающим. Это бывает, но часто этого нет. А свидетельство есть всегда. Потому что свидетельство заключается в том, что они имеют какой-то совершенно другой внутренний опыт, у них совершенно другая внутренняя жизнь, которая остается с ними и даже усиливается в них, когда внешняя жизнь отнимается. Такова должна быть и вся христианская жизнь: внутренняя жизнь усиливается, а внешняя отнимается. Но не так, что просто раз – и вся внешняя жизнь отнялась, это тоже неразумно и греховно, а так, чтобы все было по очереди, чтобы все было своим порядком. «Вся благообразно и по чину да бывают», то есть все должно быть своим правильным порядком, говорит апостол Павел.

И когда мы оказываемся в ситуациях, подобных тем, в которых оказываются мученики, пусть подобных на миллионную долю, то почему нам страшно? Потому что мы чувствуем, что у нас нет никакой поддержки ни от кого, что нас все оставили. Нам это страшно, потому что мы к этому не привыкли. А если бы мы понимали, что, как говорит псалмопевец, «отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя», то есть что Господь нас никогда не оставляет, даже если отец и мать оставили, то тогда, конечно, нам бы не было страшно, и тогда было бы свидетельство.

И вот, теперь переходим к посту. Зачем нужны все эти физические лишения? А это тренировка того самого оставления, которое бывает у нас в жизни, причем в неожиданные моменты, для того чтобы соответствующее расположение души у нас возникало часто, а постепенно становилось нашим  привычным расположением души. Потому что, когда мы испытываем какие-то физические ограничения, когда нам физически тяжело, то, как говорят в современном языке, нам «ни до чего». Нам становится некогда или просто даже неинтересно что-то, и у нас уже просто не получается «вложиться» эмоционально в какие-то свои занятия, которые не являются для нас жизненно необходимыми. А зачастую это такие занятия, которые несовместимы с христианством, уводят нас от христианства. А на том, что нам действительно необходимо, мы как раз фиксируемся.

И вот, получается, что всякие физические ограничения, в которых нас тренирует пост (может быть, совсем не связанные с едой, а с чем-то другим, неважно с чем) – они для того, чтобы мы их в той или иной форме переносили и за пределами поста. Это простейшие упражнения, которые дает нам пост, связанные с едой, с поклонами, с работой (потому что работу, несмотря на утеснения, никто не отменял). Эти упражнения ставят нас в такое одиночество, когда мы уже просто не имеем сил на общение с друзьями, на сидение в телевизоре или в интернете, у кого что, на поддержание вокруг себя всякого шума. И конечно, человеку, который привык к этому шуму, привык им жить, от этого плохо, и прежде всего это, а не физические какие-то невозможности, заставляет его хотеть есть, чтобы хоть чем-то заняться, отвлекает от богослужения и так далее.

Но если мы все-таки выдерживаем эту тишину, пусть это вызывает у нас такую же ломку, как у наркомана (депривация всякого общения, которая бывает тогда, когда мы тратим много сил на физические нагрузки), то постепенно мы начинаем к ней немножко привыкать, мы начинаем видеть, что тишина – это совсем неплохо. Что хорошо быть одному, а не все время болтаться в публичном пространстве. Я уж не говорю сейчас о возвышенном, о том, что только внутри такого одиночества, в своей внутренней келье, о которой говорит Господь в Евангелии, мы можем услышать ответ Бога на нашу молитву, то есть можем хорошо молиться. Потому что иначе нам понять очень трудно, что Он нам отвечает, разве что какие-то события происходят, и то нам трудно понять, что они от Бога, потому что очень многое нас отвлекает и мы думаем о другом.

Прежде всего, даже просто чтобы помолиться, исходя из своих настоящих и глубинных внутренних потребностей (не говорю сейчас – осознать их, а именно обратиться к Богу, пусть и не осознавая), — для этого нам нужна тишина, нам нужно одиночество, нужно, чтобы на какое-то время мы действительно внутренне прекратили эти бесконечные диалоги с разными воображаемыми собеседниками или, тем более, невоображаемыми, которыми обычно мы заполняем всю свою жизнь. Чтобы мы сосредоточились только на молитве.

Вот поэтому нам и нужно утеснять себя. В условиях поста это тренировочное утеснение, а в условиях жизни оно бывает разное, бывает нетренировочное. Об условиях жизни в какой-нибудь другой раз поговорим. И нужно привыкать, что то состояние, которое бывает, когда пост выбивает нас из обычного течения жизни, нам крайне необходимо. Потому что оно хоть в какой-то степени создает для нас ту тишину, в которой мы можем остаться наконец-то наедине, не просто без каких-то людей, без какого-то общения, разговоров по телефону, по интернету и так далее, а именно по-настоящему наедине, то есть даже и без всяких внутренних ненужных диалогов, которые мы в своих мыслях проигрываем с разными людьми. Действительно, тогда хоть немножко можно помолиться.

Аминь.