Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня у нас последний день Святой Четыредесятницы, последний день нормального и настоящего Великого поста, потому что дальше будут два праздника, а потом Страстная седмица, это уже особое время, совсем другое. И сегодня же у нас последняя беседа в этом цикле о христианской аскетике. И она, конечно, должна быть итоговая. Но мы не столько будем повторять, о чем была речь в предыдущих двенадцати беседах (сегодняшняя — тринадцатая), сколько немножко подробнее скажем, зачем это все надо, и кому это надо и кому это не надо.

О чем была речь, если вспомнить предыдущие двенадцать бесед? Сначала речь шла о том, что нужны какие-то физические лишения, нужны физические нагрузки, которые вырывают человека из его обычного течения жизни, чтобы он вообще мог о чем-то задуматься и начать фильтровать те впечатления, которые к нему приходят, отсеивать то, что неважное, и заниматься тем, что важно. Затем была речь о том, что среди того, что важно, надо все классифицировать на пять основных занятий: молитву, псалмопение, чтение, рукоделие и размышление. И при этом нужно особенно следить за своей жизнью и по телу, и по душе. По телу важно, потому что тело тоже напрямую относится к душе, — ведь душа прямо, а не как-нибудь косвенно соединена с телом. И из того, что касается тела, мы обсуждали то, что люди плохо понимают – это земные поклоны и сон, а также очень важный момент – чтобы не общаться с другими людьми беспорядочно и как попало, а общаться так, чтобы все было по воле Божией. А из того, что не касается тела, а напрямую касается души, мы говорили о послушании и о зависти, потому что эти вещи особенно труднопонимаемы для современных людей.

И вот, все это вместе, может быть, создает странное впечатление. Человек, который хочет жить по-христиански (потому что все эти темы относятся к тому, что надо жить по-христиански), уподобляется спортсмену, который постоянно тренируется, — профессиональному спортсмену. Не такому, который по утрам время от времени бегает в свое удовольствие перед домом, а тому, кому надо выступать на соревнованиях, одерживать какие-то победы. То есть это совершенно не образ жизни нормального человека.

Но есть одно «но». Ведь именно об этом говорится в апостольских посланиях и вообще в Ветхом и Новом Завете. Апостол Павел сравнивает самого себя и христиан с теми, кто выступает на соревнованиях по бегу, кто получает венцы. А также сравнивает с военными, которые должны все время тренироваться в мирное время, чтобы потом в бою быть в должной форме. Также они не должны связываться житейским, потому что, говорит апостол Павел, «никтоже воин бывая, обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет». — Чтобы быть угодным военачальнику, то есть быть таким, каким надо быть солдату, ему надо не набирать с собой всяких куплей житейских.

Получается, что христианами становятся какие-то профессионалы этого самого христианства, а все остальные будто бы и не христиане. Действительно ли это так? Тут хочется ответить, что нет, на самом деле это не так. Сколько у нас было всяких предков, которые жили обычными житейскими делами, занимались кто какой жизнью: кто-то – дворянской, кто-то – крестьянской, кто-то – рабочей, кто-то – поповской, между прочим (тут поповство ничем особенно не выделяется). Занимались тем, что молились о том, чтобы у них в семье все было хорошо, на работе все было хорошо, чтобы не болели. За этим они приходили в церковь, получали исцеления. И что же получается – они не христиане?

Если мы будем говорить с точки зрения реально Нового Завета, надо ответить так: да, они не христиане, вообще. Если в течение всей свой жизни они так и не вышли из подобных рамок «народного благочестия» — хотя бы перед смертью или еще как-то, например, в чрезвычайных обстоятельствах принимая мученичество, — то они прожили свою жизнь не по-христиански.

На это есть еще такой ответ: они христиане, но плохие. Как люди говорят: что мы, конечно, не готовы так профессионально жить в этом самом христианстве, а готовы только время от времени приходить в церковь. И конечно, лучше было бы иначе, но мы будем жить все-таки пока так, слегка соблюдать какие-нибудь посты, в чем-то, особенно символически. (Я тут не говорю о тех, кто считает, что соблюдать их никак не надо.) Прийти в церковь на праздник – это все хорошо, — рассуждают такие люди, — но обычная жизнь, вон сколько всяких дел, некогда тратить время на это христианство, потому что очень много других дел, мне надо, например, содержать семью и работать. Хотя никто, в принципе, не спорит, что можно содержать семью и работать, будучи профессиональным христианином, но как-то обычно считается, что большинство так делать не будет. Такие люди говорят, что мы христиане, но, конечно, плохие христиане.

Здесь надо ответить так: что вы не плохие христиане, а вы вообще не христиане, никакие. С новозаветной точки зрения, у вас никакого христианства нет в принципе, потому что просто этим не интересуетесь.

Плохие христиане – это те, кто подвизается, но плохо. Бывают профессиональные спортсмены, но плохие. При этом они все равно относятся к профессиональному сообществу спортсменов или военных, но при этом профессионалы они плохие. Вот это плохие христиане. Если стараемся жить по-христиански, и для нас это главное и единственное настоящее в жизни занятие (единственное дело, а все остальное – поделье, как хорошо сформулировал Феофан Затворник), то тогда, конечно, можно сказать, что мы христиане, но плохие.

А если для нас это все оставлено на потом, или вообще пока мы для себя это не рассматриваем, то просто надо понять, что мы не христиане, в принципе, даже и не плохие христиане. Что тогда делать? Церковь дала на этот вопрос ясный ответ.

Когда Церковь была мала и гонима, как это было в Римской империи до IV века или как в Иране продолжалось фактически века до VII (по крайней мере, до VI века), то там получалось, что в христиане могли идти только убежденные люди, и ни у кого не было желания числить себя христианами и при этом заниматься какой-то другой жизнью. Потому что слишком большого самопожертвования требовало само христианство.

И, кстати, нам не надо ходить за примерами такой жизни куда-то далеко.  Можем указать на – позволим себе немного экуменизма – наших всяких евангелистов, баптистов, адвентистов, пятидесятников, которые в наше время живут в нашем обществе. Конечно, там тоже бывает всякое, много разных исключений, но как принцип там соблюдается то, что, действительно, люди пришли в общину, они члены этой общины, они несут разные неприятности в социальном плане, особенно в советское время это было заметно. Но они, в соответствии со своим неполноценным, неполным пониманием христианства, все-таки живут правильно. То есть это то, что нашему времени вполне дано. Такие общины тоже время от времени подменяются чем-то фальшивым (например, клубом старых знакомых), но осознание принципа не уходит: если ты христианин, то этим подразумевается, что ты человек сознательный и подвизаешься, по мере сил, с необходимых для христианина занятиях.

И ведь сейчас не обязательно быть христианином, чтобы иметь доступ к социальным благам. Совершенно необязательно, никто об этом особенно не спрашивает. У нас, может быть, президент еще стоит со свечкой в храме, но если ты не будешь стоять рядом, то никто этого не заметит. Никто не спохватится – а где ты, почему тебя здесь нет со свечкой, рядом с президентом?

Но в IV веке положение изменилось. Христианство все еще не было государственной религией в Римской империи, но уже очень многие люди вслед за императором стали поддерживать христианство и пошли в христиане. И такие люди стали в основном оглашенными. Сам император Константин был оглашенным. И он уже совсем незадолго до смерти крестился. Эти люди всю жизнь не только не причащались, но даже не крестились. Говорят, что крестились тогда взрослыми. Это правильно, но надо уточнить, что не столько даже взрослыми, сколько уже фактически перед смертью. Или – не перед смертью, но тогда, когда люди решали действительно становиться христианами. Это похоже на то, как современные люди воспринимают уход в монашество. Хотя те, кто тогда крестились, они, в отличие от тогдашних монахов (тогда уже тоже было монашество), сохраняли семьи. Но это был такой действительно поступок.

Именно поэтому Константин Великий, который жил в первой половине IV века, еще следовал этой норме. Он просто не крестился. Люди так всю жизнь ходили оглашенными. Блаженный Августин, например. Можно почитать его автобиографию «Исповедь», там тоже человек, который в какое-то время обратился от языческого мировоззрения в манихейство (что-то похожее на христианство), потом из манихейства – в настоящее христианство. Он тогда крестился? Нет, он не крестился, стал оглашенным, сколько-то лет так жил. А потом уже принял крещение, когда действительно к этому пришел.

Это совершенно нормально было бы для нашего времени. Тоже бы хорошо поэтому сказать людям, которые не готовы жить в христианстве, но уже верят во все это – что надо готовиться, надо начинать. Начинать надо с того, чтобы молиться, соблюдать посты, молиться вместе с христианами и молиться отдельно, как христиане. Но пока еще не брать на себя этих обетов, связанных с крещением, и не приступать к крещению.

Но после IV века, а уже начиная даже века с V, массовым стало то, что мы видим и сегодня. Люди стали принимать крещение, а потом жить не по-христиански. Хотя я подчеркну, что было много другого. Например, святой Нектарий, патриарх Константинопольский, которым в конце IV века заменили Григория Богослова, даже и оглашенным не был. Его выбрали в патриархи из некрещеных и неоглашенных. Быстренько и огласили, и крестили, провели во все священные степени, сделали и патриархом, когда понадобилось. То есть ничего в этом такого плохого-то и нет, чтобы не креститься.

Если же все-таки крещены в младенчестве, потом фактически не жили христианской жизнью, надо фактически уйти в ряд оглашенных и понять, что мое место там, и постепенно учиться жить с христианами. Потому что, чтобы была такая вера, которая действительно заставляет принять на себя эту христианскую жизнь, надо, чтобы были соответствующие личные отношения с Богом, которые возникают еще вне Церкви, и дальше они приводят в Церковь. Благодать Божия таким образом приводит в Церковь, начиная действовать за пределами Церкви. Надо, чтобы это случилось раньше, чем человек придет в Церковь и попросит его покрестить.

Если это уже в какой-то степени есть, но недостаточно, то дальше надо молиться и думать об этом, каяться, исправлять свою жизнь. И приучаться к каким-то другим христианским формам жизни. Стараться вести себя так, как будто бы я был христианин, в то же время понимая, что я еще не христианин.

А вот что делать другим, которые еще не могут осознать для себя, что впоследствии им это надо сделать? Для большинства таких людей просто и никакой проблемы нет и никакого вопроса нет. Они говорят: ну, христианство и христианство, а я это я, и никакого к нему отношения не имею. Но бывают такие люди, которые должны вроде бы сказать про себя то же самое, но не говорят, потому что у них такой вопрос: «мне очень нравится то, что написано в Евангелии». Такие люди даже обычно говорят, что они в это верят. Хотя, если их спросить, во что они верят – то там может быть самое разное – может, они при этом еще верят в переселение душ или в то, что Христос не воскрес, или что мертвые не воскреснут. Да мало ли во что они верят.

Но если ты не хочешь приступить к христианству, к Церкви и узнать, в чем состоит Ее вера, не хочешь ее принять, не понимаешь, что надо действительно вступить в христианство так, как вступают новобранцы в ряды армии, то тогда, конечно, надо сказать себе честно, что я в это, извините, не верю. Потому что в Новом Завете прямо говорится, что мы, христиане, как воины. Во многих житиях святых, мучеников это написано, что мы как воины, как молодые рекруты, мы идем в армию.

Если мы так не хотим, тогда не надо говорить, что я в это верю. Значит, во что-то я, может быть, верю из написанного в Новом Завете, что-то мне, может быть, и симпатично, но в другое, написанное там же, я не верю. И надо мне дальше разбираться, кто прав, я или Новый Завет. Потому что – а вдруг прав Новый Завет, почему бы нет? Но это все надо постепенно. Тут тоже не надо никуда убегать, не надо делать каких-то резких движений, а просто надо выяснять потихоньку свое отношение. Если Новый Завет уже заинтересовал, значит, во что-то (может быть, я сам даже не понимаю, во что именно) я уже поверил. Как-то меня это зацепило. Дальше, исходя из того, что меня заинтересовало и зацепило, надо пытаться это как-то изучать.

И только на тот момент, когда я пойму, что да, надо записываться в армию, нельзя оставаться штатским лицом, – только тогда я могу прийти в Церковь и попросить, чтобы меня — не крестили еще, а огласили, приняли в состав оглашенных. Или, если ты был крещен в младенчестве, но все равно от этого христианином не стал, то тогда просто чтобы тебе разрешили, все равно на правах оглашенных, участвовать в общинной жизни.

Это значит, что такой человек оглашенный, он уже не чужд Церкви. Если он умирает, то его надо немедленно крестить. Если он умирает так быстро, что его не успевают крестить, то его отпевают как христианина. Все равно это намерение ему уже будет засчитано в крещение на том свете, поэтому тут не надо бояться в этом случае внезапной смерти. То есть вы уже тогда умираете все равно как христианин. Но не надо и торопиться и креститься раньше времени. То есть если не будет опасности скорой смерти, то тогда надо своим чередом, постепенно всему обучиться и принять во время благопотребное, не очень скорое время, Святое Крещение. Или, если был уже крещен в младенчестве, то присоединиться к Церкви через причащение.

И поэтому для всех христиан все-таки аскетика обязательна. Профессионализм, выражаясь современным языком (немножко несерьезно, но, тем не менее, серьезно), обязателен для христианина. Непрофессиональное христианство – это просто не христианство вообще, и не надо себя обманывать.

Большинство людей в любое время в любом народе, даже в том народе, который себя исторически считает православным, как русский, как грузинский, который сейчас гораздо более верующий, чем русский, или украинский, который менее верующий, чем грузинский, но более, чем русский, или греческий – все эти народы во что-то верят, они научились уважать христианство. Но массы людей даже там, не только в наше время, но и в какие-нибудь времена, лучшие для христианства, были нехристианами и фактически к Церкви не принадлежали. Но, тем не менее, в момент смерти многие из них могли причислиться к христианам, эти судьбы Божии уже Сам Господь Бог знает.

Но мы должны, сколько это от нас зависит, постараться быть христианами.

Аминь.