Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем говорить на аскетические темы и переходим от телесных вещей к тем, которые непосредственно и прямо являются душевными. И опять мы будем говорить только о том, что особенно с большим трудом понимается современными людьми, и что сейчас особенно трудно исправить. И таких тем будет две, за ограниченностью времени, но они, наверное, самые главные из тех душевных добродетелей или, наоборот, пороков, им противоположных, которые не просто особенно трудны, но непонятны современному человеку.

Одна тема, сегодняшняя, будет связана с добродетелью – послушанием, так что будем говорить о послушании. А другая, в следующий раз, если Бог даст, с пороком – завистью. И то, и другое современные люди, как правило, представляют совершенно не так, как это положено представлять в христианстве.

Итак, что же такое послушание? Конечно, мы все понимаем, что мы должны иметь послушание Богу. И мы говорим Богу «да будет воля Твоя» в молитве Господней. Но как конкретно это осуществить – на это есть много разных точек зрения. Разумеется, не все они правильные, и, как правило, те, которые более популярные, те и более неправильные.

Надо, конечно, смотреть, чтобы было действительно послушание и действительно Богу. Вот две стороны.

Во-первых, послушание. Должен быть тот, кто оказывает послушание, должен быть субъект послушания. Говорить о послушании можно только тогда, когда мы имеем возможность поступить по-другому, но поступаем все-таки именно так, как это соответствует тому, кого или чего мы слушаемся.

Потому что когда человек совершенно не сознает, что он делает, но, предположим, делает даже что-то и правильное и хорошее, это не является для него добродетелью вообще и послушанием в частности. Точно так же, когда человек делает что-то просто потому, что его заставили, вынудили, под влиянием страха, под влиянием физической боли или еще чего-нибудь. Даже если то, что он делает, само по себе хорошее, – это не является послушанием в частности и добродетелью вообще. Может быть, с точки зрения житейской, хорошо, что он это делает, но это не является послушанием. Также, если он преимущественно руководствуется тщеславием и ведет из-за этого более-менее христианский образ жизни – это тоже, по сути дела, не является послушанием и не является добродетелью вообще. Потому что бывает, что из-за того, что у нас такой круг общения, круг знакомых, мы не ведем какой-то образ жизни, не делаем каких-то явных грехов, которые нас бы поставили вне этого круга. И это совпадает с тем, что требуется от христиан. Это, конечно, хорошо. Но не надо преувеличивать степень действительно нашего сопротивления этим страстям. Зачастую оказывается, что такие люди, которые из тщеславия еще как-то держались, чтобы не выпадать из своего круга общения, оказавшись в другой ситуации, ведут себя по-другому. Это сплошь и рядом случается. Поэтому это все не добродетели вообще и не послушание в частности.

Послушание, повторю – это только тот случай, когда ты мог поступить по-другому, но поступаешь именно так, потому что считаешь, что надо так. Это уже будет послушание.

Следующий вопрос, правильное оно или неправильное. Потому что ты, может быть, считаешь так, что надо послушаться именно в этом, но это ты считаешь неправильно. Поэтому, конечно, послушание должно быть Богу. Вопрос: как найти эту волю Божью?

Есть такие редкие случаи (может, они есть и до сих пор, они описаны в литературе, в древности их было больше, но они и тогда были редки), когда кто-то вручает себя в полное послушание духовному старцу, которому действительно Бог открывает, как нужно все делать, и такой человек уже полностью отрекается от своей воли. В книжках святых отцов (в некоторых, далеко не во всех) мы имеем подобные описания. И даже у Игнатия Брянчанинова был подобный опыт. Только не он сам такое проходил, он сам как раз такого не проходил, не смог для себя такого найти, но некоторые его ученики, тоже не все, а только совсем немногие, это проходили в XIX веке. Но и это тоже уже от нас далекая эпоха и ситуация, хотя, конечно, намного ближе, чем древность.

Конечно, можно сказать, что такое послушание совершенно ни о чем не рассуждает. Но это не совсем точный или не совсем полный ответ, потому что человек, который предал себя в такое послушание, с того момента, как уже предал, конечно, не рассуждает. Но он же рассуждал, когда думал, предавать или не предавать себя в послушание, а если предавать себя, то кому. Поэтому тут тоже, конечно, был момент выбора. Но, в любом случае, подробности этой жизни мы можем не обсуждать, потому что нашему времени она практически не дана.

А то послушание, которое есть у нас сейчас, все равно предполагает, что не может быть такого человека, которого прямо так вот во всем слушаться и ничего не делать по собственному решению, не спросив этого человека. Хотя теоретически такое возможно, такое может быть именно с пользой, но обычно попытки этого оборачиваются совсем даже не пользой, а вредом. Потому что этим пользовались всякие духовно прельщенные люди, даже не совсем правильно будет называть их шарлатанами, чаще всего они были искренне прельщенными людьми. Поэтому их самих можно пожалеть, но они заводили вокруг себя подобных учеников, и ничего хорошего из этого не выходило.

А так, в нашей современной реальной жизни, получается, что мы можем с кем-то о чем-то посоветоваться, в отдельных случаях кого-то о чем-то спросить и послушаться, например, своего духовника, если у нас он есть в обычном смысле этого слова, а не в том, в котором мы сейчас упоминали. Но решение приходится принимать самим.

И вот, есть главное руководство, как принимать такие решения: надо принимать их в соответствии с Преданием Церкви. У нас есть каноны, прежде всего. Но каноны – это самое грубое руководство. Это такие флажки, за которые нельзя переступать, то есть там уже начинаются санкции. Большинство канонов (если они касаются того, что можно делать, чего нельзя делать) посвящено таким вещам, которые напоминают уголовный кодекс в светском государстве, то есть за что уже надо наказывать. Ну, или совокупность уголовного кодекса с административным.

Но как жить так, чтобы и не хотелось туда выскакивать, за эти границы, которые определены в канонах? Каноны об этом не говорят, они не для этого. А об этом говорит как раз аскетическая литература, аскетика. Аскетические творения святых отцов говорят нам, главным образом, не о том, как нельзя, а о том, как надо. И если мы будем хоть в какой-то степени, даже с большой погрешностью, держаться того, как надо, то тогда мы не выскочим за флажки, определенные канонами.

Поэтому первое – это послушание учению Церкви, которое выражено, как я уже упоминал, в канонах, но прежде всего оно выражено для нас в аскетической литературе, в теоретических и практических наставлениях святых отцов, в их примерах, которые мы видим из житий, из богослужения, из Библии, из каких-то рассказов, которые нам кто-то может пересказать.

Во вторую очередь, конечно, мы должны прислушиваться к нашим знакомым христианам. Они могут быть весьма несовершенны, нам могут быть известны их какие-нибудь достаточно тяжелые грехи, от которых они, может быть, даже и сейчас не могут отвыкнуть, но в чем-то одном, предположим, они могут быть очень исправными и исполнять какую-то добродетель. И в этом смысле у них надо учиться и, может быть, даже спрашивать у них словами, как этого достигнуть. И есть шанс получить какой-то хороший совет. Это все понятно.

Но также есть еще просто церковный устав, которого надо слушаться. Часто многие современные люди говорят, что идти к Богу – это же должен быть порыв души, я могу много всяких подвигов совершить, если это будет порыв моей собственной души. А что это я буду по расписанию ходить в церковь, делать эти поклоны по расписанию, какие-то молитвы по расписанию, и когда мне этого, может быть, совершенно не хочется?

Вот то-то и оно, что церковный устав, который всех нас касается, – это элементарная возможность проявить послушание. Конечно, когда мы стимулируемся тщеславием, — и даже если тщеславия нет, то гордостью, пусть даже зрителей никаких нет, но самочинием и гордостью, — то тогда, конечно, мы можем совершать большие подвиги. Но когда это надо делать просто по расписанию, потому что надо, и даже это подвиги не большие, а очень маленькие, то все становится намного труднее.

Об этом есть рассказ из жизни Макария Оптинского. В молодые годы он был с несколькими монахами в рославльских лесах, и они жили по своему собственному уставу, и он делал легко в день тысячу поклонов и больше. Так они очень подвижничали, у них такая была суровая жизнь. А потом они стали жить в Оптиной, в монастыре общежительного устава, и там ему было трудно сделать даже сто поклонов. И он не понимал, почему это такое происходит, что вроде он не стал себя физически намного хуже чувствовать, а все изменилось. Ему потом объяснили, что это потому, что тогда он делал по самочинию, потому что сам хотел, а теперь по уставу. По уставу-то все и труднее. Но ценные добродетели – именно те, которые по уставу.

Так же и мы должны понимать, что польза от устава именно такая, что и не хочется, а мы себя принуждаем, пусть ненамного это у нас получается, но хоть сколько-то. И вообще, как еще Серафим Саровский подчеркивал, подвиг полезный главным образом не тот, который совершается, когда человек вдруг собрался и в авральном порядке что-то сделал, а тот, который совершается пусть и очень незначительным усилием, но постоянно. И все церковные уставы призывают нас именно к этому подвигу – небольшому, но постоянному. Даже читать утреннее и вечернее правило – казалось бы, совсем маленький подвиг, а и то, оказывается, трудно. Это значит, что вот это-то как раз и полезно, это как раз то, что нас меняет.

Что означает, что нам это трудно психологически? То, что мы, такие, как мы есть, этого делать не можем. А значит, если мы все-таки будем это делать, то мы станем другими. Мы станем не такими, какие мы есть, а такими, какими мы должны быть, хоть в какой-то степени к этому приблизимся. Поэтому так все и полезно то, что касается послушания уставу.

И вообще, в наше время, когда духовного руководства не найти, и, наоборот, очень велико предложение всяких лжепастырских услуг, очень важно людям рассуждать самим и рассуждать правильно, чтобы не впадать в самочиние. И вот для этого как раз существует Писание. Нил Сорский, который жил тоже в эпоху упадка монашеской жизни, в конце XV века, одному из своих духовных чад писал, что ты не имеешь возможности прямого руководства (ситуация была такая), но у тебя есть божественные писания, ими и руководствуйся. Только разбирайся, чтобы писания были божественные, а не какие попало. То есть святоотеческие и хорошие книги, а всему подряд верить не надо.

Но даже при таком более-менее осторожном послушании, где на первый план выступает не какая-то личность человека (она там может появиться, может не появиться и, в любом случае, она на втором плане), а церковное учение, выраженное в учении отцов Церкви, в церковном уставе, богослужебном уставе и так далее – даже и при таком подходе (а тем более, если его нарушать) есть некая опасность, которая подстерегает очень многих людей и особенно тех, которые склонны приходить в Церковь из мира. Потому что ведь любая добродетель новоначального содержит не только что-то хорошее, но очень много содержит и плохого, она обычно грязная. И вот, специфическое загрязнение той добродетели, которая влечет людей в Церковь, очень часто бывает связано с их личными патологиями, иногда, можно сказать, психопатологиями. Они ищут, кого бы послушаться, из мазохизма, это чистая психопатология. Или просто из-за того, что они страдают в той или иной степени выраженным обсессивно-компульсивным расстройством, и им просто очень тревожно, когда нет расписания, при котором нужно сначала сделать это, потом это, потом это. Если у них такого нет, у них развивается большая тревожность, им становится плохо, они чуть ли не умирают из-за этого.

Конечно, в какой-то степени наш человеческий организм требует такой четкости и размеренности. Это правильное чувство, которое необязательно переходит в патологию и невроз. И Церковь, конечно, это учитывает и удовлетворяет обязательно, потому что иначе человек бы не мог войти в Церковь и в Ней жить. Но это не должно превращаться в невроз.

Поэтому надо также уметь спокойно относиться к ситуациям, когда мы чего-то не можем исполнить. Во-первых, все правила, которые мы для себя считаем обязательными, должны состоять из двух частей. Во-первых, должна быть часть обязательная, во-вторых, должна быть часть опциональная, необязательная. То есть если я могу, то я это совершаю, если возникают непредвиденные обстоятельства или предвиденные, но непостоянно встречающиеся в жизни, то я спокойно ее оставляю, и никаких смущений это не производит. Во-вторых, когда все-таки происходят совсем уже непредвиденные обстоятельства, и мы не можем исполнить даже обязательные наши правила, или происходят другие ситуации, где мы оказываемся с точки зрения нашего тщеславия-гордости в каком-то нелучшем положении – к этому надо относиться, с одной стороны, с покаянием (вот, я сделал что-то плохое), а с другой стороны, извлекать из этого пользу. Потому что мы познаем свою немощь, познаем, над чем именно нам работать, где нам особенно надо исправляться, и, в любом случае, полезно отрабатывать навыки правильно реагировать на свою немощь. Да, Господи прости, с этого же места теперь опять начнем как ни в чем не бывало, «забывая задняя, в предняя простираясь», как говорит апостол.

Упомянул я уже о мазохизме. И здесь надо вот что сказать: конечно, люди, которые приходят в Церковь в не совсем здравом состоянии, они иногда хотят наконец-то перестать думать о своей жизни, наконец-то найти, на кого возложить ответственность за свою жизнь. Они становятся инфантильными. То есть они, видимо, и были инфантильными на входе в Церковь, но становятся совсем какими-то асоциально инфантильными, еще хуже. Это бывает обычно в общинах вокруг очень «духовного» старца, или в монастырях, но тоже только в особо «духовных», где люди, вместо того чтобы тихо спиваться, например, начинают заниматься духовными подвигами — там могут быть вообще кошмарные картины совершенно сумасшедших людей. Не потому что они всегда такими были, они были, может, и неидеальными, но еще туда-сюда, но когда они «пожили духовной жизнью», они превратились во что-то ужасное. Кто видел, тот видел, кто не видел, тому, может, и не надо. Но есть такие опасности.

С чем это связано? Это связано с тем, что люди, склонные к мазохизму (опять повторю это слово именно как название специфической психопатологии), находят в Церкви возможность удовлетворить эту свою страсть. Понятно, что это все делается под видом послушания, конечно. Эти люди оказываются ну такими послушными, что вообще ничего не делают без послушания. Правда, надо сказать, что они при этом ничего и не делают, кроме «поди сюда или туда». Конечно, это очень плохо, и таких людей надо госпитализировать в каких-то уже крайних случаях, но этого трудно добиться. Но, по крайней мере, надо понимать, что эти люди находятся в тяжелом положении, и их надо как-то спасать и изымать из этой среды. Ну, а, прежде всего, надо самим не попадать в такие обстоятельства.

То послушание, которому учит нас Церковь, – это не психопатология, не инфантилизация, не привычка уходить от ответственности и говорить «как Бог даст» в значении того, что «я об этом думать не буду и не хочу», не пытаться все это возложить на какого-нибудь духовника, священника или просто на русский «авось», который на православном жаргоне называется «как Бог даст» — любимая фраза православных.

Нас учат принимать решения. Если мы хотим принять такое решение, чтобы послушаться Церкви, церковного устава или какого-то человека, в чем-то согласного с учением Церкви, то это тоже наше сознательное решение. И не надо думать, что мы за это решение не несем ответственности. Кстати, если этот человек нам что-то неправильное скажет, а мы послушались, то мы все-таки несем ответственность, что мы слушались без рассуждения. Поэтому должно быть рассуждение, должно быть такое послушание, которое формирует навыки принятия ответственных решений, формирует ответственность. Послушание, которое есть церковная добродетель, – это именно навыки принятия решений, сделанных с добродетелью рассуждения, о которой мы тоже уже говорили.

Аминь.