Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши беседы о «Лествице». И сегодняшняя тема слегка касается многословия, но больше относится к теме лжи.

Ложь – это вообще одна из главных тем «Лествицы» и одна из главных тем христианской жизни. Слово, которое непосредственно посвящено лжи в «Лествице», небольшое, но очень важное. Она там связывается с многословием, о котором предыдущее слово (мы о нем не говорили), и со злословием и клеветой, о которых говорили раньше.

Когда человек просто привык много говорить и не останавливается, то он неминуемо впадает в ложь. Здесь бывает такая грань, которая очень легко переходится. Поэтому многоглаголание, когда человек просто болтает много разного, – это само по себе плохо, потому что это открывает его к разным грехам, не дает ему думать вообще ни о чем. И, в частности, открывает ко лжи. И такая минимальная степень греховной лжи, которая может в человеке возникнуть, – она просто из многословия.

Лествичник приводит обычные причины, по которым человек хочет врать: чтобы кому-то понравиться, произвести на кого-то благоприятное впечатление. Но это более невинные причины, хотя они и греховные. Дальше начинается еще хуже: когда он хочет скрыть свою собственную вину, а особенно, если хочет свалить на другого, – это уже клевета получается, а не просто ложь. Ну и, конечно, когда человек хочет понравиться, то за этим, помимо тщеславия, которое здесь стоит наверняка, просто и многое другое стоит – может быть, и блуд, это очень часто бывает, и корысть какая-нибудь. Человек не просто хочет понравиться, а у него блудное возбешение этого требует или он чает какую-то корысть приобрести. И вот такое, еще более греховное, желание понравиться, приводит к еще более неприятным видам лжи.

Лествичник говорит, что когда начинают врать, то по человекоугодию в компании человек тоже может чего-нибудь захотеть приврать. Это очень принято, но этого делать ни в коем случае нельзя. Он говорит, что лучше даже пострадать от тщеславия, когда мы с тщеславием кому-то скажем, если мы имеем на это право, что давайте прекратим эти разговоры. Вообще-то так говорить нехорошо, потому что в этом много тщеславия, но иногда бывает лучше пожертвовать здесь, тем, что мы дадим некое место тщеславию, чем эти разговоры терпеть. Даже чтобы терпели другие, а тем более участвовать в них самому. Надо об этом думать.

Кроме того, ложь показывает вообще наше греховное состояние. Потому что когда мы негреховны, то мы и не лжем. Лествичник говорит: «не знает младенец лжи». То есть младенцы врать не умеют. Но, конечно, не только младенцы врать не умеют. Лествичник там прибавляет, что также человек, если напился, то он тоже не врет. «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», – это мы в России так говорим. Суть та же самая.

То есть ложь требует некоего контроля над собой. С одной стороны, потери контроля, если мы изначально не хотели врать, а с другой стороны, все-таки некоторый контроль должен оставаться. Можно еще добавить, что это такой контроль, которого нет у пьяного, нет у младенца или у человека психически больного, если его болезнь такова, что она делает его младенцем.

Но бывают еще такие люди (Лествичник о них не пишет, а нам в церковной жизни полезно о них знать), которые страдают определенными психическими заболеваниями, которые наши врачи обычно называют психопатиями. У них бывает так (не то, что у всех, кому ставят такие диагнозы, так бывает, но часто бывает так, это называется в медицине патологическое вранье, «псевдология» по-гречески): человек врет совершенно как дышит. Зачастую он врет, совершенно не думая, что он говорит неправдоподобные вещи, что все на него смотрят, удивляются и вертят пальцем у виска. Но часто он врет более-менее правдоподобно, и если его проверить на детекторе лжи, то, скорее всего, детектор покажет, что он не врет.

Дело в том, что для него нет различия между истиной и ложью, а точнее говоря, для него нет никакого представления об истине. Он просто считает, что истина – это «как мне будет лучше». У него есть какое-то представление, как ему лучше сказать в той или иной ситуации, и неважно, может, на самом деле он ошибается, может, на самом деле ему хуже так сказать, но он думает, что он понимает, как ему лучше сказать в той или иной ситуации. Он, совершенно не сообразуясь ни с чем, будет так говорить. Это даже нельзя назвать враньем в обычном смысле слова, но, может быть, правильно сказать, что такой человек никогда не говорит правды. Потому что все совпадения с правдой, которые у него бывают (если ты все время что-нибудь говоришь, то когда-нибудь ты будешь совпадать с правдой), могут быть просто случайные.

Таких людей надо просто понимать, что они такие, как болящие, но понимать, что это может быть даже и для окружающих опасная болезнь. Но надо сказать, что большинство людей, которые страдают какими-нибудь психическими заболеваниями, не имеют этой симптоматики. Их отношение к вранью примерно такое же, как у всех остальных. А это особое заболевание, причем те, кто являются больными, выглядят совершенно здоровыми, и, чаще всего, никто их не собирается лечить. Лечить их, кстати, очень трудно, почти невозможно. Вот такая бывает крайность.

И, поговорив о том, как все плохо с этой ложью обстоит, Лествичник вдруг говорит две вещи. Первая. Бывают многие люди, которые воображают себя блудницей Раав и считают, что им возможна ложь, как ей. Раав, блудница в Книге Судей, пустила в город Иерихон соглядатаев и разместила их у себя в доме, и потом, при взятии Иерихона, это им очень помогло, и вся ее семья, а не только она, стала тоже частью Израиля, а все население было убито. Раав – блудница по профессии, и она – некий образ праведности, который связан с ложью. Есть еще много примеров в Библии, когда кто-то лжет, и это правильно и во спасение. Хотя есть еще больше примеров, когда праведные люди лгут, но это все равно греховно.

И вот Лествичник говорит, что не надо ссылаться на нее, на примеры праведников, которые употребляли ложь, и лгать самому, потому что ты не праведник. Сказав это, дальше он говорит еще более загадочные слова, что если ты внутренне избавился от лжи, то тогда ты можешь ее употребить. Но при этом тоже нехотя и сокрушаясь, то есть в крайнем случае. Во всей «Лествице» мы больше не найдем объяснения этих слов, там нет никаких объяснений. Но когда Лествичник это писал, он обращался к аудитории, которая сама была начитана, и мы знаем, что об этом написано у святых отцов. Когда речь касается твоего собственного личного поведения, то совершенно понятно, о чем здесь написано. Когда нужно спасти, например, кого-то. В патериках у святых отцов приводится такой пример старца, который спрятал у себя человека, за которым была погоня, чтобы его убить. И когда эта погоня достигла кельи старца и его спросили, не видел ли он такого-то, он сказал, что не видел, сознательно солгав. Эта ложь приводится как пример праведной лжи. Потому что действительно выдавать человека плохо. Хоть это и праведная ложь, но все равно плохо, что такая ситуация, что пришлось лгать. Тем не менее, это лучше. Это ситуация относительно понятного типа.

Но есть ситуации относительно непонятного типа. Когда ты руководишь какой-то организацией, или не руководишь, но от тебя что-то зависит в этой организации, особенно церковной или монашеской, возможна ли здесь такая «ложь во спасение»? Прямо сказать, церковного учения, которое давало бы теорию вопроса, здесь просто не существует. А если мы обратимся к прецедентам, к тому, как себя вели святые отцы, то мы увидим разное. Некоторые использовали в таких случаях эту ложь во спасение, а некоторые категорически не использовали. И, может быть, трудно сказать, когда был какой-то церковный суд, праведный или неправедный.

Например, нужно было избрать митрополита на Русь и нужно было не допустить одного нехорошего человека, чтобы он стал митрополитом. В это время вся Русь, которая была под Москвой и которая была в Новгороде и которая была в Литовском государстве, – вся она была под одним митрополитом, и на выбор митрополита московский князь мог влиять. Нужно было избрать нового митрополита, и для того чтобы избрать хорошего человека, которым оказался святой митрополит Киприан, нужно было, чтобы, кроме княжеской делегации с плохим ставленником, поехали какие-то другие епископы, которым князь запрещал отправляться. Надо было нарушить это. И святой епископ Дионисий Суздальский был посажен под домашний арест, чтобы он не поехал в Константинополь. Тогда Дионисий Суздальский упросил князя, чтобы тот его отпустил. Тот отказывался его отпустить, полагая, что он наврет и все равно убежит в Константинополь. Но тогда Дионисий Суздальский попросил Сергия Радонежского, чтобы тот дал за него свое слово. И тот дал за него свое слово, что он никуда не поедет. Того отпустили, и он тут же убежал в Константинополь. Его миссия имела полный успех, но он обманул не только князя, но даже Сергия Радонежского, который за него поручился. Конечно, Сергий Радонежский сочувствовал его делу, но, скорее всего, он не стал бы за него поручаться, если бы считал, что тот может обмануть. Это пример лжи в церковной политике, совершенно сознательной, которая была во спасение. А вообще неизвестно, стоило это делать или нет, потому что все равно этот нехороший кандидат, который был от князя, умер. Некоторые говорят, что ему помогли умереть, «хорошие люди» «плохого человека» извели, — есть такая версия, в основном, сторонников этого человека. Есть другая версия, но если все равно Господь не допускал этому человеку, которого хотели сделать митрополитом Киевским, жить, то, может быть, и зря было все это вранье.

Мое личное убеждение, я подчеркиваю, что оно основано просто на моем понимании святоотеческих примеров, заключается в том, что все вопросы церковного управления должны решаться без лжи. «Ложь во спасение» очень вредит в целом. Есть прекрасные способы вводить противника в заблуждение, что бывает нужно на войне, даже церковной. Например, говорить правду, — потому что все равно никто не поверит. Это как раз один из лучших способов ее замаскировать в политике, по крайней мере, в церковной. Наверное, и в светской тоже неплохой, но за церковную я могу просто поручиться.

Мне кажется, – хотя я не буду выдавать это за твердое святоотеческое учение, а буду это выдавать только за то, чем это является, то есть моим личным пониманием этого сложного момента в святоотеческом учении, – что нужно обходиться без лжи, и что не может быть в церковной политике такого случая, чтобы ложь была необходима, хотя многие ее, к сожалению, применяют.

И добавлю, уже в качестве постскриптума, что применение лжи в современной церковной политике разными православными и в целом очень достойными людьми, на мой взгляд, привело только к печальным последствиям, и продолжает приводить к печальным последствиям. Эти наблюдения меня только утвердили в том, что я только что сказал – что не нужно этой «лжи во спасение».

Конечно, бывают Раав-блудницы, бывают такие особые случаи. Если мы внутренне освободимся от лжи, то возможно, что мы и сами сможем так себя повести. Но пока не освободились – не надо.

Аминь.