Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем беседы о «Лествице». И поскольку нельзя этого обойти, и уже мы подошли к такому времени, когда, согласно самому содержанию «Лествицы», пора об этом говорить, то сегодня мы будем говорить про плач.

Это такая тема, которая особенно трудно понимается современными людьми вообще, а в наших северных широтах, может быть, даже еще и более. И что еще важнее, к сожалению, – это такая тема, где святоотеческие писания особенно могут содействовать тому, чтобы люди, обычно те, что и без того с не самой сильной психикой, совсем уже повреждались от занятий православной аскетикой. То есть здесь одна из самых скользких, если можно так сказать, тем. В то же время тема очень важная. У всех святых отцов, не только у Лествичника, о ней говорится как о чем-то крайне и крайне важном.

Чтобы почитать об этом более подробно применительно к современному состоянию людей, может быть, стоит обратиться к творениям Игнатия Брянчанинова. Но все основное содержится в «Лествице», именно в том слове, которое специально посвящено плачу. И там говорится о том, какой плач вообще бывает, как это бывает хорошо и как это бывает нехорошо. Конечно, нехорошего бывает больше, чем хорошего.

Мы привыкли к одной разновидности плача, когда у человека может быть такое настроение, что по какому-то духовному поводу он расстраивается и плачет. А потом в другое время у него другое настроение, он веселится, и получаются вот такие перепады. Про такое состояние, которое можно по-современному назвать истерическим, Лествичник говорит так, что это подобно тому, как если бы кто-то захотел бросаться в пса хлебом, — по видимости для того, чтобы его отпугнуть, но на самом деле его прикармливая. И такой человек, который вот так то плачет по настроению, то смеется, подобен бросающему хлебом в пса сластолюбия. Он себя открывает всяким блудным искушениям и всем прочим, и, конечно же, тщеславию. Тщеславие бывает связано с таким внешним плачем, и оно также его портит и окрадывает. Это вещь, которую многим трудно понять, но она еще более понятна, чем другая вещь, которая представляет более серьезную опасность.

В основном, если кто-то психически повреждается от православия, или, по крайней мере, приходит в худшее состояние, чем был, – в основном это непонимание этой второй вещи, о которой я сейчас скажу. Это связано с тем, что плач – это очень сильное средство. Это средство фиксирования внимания, такое же сильное, какое бывает у человека, когда у него кто-то только что умер. Он не может ни о чем другом думать, если это близкий, конечно, человек. И всякие интересные для него в другой момент развлечения становятся для него неинтересными. Не потому что он находит в себе силы от них удерживаться, а ему очень хочется, чтобы наконец-то припасть к этим развлечениям, а потому, что ему уже и не хочется, потому что он его переполняет его собственное трагическое состояние. Это, конечно, относится и к состоянию нашей души перед Богом, и вот тогда бывает плач.

И вот тут бывают свои искушения, когда люди начинают забывать о благости Божией, и плач этот уже становится настолько сильным, что он действительно все перекрывает и теряет очень важное качество, о котором Лествичник говорит, – он перестает быть радостотворным, сотворяющим радость в то же время. И тогда человек впадает в состояние депрессии. А если еще и раньше этот человек был к нему склонен, то он из него просто не выпадает. И это, конечно, очень тяжелое состояние. Если человек действительно страдает клинической депрессией, то он делает что-то не то, и ему надо как-то иначе применять к себе, не напрямую, все эти рекомендации «Лествицы».

Как это понять. Если, например, нарушается сон параллельно, то есть он начинает спать не так, как он раньше спал, а долго не может заснуть, больше двух часов, например, или просыпается раньше времени, невыспавшимся, но спать уже дальше не может, в течение ночи или утром, – депрессия обычно без этих признаков нарушения сна не обходится, плюс бывают еще другие признаки. Это, конечно, все нездраво, этого быть не должно. В какой-то степени можно сказать, что это регулируется нашим сознанием и неправильным пониманием, но у кого-то может быть просто психическое заболевание, и здесь нужно непременно советоваться и все это выяснять, что касается этой самой депрессии. Она никакой добродетелью не является, она является болезнью, и от нее надо как-то, наоборот, спасаться. Плач здесь совершенно ни при чем.

А что же такое плач, который бывает настоящий и который приносит пользу? О нем говорит Лествичник так: я видел таких людей, которые не имеют плача, и поэтому они стремятся его стяжать и стремятся все время себе напоминать о собственных грехах и каяться перед Богом. И вот такие люди, продолжает Лествичник, как раз и имеют плач еще больше, чем те, которым кажется, что они его имеют. И то, что они не имеют его видимым образом, как раз им помогает, потому что, не зная о том, что, по сути, они его имеют (им кажется, что они его не имеют), у них исчезают поводы для тщеславия (а тут своеобразное православное тщеславие может наступить, как известно), и они сами держатся смиренномудрия и в то же время пребывают в плаче.

Плач, который со слезами, повторю – это может быть признаком чего угодно. Чаще всего истерии, истерического поведения. Кроме того, он располагает к тщеславию в православной среде. А тот плач, который нужен – он является плачем внутренним. И такой человек может внешне даже и не плакать и даже, может быть, себя за это осуждает, что он не плачет. Плачет он внешне или нет – зависит еще от темперамента, от культурных особенностей, которые у разных народов очень разные. Понятно, что в Средиземноморье, где жил Лествичник, и у нас на севере темперамент у людей совершенно разный.

Все-таки что же такое плач, который положительный, правильный, который может внешне даже никак не проявляться? Главное, нам другое знать – как он проявляется внутренне, если он есть. Здесь надо смотреть разные степени состояния человека, потому что не все в одинаковой степени опытны в духовной жизни, скажем так. И у людей опытных он проявляется так, как пишет Лествичник: когда человек все время ощущает себя в тюрьме, пока он находится вместе со своими грехами, и у него есть только одна мысль: «изведи из темницы душу мою», то есть из греховной плоти. Здесь плотью называется не тело, а склонность ко греху, как это и апостол говорит. И вот поэтому он вместе с псалмопевцем говорит: «изведи из темницы душу мою». И пока он в тюрьме, у него нет никаких праздников.

Как раз сегодня память Венедикта Нурсийского. В его житии описывается случай. Он жил много лет в полном отшельничестве и воздержании, там только молился и каялся. Однажды пришел к нему некий человек поздравить его с Пасхой, специально пришел на Пасху, а тот даже не знал, что уже Пасха. То есть он настолько не следил за календарем, что даже и Пасху пропустил, не говоря обо всем остальном. Потому что для него все дни проходили одинаково. Мы все-таки можем посмотреть на большинство людей, в том числе, монашествующих, в том числе, святых, и увидеть, что они все-таки жили не так. Они установили церковный календарь, где не только посты, но где очень много праздников, причем они друг друга сменяют определенным упорядоченным образом. Зачем это нужно? Затем, что не все так выдерживают, как святой Венедикт. А для того чтобы начинать это выдерживать, нужно начинать с малого. Как мы с младенчества тренируемся разным взрослым добродетелям, но пока не вырастем, мы не можем их совершать. А если будем пытаться не по своему росту что-то сделать, то это приведет к чему-то еще худшему, чем если б мы не начинали пытаться это делать. Так же и здесь, поэтому каждый знай свою меру.

Но, тем не менее, мы должны понимать, чтó есть плач, и чтó есть смех. Смех является противоположностью плача, о чем говорит Иоанн Лествичник. И действительно, если подразумевать под смехом такое внутреннее устроение (кстати, оно может в виде внешнего смеха тоже не проявляться), когда человек ко всему относится несерьезно или с какой-то издевкой, то это очень разорительное отношение. Это противоположно плачу. Такой человек не только не соединяет свою мысль с тем, на чем она должна держаться и от всяких мирских привязанностей отрешать, а наоборот, всячески увлекает через смех этими привязанностями. Повторяю, что смех может быть внешне и никак не выражен. Внешне можно быть с очень серьезным лицом все время, а внутренне смеяться.

Но в то же время святые отцы (правда, Лествичник об этом не говорит именно в «Лествице») допускали и допускают некий внешний смех, который нужен для того, чтобы дать некоторую ослабу даже самим себе и особенно новоначальным. И здесь рассказывают отцы прекрасно известный, в том числе и Лествичнику, несомненно, рассказ о жизни святого Антония. Святой Антоний шутил в присутствии каких-то мирских охотников, которые просто пришли к нему проведать, узнав о таком великом старце. И когда он шутил со своими монахами, то это смутило мирян, и миряне даже ничего и не сказали, но Антоний почувствовал, что это их смутило, и попросил охотника напрячь лук. И когда охотник напряг лук, то Антоний спросил: почему ты не натягиваешь тетиву еще сильнее? – Потому что она лопнет. – Вот так же и с монахами – нельзя натягивать тетиву так, чтобы она лопнула.

Поэтому в какой-то степени добрый и мягкий юмор необходим. Он не является тем смехом, который противоположен плачу и который его уничтожает, и которого не должно быть в христианской жизни. Но должно быть такое доброе настроение. Если брать житейские добродетели, то мы можем сравнить такое правильное устроение – только сравнить, потому что много сходного, но все-таки одно связано напрямую с духовным, а другое нет, – с тем, когда некий человек, у которого какое-то горе произошло, ведет себя, не показывая виду, и старается окружающим сделать так, чтобы они не чувствовали дискомфорта от того, что они не знают, как с ним обращаться, и даже их подбадривает, и часто с ними еще и шутит. Так ведут себя некоторые люди, у которых горе. Может быть, у них одних горе, у остальных нет, или у всех горе, но кто-то подбадривает других таким образом. Это люди, про которых внешне можно сказать, что у них смех в данный момент. Но внутренне мы прекрасно понимаем, что там совершенно другое настроение, как раз правильное и хорошее. Вот это христианское настроение. То есть внутри должен быть плач, а снаружи должен быть такой добрый смех. Не тот смех, который плохой, повторю в десятый раз, а тот, который хороший. И вот об этом нам и говорит «Лествица». Но все-таки, прежде чем читать и исполнять то, о чем говорится у святых отцов, когда они объясняют про плач, надо почитать хотя бы Игнатия Брянчанинова. И вообще лучше спросить у кого-то, кто может что-нибудь объяснить.

Аминь.