Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Мы продолжаем наши беседы на Лествицу, и сегодня у нас на очереди, соответственно порядку самой Лествицы, тщеславие. И, прежде чем об этом говорить, вот о чем надо упомянуть. Сегодня так совпало, что у нас память 42 мучеников Аморийских.

Это не просто были мученики, которые пострадали в относительно недавнее время, всего лишь 1100 лет назад, а не 1500 или 1600 лет, как многие другие христианские мученики, а всего лишь в IX веке. Это был военный отряд, точнее офицеры, которые пострадали от мусульман после долгого плена, когда они все-таки в итоге отказались принять ислам и были убиты (ок. 845 г.). Так что они сознательно себя обрекли, отказавшись принимать ислам.

Но почему это немного имеет отношение к тщеславию, точнее к нашей борьбе с тщеславием. Потому что эти мученики принадлежали к официальной Церкви. Это были весьма высокопоставленные военные, которые все были в официальной тогдашней Церкви. А официальная Церковь того времени, когда они попали в плен (838 г.), была иконоборческой. Казнили их уже после победы Православия в 843 г., и почитанию их в православной Церкви не смогло воспрепятствовать то, что они к ней внешним образом не принадлежали.

Когда происходят такие разделения в Церкви, как тогда было между иконоборцами и православными, если с неправильной стороны кто-то пострадает за Христа из простых людей, то их мученичество обычно признается Церковью. Так почти всегда бывало, так и в отношении мучеников Аморийских.

Какое это имеет отношение к тщеславию? Такое, что люди жили в ереси и были весьма светскими и далекими от духовных интересов. Интересы у них были, в основном, военные, отчасти придворные, судя по их профессии. И в нужный момент они оказались мучениками. Потому что вера у них была, но непонятно было, преобладала она или нет, пока не оказалось, что преобладала.

Поэтому надо каждому помнить, как это все на самом деле бывает. То, что мы находимся в истинной Церкви, это не всегда гарантия нашего спасения. У нас нет такого, что кто в истинной Церкви, то автоматически спасся, как это есть у некоторых протестантов.

Но переходим к тщеславию. Тщеславие Иоанн Лествичник также называет истоком всех страстей. Что-то очень много получается истоков. Есть и чревоугодие, есть и сребролюбие, есть и блудная страсть, а вот есть теперь и тщеславие. Изнутри, конечно, все, можно сказать, связано с гордостью. Но гордость связана с тщеславием.

А связаны они так. Иоанн Лествичник говорит, что как человек один и тот же, когда он ребенок и когда он взрослый, так же можно сравнить и между собой тщеславие и гордость. Тщеславие – это когда еще ребенок. А гордость – это когда взрослый. И гордость – это то самое, из-за чего отпал сатана, и что совершенно удаляет от Бога, а тщеславие – это то, из чего она вырастает.

Но тщеславие есть в каждом человеке, который специально с этим не боролся. Одно дело тщеславие новоначальных, с которого все начинается. И другое дело – тщеславие, которое постепенно может даже не уменьшаться, а, наоборот, развиваться и усиливаться у людей, которые как-то подвизаются.

Тщеславие новоначальных – оно, по замечанию, правда, не Иоанна Лествичника, а Игнатия Брянчанинова, примешивается ко всем добродетелям. Но это же не повод не совершать добродетели. Действительно, мы если что-то делаем хорошее, то сразу хотя бы думаем про себя, что вот как я хорошо делаю. Это же тщеславие! И это портит, безусловно, нашу добродетель.

Но поскольку если мы так не будем давать себе поводов думать, то мы вообще ничего делать не будем, — неконструктивно было бы отказаться от того, чтобы исполнять хотя бы какие-то добродетели только из-за того, что они у нас загрязнены тщеславием.

Поэтому надо смиренно понимать, как объясняет это Игнатий Брянчанинов, что мы совершаем «грязные» добродетели, что они стоят далеко не столько, сколько бы они стоили, будь они чистыми. Но лучше так, чем никак. По крайней мере, не погибать.

И вот Иоанн Лествичник объясняет, почему это так бывает. Потому что действительно так бывает, что когда у тебя множатся грехи, этому радуется страсть отчаяния. Понятно здесь все и очевидно почему. А когда множатся добродетели, то радуется тщеславие, потому что тщеславие заставляет нас впасть в это идолопоклонство.

Почему идолопоклонство? Потому что мы представляем свои добродетели либо перед какими-то реальными людьми, либо перед мысленной аудиторией, мысленными нашими собеседниками. Вполне может быть, что мы тщеславимся такими нашими поступками, которых никто из людей никогда не узнает. Но мы воображаем себе каких-то людей, которые нас похваляют за то, что мы это не разглашаем, эти наши добрые поступки.

Строго говоря, тут уже наше тщеславие бесовское, потому что это никакие не люди воображаемые, а на самом деле бесы, которые нас хвалят. И которые составляют нам эту «аудиторию» уже без всякой помощи остальных людей.

И вот человек, который впадает в такое тщеславие, он оказывается очень уязвим. По сути, он является идолопоклонником, потому что он верит в то, что ему дает эта реальная человеческая или воображаемая, но все-таки тоже реальная бесовская аудитория, а не то, что ему дает Бог.

Он очень боится оказаться каким-нибудь не таким, как-нибудь не так выглядеть в глазах этих людей или воображаемых людей, то есть бесов. Такой человек не может ступить шага без того, чтобы не подвергнуть себя какой-то опасности с точки зрения своего тщеславия. Или как сейчас в современной психологии иногда говорят, чтобы не подвергнуть какой-то опасности свое грандиозное Я.

Такой человек все время живет с какой-то личиной, поэтому он все время находится в страхе. И отсюда, как мы говорили раньше, вслед за Лествичником, тщеславие все время порождает страх. Но самое главное, что человек такой становится каким-то псевдоактером. Но к сожалению, это надо говорить не в третьем лице, а в первом. То есть приходится это замечать в себе. И если не заметишь этого в себе, то вообще никогда не поймешь, о чем здесь речь.

Тщеславие, таким образом, нас себе порабощает. Потому что это становится постепенно мотивацией наших поступков. Но здесь тоже есть возможность выхода. И особенно «Господь хранит младенцы». Это применимо и к тому, что говорится о тщеславии. Бывает, что какие-то наши потребности удовлетворяются раньше, чем мы могли сами их осознать и о них помолиться, говорит Иоанн Лествичник. Потому что если бы успели о них помолиться, и потом получили бы просимое, то это был бы для нас нестерпимый повод к тщеславию. Поэтому очень многие вещи, как мы замечаем, в нашей жизни случаются без того, чтобы мы успели даже сообразить, что они нам нужны. А потом задним числом мы понимаем, насколько они были нам нужны, как бы мы без этого пропали. Но это одно из проявлений того, как Господь о нас печется, когда мы не могли бы справиться со своим тщеславием.

Дальше происходит еще вот что. Когда мы ради тщеславия можем удержаться от каких-то более грубых грехов. Например, в христианской среде считается очень неприличным проявлять гнев всерьез. Есть, конечно, такие общества, где проявлять гнев, наоборот, хорошо. Но в христианской среде это считается чем-то крайне неприличным. Нам так выглядеть не хочется. И поэтому зачастую мы подавляем свои приступы гнева только потому, что бес тщеславия побеждает беса гнева. Но это все-таки тоже хорошо. Потому что в итоге оказывается, что мы приучаемся к тому, чтобы гнев не проявлялся. А с тщеславием еще как-нибудь тоже поборемся.

И поэтому бывает, как говорит Иоанн Лествичник, что тщеславие, которое обкрадывает нас, то есть ворует у нас плоды добродетели, само оказывается обкрадываемо. То есть его самого можно обокрасть. И об этом же и апостол Павел говорит, что мы должны и десными, и шуими достигать всевозможных добродетелей и проповедовать Имя Христово.

Характерное, особенно для новоначальных, заблуждение заключается в том, чтобы путать – именно по тщеславию путать – христианство и гуманизм. Потому что мы начинаем свое тщеславие, то есть желание наше как-то выглядеть в глазах других людей, перетолковывать таким образом, будто мы хотим заботиться об их спасении.

Мы хотим им проповедовать христианство. Мы хотим их чему-нибудь научить и что-нибудь им рассказать и показать. И поэтому мы открываем свои добродетели: не потому, якобы, что мы этого хотим, а потому что мы хотим показать добрый пример этим людям.

Но вот здесь надо понимать, что, конечно, тот добрый пример, который мы им покажем, будет подобен отравленному блюду. Оно может быть приготовлено хорошим поваром, но в нем будет яд тщеславия. И на самом деле это будет не на пользу. Прежде всего, это будет не на пользу нам. Но, может быть, даже и не на пользу тем, кто нас наблюдает.

Потому что настоящая проповедь заключается через то, что происходит невидимо. Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи, — говорили некоторые подвижники и наш русский Серафим Саровский. Поэтому если мы вокруг себя стяжем дух мирен, то вокруг нас и людям тоже будет лучше, если они около нас будут. Хотя, может быть, они не будут это приписывать нашему влиянию. Ну, так тем лучше для нас.

А в целом как же нам бороться, говорит Иоанн Лествичник следующее. Потому что все-таки бороться напрямую с тщеславием необходимо, иначе оно разовьется в гордость, и это будет совсем погибель. Что же делать стратегически?

Во-первых, если речь идет о людях, которые уже привыкли к тому, что мы сейчас бы назвали церковной культурой, и которые знают Псалтырь близко к тексту и наизусть, то подобно тому, как некий человек объяснял это Лествичнику, мы можем вспомнить вот что.

Когда нам захочется себя за что-нибудь похвалить, или мы представим себе, что нас кто-нибудь за что-нибудь хвалит, или на самом деле нас кто-нибудь за что-нибудь хвалит, мы можем сказать: Да постыдя́т­ся и посрáмят­ся и́щущiи дýшу мою́, да воз­вратя́т­ся вспя́ть и постыдя́т­ся мы́слящiи ми́ злáя(Пс.34:4). А когда я себя похвалю уже за это, то могу продолжить следующим стихом: Да прiи́мутъ áбiе стýдъ свóй глагóлющiи ми́: блáгоже, блáгоже (Пс.39:16), да устыдятся тотчас же те, кто меня хвалит. И таким образом избежать и того, и другого.

А практически вот что можно сделать. Человек, который молится и который привык келейно пребывать с Богом, он может просто в минуту, когда наступает борьба с тщеславием, вспомнить о своем один на один предстоянии Богу. И конечно, это сразу перенесет его в совершенно другую реальность, и тщеславие вылетит, как совершенно неуместное и вообще не из этой жизни.

То есть просто надо вернуться в свою внутреннюю келью, в которой ты предстоишь Богу и молишься. Но это возможно только для тех, у кого есть определенный опыт такой жизни. Точнее говоря, кто каждый день старается хоть какое-то время проводить исключительно в своей внутренней келье и молиться.

Монахи для того и существуют, чтобы это делать. Но и все разумные миряне тоже должны это делать. А иначе зачем вообще тогда им все это христианство? Потому что улучшить свою жизнь оно не помогает. Оно скорее помогает ее ухудшить в мирском смысле.

Если это не помогает, мало ли почему: либо потому что нет такой привычки, такого опыта, либо потому что, может быть, даже и опыт есть, но в данном случае это такое тяжелое искушение, что никак не получается. Такое тоже бывает. Тогда второй у него совет: представить себе собственную смерть. И как это все, что дает поводы к тщеславию, с тобой не пойдет, и все это не нужно.

Кто-то может это живо представить, кто-то не может. В том числе, потому что искушение может быть в данный момент такой силы, что человек, который обычно и может это представить, в данный момент не сможет. Тогда он дает третий совет. И третий совет – он для всех может быть. Нужно вспомнить чисто рациональную вещь: что если ты будешь уступать тщеславию, и при этом, конечно, Господь не отречется от тебя сразу же, а будет продолжать за тебя биться, то следующее что с тобой произойдет? — Это какие-то унижающие тебя ситуации.

Потому что, уступая тщеславию, ты сам напрашиваешься на тяжелое врачевство от Бога: не мягкие какие-то средства и, может быть, приятные, а самые что ни на есть неприятные. То есть ты для своей пользы Промыслом и попущением Божиим будешь оказываться в унижающих тебя ситуациях, когда ты сможешь подумать, понять, в какую ты грязь попал, или в каком ты неприятном состоянии оказался, понять, зачем это, и изменить свое внутренне расположение.

Но можно не дожидаться того, как это произойдет, а сказать себе, что сейчас это непременно так будет, если я не перестану тщеславиться. Это может помочь. А вообще Лествичник говорит, что есть три стадии борьбы с тщеславием.

Первая стадия, которая нам может показаться уже высокой, а он ее называет самой начальной, это спокойно переносить те ситуации, в которых наше тщеславие ущемляется. То есть всякие унизительные для нас ситуации. Можно еще добавить к этому, что мы молимся многократно в разных молитвах о том, чтобы Господь даровал нам смирение, то есть добродетель, противоположную тщеславию. Значит, мы молимся о том, чтобы нас унижали, чтобы мы оказывались в тех ситуациях, которые для нас унизительны. И вот если они приходят, мы должны радоваться и говорить, опять же словами псалмопевца: вот, слава Богу, Благо мнѣ́, я́ко смири́лъ мя́ еси́, я́ко да научýся оправдáниемъ тво­и́мъ (Пс.118:72). Но это самая начальная стадия борьбы.

Вторая стадия, это не поддаваться внутренне вообще ни на какие помыслы тщеславия, в том числе, и когда тебя хвалят. То есть совершенно не думать, что вот они правы, действительно, я сделал хорошо, ну уж тем более самому не поддаваться всяким помыслам тщеславия, которые приходят изнутри или от бесов. Это вторая стадия.

И третья, которая может быть бесконечной, как сам Лествичник указывает, заключается в том, чтобы самому охотно и добровольно принимать на себя разные ситуации, которые вредят нашему тщеславию. Это вообще бывает довольно трудно принимать то, что тебя унижает в глазах чьих-то. Конечно, последовательный такой путь — это юродство. Юродивые принимали на себя именно то, что унижало их в глазах христиан (поверхностных, конечно, христиан). Другие понимали, что здесь какой-то подвох, и начинали смотреть. Но они вели себя именно как плохие христиане, которые, якобы, поддавались разным страстям и т.д. Но это уже очень высокая степень подобной борьбы со тщеславием. И даже на каких-то начальных этапах ее уже трудно комментировать, потому что все равно она слишком высока.

А так вот понятно: Благо мнѣ́, я́ко смири́лъ мя́ еси́, когда мы получаем какие-то унизительные для нашего самолюбия ситуации, то значит, Господь о нас печется, значит, мы Богом не оставлены. Значит, Бог рядом, тут же Он и поможет, тут же к нему надо и обратиться: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго.

Аминь.