Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем говорить на темы «Лествицы», по тому порядку, по которому они там изложены. И после празднословия и многословия следующая тема – это уныние. Уныние именно в том аскетическом смысле слова, в котором оно почти ничего общего не имеет с употреблением этого слова в русском языке. В русском языке употребляют слово «уныние» как синоним другого термина – «печаль». «Печаль» в нашей аскетической терминологии – это похоже на то, что в современном русском языке называется «печалью».

Уныние не похоже. Уныние – это совершенно другое. Когда мы молимся молитвой Ефрема Сирина, мы тоже имеем в виду другое. Там два разных греческих слова, но суть у них одна. Она заключается в том, что мы не можем себя сдержать, чтобы заниматься тем, чем нам надо заниматься, и начинаем отвлекаться, сначала только вниманием, потом и делом, на какие-то совершенно ненужные вещи. Это то, из-за чего мы не можем находиться на месте, то, из-за чего мы не можем делать свою работу, не отвлекаясь, и то, от чего мы впадаем практически во все грехи.

Особенно Лествичник говорит это применительно к тем, кто пытается жить христианской жизнью. Потому что когда человек даже не пытается жить христианской жизнью, у него очень много разных занятий, которые ему кажутся полезными или, по крайней мере, являются для него захватывающими. И он просто не успевает почувствовать приступы уныния или успевает редко, и это для него не главное. Если же ты начинаешь отказываться от грубых грехов, и у тебя это более-менее получается, то есть ты каким-то внешним образом в грубые грехи не впадаешь, и если при этом ты еще хочешь жить как-то по-христиански, молиться, трудиться и так далее, то вот тут-то и начинается уныние.

Уныние – это такая страсть, борьба с которой не пройдет никогда. То есть надеяться, что наступит в твоей жизни время, когда хотя бы внешним образом уныние перестанет тебя бороть, совершенно не следует, говорит Иоанн Лествичник. И борьба с унынием особенно трудна. Потому что, обычно, когда есть какая-то греховная страсть, то есть и какая-то добродетель, всегда есть и хороший теоретический совет, как нам бороться с этой греховной страстью – надо усиливать эту добродетель. И есть какие-то общие соображения, которые всегда позволяют ту или иную добродетель усиливать. Вот с унынием, самой главной страстью людей, желающих жить по-христиански, по-монашески, таким образом бороться нельзя, потому что нет никакой добродетели, которая была бы противоположна унынию. Об этом и говорит Иоанн Лествичник. И поэтому с унынием нам приходится бороться разными другими средствами.

Конечно, никакие средства не снимают самого главного – нашего собственного желания побороть уныние и нашей силы воли. Потому что совсем без этого нашего участия, конечно, никакие средства не годятся. Ну, а остальные средства – это, прежде всего, жизнь в общежитии, то есть общение с другими людьми. Оно может быть разное. Это необязательно такие формы общения, которые возникают, когда люди вместе приходят на молитву в церковь или вместе работают. Но это и разные другие. Можно сказать, что когда у тебя есть, как выражаются те, кто пишут всякие тексты, дедлайн, то есть когда ты должен к какому-то сроку обязательно успеть, когда тебе поставлен срок, – это тоже форма общения с людьми. Потому что из каких-то социальных отношений получилось, что ты должен это написать именно к такому-то времени. Хотя все эти отношения и люди могут быть за тысячи километров, но это нас заставляет собираться и в конце концов все-таки что-то делать. Когда мы берем на себя обязанности перед людьми, мы уже за счет этого побораем уныние, но мы побораем его в каких-то фактических делах, более того, если мы это долго делаем и стараемся, то приобретаем таким образом некоторую привычку борьбы с унынием. Но чего мы даже таким образом не приобретаем – это чтобы уныние нас вообще не бороло.

Почему трудно выйти в отшельническую жизнь, почему нам трудно жить отшельниками и молиться, когда мы остаемся одни? Как легко молиться в церкви, или пусть даже не в церкви, а в какой-нибудь компании, и как трудно молиться дома одному. Это все заметили. Конечно, здесь много играет тщеславие. Нам не хочется как-то плохо выглядеть перед другими, что они молятся, а я – нет. И мне тоже хочется вместе с ними молиться, чтобы они видели, какой я хороший. Тщеславие тщеславием, но здесь есть другой фактор, более сильный. Когда мы с людьми, мы, несмотря на минусы, связанные с тщеславием, не испытываем такой сильной борьбы от уныния. Конечно, может быть, мы стоим и, как это описывает Лествичник, на псалмопении, во время церковной молитвы нам хочется, чтобы скорее уже кончилось, или мы думаем, а что там дальше будет, а сколько сейчас времени, а сколько там еще осталось разных моментов богослужения, пока оно, наконец, закончится. Это типичная борьба уныния с нами. Когда мы в церкви, с нами бес уныния борется таким образом. Когда мы дома, он с нами даже и не борется, потому что мы там на молитву и не встанем, а если встанем, то все будет еще хуже, чем в церкви. Поэтому хоть в церкви все равно бес уныния нас борет, но он не так сильно нас борет, как дома. Потому что все-таки мы служим, все-таки более-менее стараемся, и все-таки с такими его нападками бороться легче, чем с другими.

Поэтому только те, кто имеет большой опыт и навык борьбы с бесом уныния, могут выходить в отшельничество и жить  домашней уединенной жизнью. Конечно, прежде всего, Лествичник говорит об отшельничестве как форме монашеской жизни, он даже говорит так: если ты видишь келью отшельника, то знай, что там бесы уныния собираются. Специальное любимое место, где они живут. Это относится в какой-то мере к каждому из нас, поскольку мы бываем хотя бы какую-то часть времени предоставлены сами себе и должны вроде бы молиться, трудиться, но мы этого не хотим. Надо это делать.

Поэтому повторю, что борьба с бесом уныния заключается в том, чтобы связывать себя с другими людьми. Но не вредными всякими связями, которые обычно у нас бывают, а полезными. То есть чтобы иметь какие-то обязательства вместе молиться, иметь какие-то обязательства, чтобы вместе трудиться. Или чтобы хотя бы, если трудиться по отдельности, то к какому-то сроку предоставлять работу, так, чтобы ты чувствовал себя обязанным. Все это помогает, этого всего должно быть как можно больше. И тогда через труд и через молитву будет уходить уныние.

Причем есть такая обязательная закономерность, что сначала труд, потом молитва. И вообще главное дело рукоделия, то есть физического труда, которым мы все заняты, а также и умственного труда (но не какого-то церковного, а просто обыкновенного труда), заключается именно в том, чтобы нам бороться с унынием, с рассеянием помыслов. И тогда, если будем трудиться, то будет нам легче бороться с ним и в молитве.

Аминь.