Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

(предыдущие беседы здесь)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши беседы об изречениях отцов, и очередная глава посвящена блуду. Это такая тема, которая проходит совершенно через всю аскетику. Но можно начать не с того, что было очевидно для тогдашних людей или для тех людей, которые жили на тысячу лет позже, например, в ΧVI веке, а с того, о чем сейчас спрашивают. Но при этом мы все равно не выйдем за пределы нашей главы.

Там воспроизводится некоторый диалог, когда кто-то спрашивает авву Матоя – это известный египетский авва, — почему так беспокоятся из-за этой страсти, когда есть, например, осуждение ближнего, из-за чего тоже можно погибнуть? Почему такое неравномерное внимание уделяется — ведь и то, и то плохо? Он на это отвечает, что от осуждения ближнего гораздо легче исправиться и перестать осуждать, потому что у нас нет естественного стремления, чтобы осуждать ближнего, а есть просто дурная привычка.

Он говорит, что блуд – это «естественная смерть», некоторое семя смерти, которое заложено в нас. Как в нас заложен механизм, заключающийся в том, что каждый из нас физически умрет, так и частью этого механизма является наша страсть к блуду. Это не является чем-то похожим, аналогичным, связанным с этим, а это просто является тем же самым – движением смерти внутри нас.

Конечно, мы не найдем в этих монашеских поучениях никаких полезных советов для людей, находящихся в браке, потому что вообще эта книга не для того, чтобы приносить пользу таким людям, хотя здесь и нет никакого отрицания брака, и, более того, нет отрицания возможности брака для клириков, и в то время это означало, что даже и для епископов, которые тогда еще тоже были женатыми сплошь и рядом. У Григория Богослова отец был епископом, например. То есть это не говорит о том, что если они находятся в браке, то не могут совершать таинства – такие воззрения были осуждены еще в первые века христианства.

Вот сейчас в католических книгах можно вычитать — в православных или хотя бы в тех, которые сами себя выдают за православные, я такого никогда не читал, — что смысл таинства брака заключается в том, что саму по себе вот такую ядовитую блудную страсть оно преображает и исцеляет, делает чем-то полезным. Якобы в этом смысл таинства брака.

Во-первых, у ранних отцов — это все первое тысячелетие и более — мы даже никогда не найдем, чтобы брак назывался таинством каким-то особенным, а учения такого мы тем более не найдем, но, наоборот, найдем другое учение: брак, если он христианский, принадлежит к средствам преодоления блуда. Собственно, в этом и заключаются слова апостола Павла «но блудодеяния ради кийждо свою жену да имать, и каяждо (жена) своего мужа да имать». То есть, чтобы таким образом вместе исцеляться от этой страсти.

А вообще, как говорит святой Антоний в сегодняшней главе, есть три основных причины, откуда берется страсть блуда. Первая – это естественная, и если мы хотим бороться со смертью в себе, то мы должны бороться и с этим. Вторая – это злоупотребление пищей и питием, я уж не говорю про вино, и он тут тоже не упоминает. И третья – особенное наущение диавольское. Можно сказать, что всегда так или иначе любое искушение связано с диаволом, но в некоторых случаях об этом надо говорить особенно, когда это не связано ни с чем другим.

Поучение в сегодняшней главе приводит разные примеры, и я перескажу некоторые из них. Начну с того, что встречается реже – с искушения диаволом. Обычно человек этому подвергается тогда, когда он гордится.

Рассказывают, что некий молодой монах впал в блудную страсть и пришел исповедовать это какому-то старцу. И старец на него очень заругался, сказал, что ты настолько пал, что и разговаривать с тобой особо не о чем, ты погибнешь. Монах этот, конечно, пришел в отчаяние, и решил, что уж если я все равно погибну, то пойду, по крайней мере, в мир. И пошел он в мир, а по пути встретил авву Аполлоса, который спросил в чем дело и сказал, что неправильно совершенно сказал старец тебе, и никогда не надо идти в мир, а надо каяться. Таким образом, он утешил этого монаха.

Но потом он пошел к келье того старца, который дал такой ответ молодому монаху, и помолился, чтобы самому ему было такое искушение. И вот через короткое время он видит, что этот старец выходит из кельи и явно идет в мир уже сам. Авва Аполлос его спрашивает: куда ты идешь, — и тому стало стыдно, и был вынужден рассказать, потому что понял, что его раскусили.

После этого авва Аполлос помолился, чтобы тот был исцелен от этого своего припадка, но объяснил ему таким образом, что не надо осуждать других, а тем более давать такого рода советы. Потому что всегда надо понимать, что есть покаяние.

Это вот что касается блудных искушений, которые бывают по причине диавола. Но раз уж мы тут сказали о покаянии, то невозможно не пересказать одну знаменитую историю из этой главы про то, как два неких брата вместе пошли в город по каким-то делам, впали в блуд и потом спохватились, что же им дальше делать, но они решили не оставаться в миру, а вернуться в пустыню к старцам, покаяться и понести ту епитимью, которую им назначат.

Каждому из них назначили одинаковую епитимью, и в течение года они сидели каждый у себя в келье, постились и плакали. По прошествии этого времени оказывается, что один бледный и изможденный, а другой сияет и радуется. Все удивились, почему такое различие, если одинаковое было покаяние и одинаковый грех. Но один сказал, как он переживает из-за своих падений, а другой сказал, что он радуется тому, как его Бог извлек из этого греха. Но самое главное в этом рассказе, что все старцы единогласно решили, что покаяние у них одинаковое, и оба они правы.

Что касается другого источника этих искушений, связанного с едой, то характерен другой рассказ, когда некий молодой монах спросил у старца, как он избегает этой блудной брани. Он ответил, что он никогда такой брани не имел, и такой проблемы перед ним просто не стоит. Молодой монах, услышав такой ответ, пришел в очень большую печаль и отчаяние, и спросил у другого старца, что же делать, и почему первый старец ему так ответил? И на это ему второй старец сказал, что ты вернись к нему и спроси, почему он так живет, что его никогда эта брань не борола.

И тот ему ответил, что, сколько живу в пустыне, никогда не вкушаю досыта еды, не пью воды вдоволь и никогда не сплю вдоволь. То есть если все время себя держать вот в таком состоянии, когда тебе несколько не до чего, то тогда тебе и будет не до чего.

Конечно, это не спасает от специальных бесовских искушений, повторю, но, в общем и целом, это спасает. Во-первых, это не допускает искушений от объядения и тому подобного. Во-вторых, это, конечно, утесняет естество. Но это невозможно преодолеть только такими физическими стараниями, хотя с нашей стороны старание должно быть, а победить страсть окончательно можно, только если Бог избавит.

И еще говорят отцы в связи с этим, что если у тебя таких браней нет вообще, то ты либо с ними не борешься, а все время в этих блудных помыслах живешь и просто тогда не замечаешь никакой брани, либо ты живешь в каком-то таком грехе, что тебя совершенно Бог оставил. Поэтому, конечно, брани такие должны быть.

Что касается брани от естества, то рассказывается о некоем монахе, который был женат, и, когда он ушел в пустыню, у него возникали мысли относительно собственной жены, и он испытывал из-за этого большие страдания, но он не выходил из пустыни, конечно. И тогда он посадил себя на какую-то совершенно невозможную диету, из-за чего он пришел в полное изнеможение. Тогда ему сказали отцы, что вот до такой степени поститься не надо, а надо просто тело утеснять, но поддерживать, не приводить его в такое плачевное состояние.

Самые главные способы борьбы связаны с тем, чтобы, как говорит один безымянный старец, иметь нестяжательность, безмолвие и молитву. Что означает нестяжательность? То есть не иметь попечение ни о чем, потому что любое попечение о мирском влечет за собой разные вещи, среди которых окажется и страсть блуда. Но даже если и не окажется, то все равно в них ничего хорошего. Если нет попечения, то тогда можно иметь внутреннюю тишину, безмолвие, о котором мы уже говорили, разбирая наш патерик. А безмолвие является необходимым условием для молитвы, потому что тогда мы и можем делать то, ради чего мы живем – то есть молиться.

И еще один брат говорит, что я знаю, что хорошо молиться «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», когда нападает брань, но это как «автомат», на что отцы ему отвечают, что как заклинатели змей не понимают, что они говорят в своих заклинаниях, но зато змеи понимают и заклинаются, и так вот и бесы. Есть еще другой вариант этого рассказа, но не в этой главе, где речь идет о Псалтири, что ты можешь, действительно, и не понимать, но зато бесы понимают, а потому это все равно действенно. Но чтобы избежать какого-то магического представления — как можно ложно истолковать подобное поучение, — надо сказать, что если ты понимаешь, для чего ты это говоришь, то ты говоришь с верою. Может быть, у тебя нет какого-то подходящего сознания, тебе не хватает какого-то эмоционального фона — хотя он ни зачем не нужен, но просто некоторые говорят, что им там что-то «не легло на душу», но кому нужна твоя душа, чтоб на нее что-то там легло, — а главное — говорить со вниманием. Внимание – это нечто более глубокое, чем наш эмоциональный уровень или даже чем уровень сознательный. Поэтому если нет сознательной концентрации или эмоциональной вовлеченности, то это не значит, что нет ничего, но если хоть как-то ты зацепился за молитву, то хорошо – все равно уже говори.

Конечно, нельзя не сказать о тех примерах борьбы с блудной страстью в этой главе, которые тоже стали очень широко известны, но которые могут показаться современному человеку чем-то совершенно ужасным. Но если посмотреть на объект борьбы так, как нужно на него посмотреть, по православному, то окажется, что вполне адекватно. Конечно, эти истории не попали бы в патерик, если бы они в свое время современникам не показались какими-то особенными.

Одна история о том, как некая блудница захотела «на пари» соблазнить старца, попала под некоторым предлогом в его келью, стала его соблазнять, преуспевая в этом, и он стал сжигать над пламенем свечи свои пальцы. Это попало в русскую литературу.

И так он перебивал физической болью блудные побуждения, в чем он преуспел, а она от переживаний умерла. И после этого, согласно рассказу, он сказал, что не хорошо воздавать злом за зло, а надо добром – помолился, чтобы она воскресла. Вот такой хэппи-энд. Понятно из построения сюжета, что этот рассказ мифологизированный, но вряд ли он мог вообще возникнуть без исторической основы.

А другой рассказ очень хорошо иллюстрирует, какое вообще должно быть отношение к блуду. Поскольку это есть разновидность смерти, то, конечно, это само по себе должно вызывать отвращение. Именно с соответствующим запахом разложения, гниения он и ассоциируется. И вот некий старец посоветовал молодому монаху – своему сыну, кстати, с которым он вместе подвизался, — чтобы тот под воздействием искушения не уходил в мир, а пошел бы на сорок дней попоститься и помолиться в уединенное место.

И после двадцати дней к нему пришла некая эфиоплянка – я, конечно, очень люблю эфиопов, но бывает, что этим именем называют не очень приятных персонажей в патериках, — которая источала непереносимое зловоние. И эта эфиоплянка сказала, что она и есть тот самый дух блуда, но просто из-за того, что ты молился, мне не удается прийти в таком виде, чтобы тебя прельстить, а приходится появляться перед тобой в настоящем виде. И после этого – после двадцати дней – молодой монах вернулся к своему старцу, на что ему старец сказал, что все правильно, но если бы ты там провел еще двадцать дней, то там увидел бы некое видение. То есть то, что ты увидел – это еще не то, ради чего надо было пойти, но, по крайней мере, ты понял, что такое зловоние страсти блуда.

А другая знаменитая история связана с тем, как некий монах вспоминал одну свою знакомую в миру и очень разжигался по отношению к ней блудной страстью, которая была еще чьей-то женой. А потом он узнал, что она умерла. И вот он, вспоминая об этой страсти, пошел к склепу, где она была похоронена, нашел ее разлагающийся труп, отер его своим левитоном – то есть верхней одеждой, которая, таким образом, пропиталась жидкостями, которые выделяются из трупа в первые дни. Потом он держал этот левитон в своей келье, чтобы ощущать смрад блудной страсти.

Все это с точки зрения современного человека, может быть, немножко чересчур, но я имею в виду современного человека, который и цели имеет как современные люди. Вообще, можно сказать, что люди всегда имеют одни и те же цели, которые ничего общего не имеют с христианством, но бывают культуры, где как-то и христианство уважается, а бывает, что и нет — где христиане воспринимаются как инопланетяне.

Да, с точки зрения современных людей – это поведение инопланетян. А с точки зрения самих инопланетян, которыми являются христиане по отношению ко всем мирским людям – это как раз и есть правильное поведение. Конечно, не обязательно совершать внешним образом подобные яркие поступки, но по сути, если мы ведем такую борьбу, то мы будем, конечно, побеждать в себе это семя смерти, понимать, что в этом нет совершенно ничего хорошего, что не бывает никаких магических процедур, которые превращают плохое в хорошее, и что если мы надеемся на воскресение нашей собственной души, то в особенности нам надо побеждать эту страсть блуда.

Аминь.

епископ Григорий