Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы подошли к той главе Систематического Патерика, которая посвящена послушанию. Это такая тема, которая почти повсеместно присутствует в монашеской литературе, в аскетической литературе вообще, и то, что выделено в эту главу, это не так много, но это самые главные особенности послушания. Надо сказать, что это такая вещь, которая сильнее всего отличает православную аскетику от того, что можно встретить в мире. Но в то же время – это та часть православного учения и православной жизни, которая легче всего и сильнее всего искажается, в том числе и в православном монашестве, потому что слишком много тут специфических соблазнов, как мы увидим.

Вообще, как объясняется в этой главе, послушание – это послушание Богу. Общий принцип здесь выражен такой формулой: потому послушание столь великая добродетель, что тех, кто слушает Бога, Бог слушает в ответ. То есть послушание взаимно: Бог слушает нас в ответ на то, что мы слушаем Бога. И если это на самом деле так, то, значит, это что-то необычное. То, что в мире названо послушанием, обычно не приводит к тому, что Бог начинает таких людей слушать. Что же здесь необычного? Об этом говорят нам другие отцы, изречения которых собраны в этой главе.

Самые простые вещи обычно сводятся к тому, что новоначальный монах должен быть в послушании, он должен к этому особенно стремиться. Есть ряд поучений, в которых говорится, что не так важны большие подвиги, не так они спасительны, как именно послушание, но и послушание труднее, потому что по своей воле ты можешь напрячься и совершить какие-то необычные подвиги, но не будет ничего столь полезного тебе, как послушание.

Некий мирянин, которому авва Пимен поручает рассказать, передает поучение о том, что добродетели подобны друзьям, которые готовы проводить в царский дворец, но одна добродетель проводит только до половины пути, другая только до дворца и оставляет у порога его, и только третья введет беспрепятственно к царю. Первая добродетель – это подвижничество, которое только полдороги ведет человека; вторая – это чистота, в том числе и чистота помыслов и хранение себя, и эта добродетель оставляет на пороге; и только послушание вводит внутрь.

Вообще, здесь речь идет не о том, что может показаться хорошим делом современному человеку. Но если говорить о том, что и современному человеку покажется хорошим, то послушание – это радикальный способ борьбы с любыми помыслами.

Вот, один монах приходит к старцу и спрашивает: что мне делать, меня обидели, и прямо бесы мне говорят, что не дадут мне покоя, пока я не отомщу. А тот сказал: ты готов сделать то, что я тебе скажу? Тот ответил, что готов. И старец ему говорит: запрись на неделю в келлию, никуда не выходи, и только молись об этом обидевшем тебя человеке. И через неделю, действительно, все это прошло, и бесы были побеждены.

И поскольку послушание – это необязательно послушание людям, но, прежде всего, это послушание Богу, а воля Божия необязательно является через людей, потому что она может проявляться и через книги и учения, – то мы должны знать, что в тех случаях, когда нам даже не у кого спросить, что делать, когда нас борет какая-то страсть, внушает нам отомстить как-то, то мы можем просто не давать ей выхода и просто молиться об этом человеке – это помогает, и помогает радикально.

Это все очень хорошо и очень ценно, но, чтобы это все работало, нужно стремиться к тому, чтобы не было вообще никаких барьеров внутри, чтобы человек лишился внутренней структурированности, которая нужна обычным людям для того, чтобы не превратиться в «кашу», не потерять себя, то есть свою субъектность, при взаимодействии с другими людьми. Для того, чтобы взаимодействовать с другими людьми, пусть даже я неверующий человек, я должен иметь какие-то принципы и представления. Иначе, если это будет ломаться, то произойдет то, что на современном языке психологии называется потерей идентичности, – это очень плохо.

А вот послушание – это и есть такая потеря идентичности, только управляемая. Когда внутри у тебя нет идентичности, но ты всегда можешь ее смоделировать, ты все время знаешь, какая она должна быть. Но если ты под руководством старца пока еще ничего не знаешь, и если он, действительно, мудрый, — что в наше время, наверное, невозможно, — то тогда, конечно, он тебе объяснит. Но если таких условий нет, то надо смотреть самому.

И вот послушание подразумевает, чтобы не было никаких внутренних структур, которые в обычной жизни людям помогают не делать глупости и вообще оставаться людьми. Послушание это отменяет. И поэтому это опасная вещь.

Есть две истории очень похожие. Начну со второй, которая заключается в том, что некий человек, который хотел стать монахом, ушел в пустыню, был принят, но при этом он оставил троих детей, относительно маленьких, в мирском селении. И об этом он ничего не сказал. То есть он нехорошо поступил и поэтому сам виноват, что потом с ним обошлись несколько жестко.

Через три года она стал о них вспоминать, убиваться и рассказал, чтобы испросить разрешения их навестить и привести их с собой обратно. Это были дети мужеского пола, так что можно было их взять в монастырь, – это тоже практиковалось. И получив такое разрешение, он пошел и увидел, что двое из этих детей уже умерли, остался только один. И он его привел с собой в пустыню.

А старец, которого он слушался, был занят около печи выпечкой хлебов. И когда этот монах пришел к нему вместе с сыном, то старец его спросил, очень ли он любит своего сына. Тот ответил, что да, очень. И когда он несколько раз его спросил и несколько раз получил подтверждение, то велел ему бросить сына в печку.

И тот его не задумываясь бросил в печку, но дальше, согласно этому рассказу, все вышло так же, как с отроками пещи вавилонской: пламень погас, все обошлось хорошо, никто не сгорел, поскольку старец был прозорливым и чудотворцем. Независимо фактической от правдивости этой истории – это нам совершенно неважно – важно, какой здесь урок.

И есть аналогичная история, где старец не анонимный, а вполне хорошо известный – Сисой Фивейский, — и человек в похожей ситуации хотел просить, чтобы его приняли в монашество, но был у него один сын. Действие происходит на берегу реки Нил, где старец ему говорит: если ты хочешь быть монахом, то выброси его в реку. И тот пошел из кельи старца на реку выбрасывать сына. А старец послал вслед других людей, чтобы выяснить куда он пойдет, и чтоб передали ему, если все же пойдет на реку, что старец передумал, не надо выбрасывать. И тот не выбросил.

То есть нельзя сказать, что со светской точки зрения православная аскетика – это что-то очень высоко моральное. Обычно, если говорят о том, что морально, а что аморально, то имеется какое-то представление о добре и зле, которое не является тождеством воли Божией и не-воли Божией с добром и недобром соответственно. Предполагается, что люди сами знают, что это добро, а Бог обязан соответствовать этому добру. Но известно, что Он с этой обязанностью справляется плохо, и это Ему как-то прощается. Вот такое понимание православия всюду есть.

Но вот в этом случае что-то другое. Никто не говорит, что это добро. Это зло. Но если, действительно, послушание будет, то оно должно быть не рассуждающим.  Зло или не зло – это неважно, а важно, что надо исполнять. Только об этом думает тот, кто находится в послушании.

Я не буду сейчас говорить, потому что и так об этом много говорено, к каким это приводит злоупотреблениям на практике. Но даже если не говорить о тех злоупотреблениях, которые связаны с тем, кто там отдает себя в послушание не таким премудрым старцам, а нашим обычным «старчикам» (которые неизвестно, сколь стары по возрасту — как правило они бывают относительно молоды), то, в любом случае, для нашего времени это не дано.

Но даже вот по таким примерам понятно, насколько не должно быть нашего представления о том, как надо, если мы хотим понять волю Божию. Это, конечно, расходится с любыми представлениями о какой-нибудь морали, которая не происходит из этой же аскетики. Слово «мораль» не переводится на византийский язык, на язык святых отцов вообще никак – просто нет этого понятия. И если мы хотим непременно его ввести, то надо понимать, что тем самым мы что-то упустим и забредем куда-то в сторону от учения святых отцов и от аскетики, которая нас учит.

В двух других рассказах этой главы очень хорошо становится понятен сам принцип поучения – кому дается то поучение, которое действительно изменит этого человека к лучшему. В обоих рассказах речь идет о том, что некий старец дает поучение человеку, который получает от него пользу. Мы можем сказать, что это относится не только к старцу, но и вообще Господь любым способом дает поучение, от которого мы получим пользу, только так. Оно может быть через каких-то случайных людей, может быть от верующих и неверующих, оно может быть из книги, а в наше время — это даже важнейший способ, — может быть, самый главный, — но суть одна и та же.

Суть же этих двух рассказов такова: к некому старцу приходил монах и спрашивал, как ему спасаться. И тот ему дал правило жизни на год очень жесткое – почти ничего не есть. Не буду сейчас повторять, в чем оно состояло, но необычно жесткое. Через год этот монах после того, как все исполнил, приходит и опять спрашивает, что ему делать. Тот ему опять дает жесткое правило. Это видел другой старец, и спросил авву: почему ты всем даешь легкие правила, а этому даешь такое тяжелое? А тот ответил: потому что я вижу, что этот человек будет трудиться. Он спрашивает не для того, чтоб потом ничего не делать, а потому что он действительно будет исполнять – это работник. Поэтому такому человеку надо дать то, что его изменит.

И вот тут надо понимать, что, конечно, даются нам какие-то правила, которые нас и не изменят, потому что мы не работники, но даются они все же для того, чтобы мы хотя бы прислушивались, чтоб сама мысль о том, чтобы когда-нибудь начать что-нибудь исполнять, нас посетила. Это уже будет очень спасительная мысль. Как только она нас посетит, то можно не сомневаться, что мы получим другие поучения, другие наставления – конечно, более тяжелые, но зато более полезные, а, значит, облегчающие нашу жизнь в итоге, – которые будут касаться уже серьезных изменений и серьезной работы над собой.

Итак, если сказать кратко, то послушание – это важнейшая добродетель, и она очень резко отличает православную жизнь от того, что бывает в миру. Послушание – это послушание воле Божией, выраженной любым способом, хоть в Писании, хоть через людей, но не какой-то еще другой воле. Поэтому отдавать себя воле старца, который не знает воли Божией, все-таки нельзя. О чем тоже есть много поучений, правда не в этой главе: бывают всякие слепые вожди слепых.

Дается это поучение только тем, кто готов исполнять. Вот если ты вообще хочешь его получить, услышать хотя бы, то надо иметь готовность исполнять. Тогда Господь тем или другим способом, но обязательно даст такое научение. Готовность исполнять – это самое трудное, и она предполагает, что исполнять можно совершенно все что угодно. Здесь нет никаких барьеров, рамок, критериев, а есть только критерии, которые определяют волю Божию. Никаких внешних критериев, по типу того, насколько это хорошо или морально, здесь не получится сделать.

Никогда не получится подменить христианскую аскетику какой-нибудь так называемой христианской моралью, нравственным богословием. То есть подменить, конечно, получится, но только вместе со всем христианством.

Аминь.

епископ Григорий (Лурье)