Страдания прпмц. Елисаветы есть продолжение страданий Царской Семьи и пример подвига настоящего мученичества. Подвиг мученичества означает способность принять и сохранить вопреки всему православную веру и исповедание, порождаемую всецелым принятием воли Божией. Жизнь прп. Елисаветы являет собой пример того конфликта, который должен быть у православного христианина с миром сим. Этот конфликт не означает внутреннего конфликта с окружающими людьми, но борьбу христианина с самим собой, в процессе исполнения своих обязанностей, и, как следствие, борьбу с обычаями мира. Христианин, опираясь на пример прпмц. Елисаветы, должен стараться не идти на компромиссы даже в исполнении мелких дел и обязанностей, и только тогда он может, подражая мученикам, выдержать и большие испытания.

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы совершаем память святой преподобномученицы Елисаветы, святой нашего храма. Конечно, она является в числе Новомучеников и Исповедников Российских, просиявших в начале двадцатого века, одной из первых, пусть и не самой первой, но одной из первых. И страдания Елисаветы и с нею пострадавших мучеников Алапаевских продолжают во всех смыслах слова мученические страдания царской семьи; и если день убиения царской семьи был вчера, то сегодня – день убиения Елисаветы и других членов императорской фамилии, которые были вместе с ней. И убили их за то же самое, за то, что они были членами императорской семьи, хотя уж, конечно, Елисавета и инокиня Варвара точно не могли претендовать на российский престол ни под каким видом, но, тем не менее, их тоже убили.

И теперь мы обращаемся к подвигу мучеников, — а здесь налицо подвиг мученичества, причем добровольный. Елисавета, в отличие от царя и царицы, имела возможность сбежать из России. Ее предлагали эвакуировать родственники из числа союзников и немцев, но она от всего от этого отказалась и предпочла претерпеть ту судьбу, которую ей Бог даств ее новом Отечестве. И вот как же люди доходят до того, что принимают мученическую кончину и ее выдерживают?

Если посмотреть на обстоятельства каждого мученичества, а зачастую и обстоятельства жизни мучеников, если мы их знаем, то видно, что они были способны сохранять свое православное исповедание и православную веру вопреки всему, то есть все время идти против течения. Это очень ярко проявляется в биографии Елисаветы, которую мы хорошо знаем.

Сначала она приняла православие, пойдя совершенно против традиций своей семьи. Она была воспитана в лютеранстве и относилась к этому серьезно, вообще серьезно относилась к вере, — уж какую она знала, к той серьезно и относилась. В то время она знала только лютеранство, и поэтому она не спешила переходить из лютеранства в православие, но когда перешла, то это было ее осознанное решение. После этого Елисавета переехала, вроде бы, в православную страну, где поверхностному взгляду могло бы показаться, что надо плыть по течению, чтобы быть православной, — чего уж легче. Но те, кто хоть немного знают это время, понимают, как жила Елисавета в эти годы, когда она была родной сестрой русской императрицы, те хорошо понимают, что и тогда она жила в высшей степени против течения. Яне говорю, что семейная ее жизнь, вопреки видимости семейной жизни, была с самого начала организована по-монашески, и поэтому у нее детей не было, были только приемные. Но тут важно прежде всего то, что ее настоящее и монашеского характера благочестие шло вразрез не только с поверхностным и мнимым благочестием, которое, в основном, царило при дворе и в основном царило в России. В этом, с позволения сказать, “благочестии” православие просто сводилось к каким-то народным обычаям, которые надо было так соблюдать для общего вида, причем для жизни при дворе даже их не надо было соблюдать. Можно было, например, не поститься, поститься при дворе было не принято совершенно; и конечно, если она серьезно перешла в православие, то не для того, чтобы относиться к православию так несерьезно. Поэтому понятно, что такое “благочестие”, которое лучше назвать злочестием, несмотря на его повсеместное распространение, было ей совершенно не нужно и не близко. Уже одно это делало ее, особенно в светском обществе, к которому она поневоле принадлежала, изгоем и заставляло идти очень сильно против течения. Но она шла против течения гораздо сильнее, потому что очень многие благочестивые люди, которые считали, что православную веру надо соблюдать во всех деталях, которые старались соблюдать посты, исповедовали православие всяких видений, всяких старцев, почему, собственно, смог при дворе найти успех Распутин. Это было православие всевозможных эмоциональных состояний, и такого рода благочестию была предана ее родная сестра, императрица Александра Феодоровна. Все это привело к тому, что постепенно они с сестрой очень сильно разошлись ипрактически прервали всякое общение, причем, это произошло еще до смерти Распутина, которая окончательно их рассорила.

Получалось, что держась такого строгого и сухого, безэмоционального православия, без этой, как выразились бы византийские отцы, мокрости эмоциональной, Елисавета была практически одинока в стране. Конечно, на самом деле, не одинока, конечно, ей было, у кого учиться, она была в общении с настоящими старцами, которые тогда были, и которые были носителями настоящего православия. Собственно от них она этому и научилась, но все вместе такие люди составляли лишь малый процент, я не буду говорить, населения России, я не буду даже говорить о той части населения России, которая официально считала себя православной, но даже о той части населения России, которая действительно старалась благочестиво подвизаться, среди которой потом просияло большое количество Новомучеников, к которой принадлежала царская семья. И в этом отношении, конечно, Елисавета, абсолютно не могла терпеть Григория Распутина, и ей принадлежат самые резкие слова в адрес Распутина, которые были сказаны после его смерти. Она дала телеграмму Феликсу Юсупову о том, что он совершил патриотический поступок. Независимо от того, насколько она была права или неправа, нужно или не нужно было убийство Распутина именно в тот момент, по крайней мере, это говорит о том, что Елисавета была весьма далека от поверхностного понимания христианства, когда его путают с гуманизмом. Потому что, действительно, может любой человек ошибиться. Но гуманистические соображения ею ни в коем случае не управляли — вопреки тому впечатлению, которое складывается у некоторых от ее благотворительной деятельности в Марфо-Мариинской обители.

В то же время, она понимала значение православного богословия и православной догматики, понимала, конечно, лучше почти всех архиереев, которые жили в ее время, потому что, конечно, тогдашние русские архиереи никак не могли служить не только образцом православных богословов, но даже образцом православного христианства. Я, конечно, не говорю обо всех, но говорю о девяносто девяти процентах, было одно-два исключения. И поэтому, когда разразился известный догматический спор в 1910-е годы, она сразу же заняла позицию последователей святого Григория Паламы, последователей византийского, нашего святоотеческого православия, и все время старалась, сколько возможно, ее отстаивать, и в этом весьма преуспела. Собственно, она и повлияла на императора Николая, чтобы он тоже занял эту позицию, с которой, мы знаем, Синод так и не согласился.Но, как мы, опять же, знаем, Синод до революции отнюдь не был рупором православия, и потом он стал, сразу после революции, рупором предательства церковного, потому что именно Синод благословил Временное правительство и отказался от царя, и совершенно бросил его в заточении, куда его ввергло Временное правительство.

И, таким образом, Елисавета готова была принять то, что Господь ей посылает, и последовательно делать то, что она может делать на своем месте. Когда она была богатой и состоятельной, она создала Марфо-Мариинскую обитель, которая была лучшей больницей Москвы, не потому что там были самые опытные врачи, хотя туда приглашали самых опытных врачей, но потому что там умели выхаживать. Ведь врач еще может делать все хорошо, а потом пациент умрет или, по крайней мере, не в такой полноте восстановится, потому что ухаживать за пациентом должен не врач, а средний и младший медицинский персонал, и с этим всегда было плоховато. Но в Марфо-Мариинской обители с этим было очень хорошо. Вскоре после революции закрыли эту больницу большевики, хотя они сами тоже получали там медицинскую помощь, а Елисавету арестовали и отправили на Урал. Тогда она и это приняла и, как известно из некоторых дошедших сведений, даже когда ее уже бросили в шахту, она служила подкреплением для брошенных с нею князей, пыталась там делать кому-то перевязки, потому что, когда они были брошены в шахту, то они не сразу умерли.

Будем молиться и дальше святой преподобномученице Елисавете, чтобы она давала и нам, как приходу и как каждому человеку в отдельности, православному христианину, выстоять в православии. Мы знаем, что и то, и другое нелегко. Что такое – выстоять приходу, я сейчас не буду повторять, но кто помнит эти годы, чем мы занимались,хотя бы в общих чертах, тот понимает, насколько все это было непросто. Я уж прошу поверить мне на слово, что это не столь просто и сейчас, хотя многие опасности старого времени, семилетней давности, например, миновали, но появляются всякие другие угрозы. Но быть приходом истинной Церкви, открытом в столичном городе, и не должно быть, наверное, просто. А что касается жизни каждого из нас, то нам, чтобы стать православными христианами, нужно все время идти против течения.

Обычно это понимается так, что мы должны все время со своим окружением с какими-то людьми, с которыми мы по жизни сталкиваемся, все время находиться в каком-то внутреннем конфликте — это, конечно, глубоко неправильное понимание. Потому что ни с какими людьми нельзя находиться во внутреннем конфликте. С людьми можно находиться, самое большее, во внешнем конфликте, из-за того, что ты живешь как-то не так, как они, и в этом смысле совершенно нормально для христиан жить иначе, чем те люди, с которыми мы сталкиваемся в тех или иных областях своей жизни. Но во внутреннем конфликте нам приходится жить, если мы не хотим идти по течению, с самими собой. Потому что, конечно, мы сами себе не предлагаем: “а дай-ка я вообще отпаду от христианства. Дай-ка я вообще брошу эту Церковь, перестану в нее ходить”. Зачем? Мы себе предлагаем другие вещи: “давай, я сегодня не почитаю правило, давай, я сегодня не пойду причащаться, сделаю это через неделю, можно ведь через неделю, я ведь две недели назад причащался, могу и три недели пропустить, подумаешь, ну а если три недели назад причащался, тогда четыре недели, в конце-концов можно и четыре, хотя конечно нехорошо, но скажу на исповеди,что, вот, виноват, но сейчас зато не пойду”. Или надо встать и заняться какой-то работой, вместо этого мы решаем, что можно поспать, а работой можно потом заняться. Потом получается, что работу потом все равно делать придется, но только ухудшив ее качество. Ну а потом мы сокращаем какое-нибудь полезное занятие, чтобы пойти в церковь, чтобы почитать книгу какую-нибудь благочестивую, чтобы помолиться, вот на это нам уже времени перестает хватать. И вот начинается с таких компромиссов, потом продолжается другими, когда у нас какой-то жизненный выбор; конечно, нам никто не предлагает отречься от Христа, но нам предлагают сделать что-нибудь такое несогласное с правилами христианского поведения; то есть, сделать что-то такое заведомо некачественное. Не помочь какому-то человеку, не вступиться за того, кого обижают или несправедливо поносят, только из-за того чтобы не навлечь на себя чей-то гнев или неприятности — это вторая стадия; а третья стадия — что мы уже и не заметим, как мы отпадаем от Христа реально, потому что мы начинаем идти на какой-то компромисс уже с силами и антицерковными.

Поэтому надо начинать с малого, а точнее говоря, не начинать с малого, а все время продолжать беспокоиться о малом, все время хранить то, что святые отцы называли вниманием, то есть все время испытывать свою совесть и стараться все время молиться, потому что без этого невозможно в христианстве. И все время стараться во всех маленьких делах, которые ежеминутно нам предстоят, делать что-то такое, к чему нас обязывает христианство. Ведь всегда есть что-то, к чему нас обязывает христианство, именно обязывает; и тогда можно надеяться, что и в больших испытаниях Господь тоже нам даст силы, чтобы устоять. Аминь.