Санкт-Петербург, ул. Академика Байкова, 14а

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наше собеседование на «Собеседования» Иоанна Кассиана, и сегодня мы пришли к первому собеседованию старца Исаака Скитского о молитве. Это необычно длинное поучение, там очень много всяких подробностей. Они очень ценны для тех, кто хочет проходить обучение молитве, хочет вообще узнать, что такое молитва, для чего она может быть нужна, какие можно преследовать цели с ее помощью, а какие нельзя, — потому что очень часто молятся о таких вещах, о которых вообще молиться не следует, и грешно даже молиться, грешно их желать. От чего зависит, будет ли она действенна или нет? Это написано очень подробно, и поэтому стоит это прочитать, а пересказывать просто нет возможности. Поэтому из того, о чем говорит авва Исаак Скитской, скажу только о базовом, но очень плохо понятном для наших современников.

Люди часто становятся верующими, когда они понимают, что молитва действует. Люди, которые не понимают, что лично их молитва действует, — они даже не могут стать верующими. Они могут начать исполнять какие-нибудь обряды в лучшем случае, но если у них никогда не будет такого опыта, то верующими они так и не станут, даже если будут исполнять все обряды довольно прилежно – такое, к сожалению, иногда бывает. Люди потом жестоко разочаровываются или видят церковную жизнь в этих обрядах.

Верующим человек становится тогда, когда понимает, что не вообще какая-то чья-то молитва бывает действенна, а что действует та молитва, которой молится он сам. Что ему Бог отвечает, а не то, что Он когда-то кому-то что-то отвечает. Это означает, что у каждого христианина, у каждого верующего человека есть некий опыт молитвы, хотя бы какой-то вот такой минимальный, который заставил его стать верующим.

И в этом опыте он может припомнить, что молился он внимательно. Ситуации бывают разные, люди бывают разные, в жизни одного и того же человека тоже много всего разного бывает, но есть нечто общее: человек молится внимательно, даже если он не молится о чем-то конкретном. Есть такая народная пословица – «не бывает атеистов в окопах под огнем» (хотя, как мы знаем, бывает). А есть еще и другая подобная пословица – «кто в море не бывал, тот Богу не маливался».

Но эти пословицы правильны не в буквальном смысле, т.к. эти пословицы дошли еще с тех пор, когда люди считали, что они молились Богу, а это пословицы о том, когда в молитве появляется некая внимательность. Тогда, действительно, по внимательной молитве Бог отвечает.

Старец приводит еще такое сравнение: перо, когда оно сухое, воздухом возносится вверх, но если его намочить, то оно падает. Так же и мы, если пытаемся молиться, но омочены всякими житейскими попечениями, то тогда ничего не получится.

Речь не идет о том, что заведомо плохо, что осуждается во всяком общежитии – понятно, что такие помыслы являются греховными с любой точки зрения, и они несовместимы с молитвой. Но с точки зрения нормальных людей есть много других нормальных помыслов, которые отягощают молитву так, что она не может подняться. Это те помыслы, в которых мы обычно живем, это разные наши жизненные интересы – того хотим, этого боимся, думаем, как бы достичь еще чего-то такого третьего. Вот одно дело – просто оценивать какие-то опасности, которые в жизни есть, ставить тактические цели – это все нормальные разумные вещи. Но они не должны быть у нас в сердце. Что происходит, если это нарушать? Как это видно?

Когда мы начинаем молиться, к нам приходят всякие рассеивающие мысли. Обычно это связано с тем, что мы думали, о чем беспокоились, не полагаясь  на Бога, до того, как мы начали за собой следить, а когда мы за собой следим, то стараемся молиться всегда.

И вот было бы полбеды еще, если бы такое  несобранное состояние у нас просто было, если бы мы просто не понимали, с Кем мы говорим, а Бог бы просто, зная наше рассеянное состояние, выполнял наши желания молитвенные.  Но нас такие помыслы не просто рассеивают, а делают нашу молитву недейственной. Это проявляется и в том, когда мы просим о чем-то житейском, и в том, когда мы просим о спасении – а это главное, о чем мы просим всегда, именно это подразумевается во всех наших молитвах.

Поэтому, чтобы молитва была действенной, надо устраняться от того, что нам мешает. А это повторю, не только грубые грехи, которые и в миру всеми осуждаются, но и практически всё. Можно вспомнить изречения другого святого отца: «любовь к Богу отрешает от мира». Вот в той мере, в какой мы от мира не отсеклись, у нас не будет молитва действенная. А в какую отреклись, нам не захочется молиться о чем-то житейском, постороннем, но захочется молиться обо всех нуждах, которые перечислены в молитве «Отче наш».

Прошения, которые есть в «Отче наш», всегда для нас актуальны, всегда именно об этом надо молиться. Это касается как и нас самих, так и наших ближних и окружающих. Поэтому многие люди, которые не живут так, как положено жить христианам, но они понимают, что в этом что-то есть такое правильное, обращаются к тем, кто так живет, чтоб они помолились за них.

На этом основан весь авторитет монашества, потому что миряне думают о монахах лучше, чем монахи этого заслуживают. Миряне думают, что они больше похожи на тех монахов, которыми они на самом деле должны быть. Но монахи, даже если они понимают, что они не таковы, не должны забывать, к чему им стремиться.

Вот поэтому монашество — внутреннего человека, конечно, а не монашеский постриг внешнего человека, — это и есть то состояние души, когда человек молится не просто внимательно, но действенно. Скорее, даже внимание происходит из-за действенности молитвы. Потому что, грубо говоря, как он помолится, так и будет.

Конечно, тогда можно сказать, что его молитвы не отличаются от воли Божией. Тогда зачем молиться? — В какой-то примитивной логике это правильно, а по сути нет. Господь говорит устами псалмопевца, что волю боящихся Его сотворит. Это значит, что у «боящихся Его» другая воля. Из Библии мы видим много примеров этому, когда Авраам, например, просит не сжигать Содом: можно ли его не сжигать, если есть там вот столько-то праведников, или хоть вот столько, или хоть еще меньшая часть, но оказалось, что там не было даже и самого малого числа праведников, поэтому Содом был сожжен.

Воля Божия зависит от нашей воли, от того, что мы хотим. И наша воля зависит от воли Божией. Когда наша воля с Богом единая, как это должно быть, то она в такой же мере наша личная, какой и Бога. Поэтому мы начинаем действительно понимать и молиться о воле Божией. И даже если мы не начинаем понимать, то все равно молимся об этом – о том, чтобы была воля Божия. Есть воля Божия о том, чтобы мы молились о том, чтобы была воля Божия.

Тогда получается, что все всегда происходит по-нашему, как говорят святые отцы, и все действительно получается так, как мы молимся. Поэтому, если мы хотим молиться внимательно, то это совершенно то же самое, как если мы хотим молиться действенно. Если мы хотим, чтобы Бог услышал наши молитвы и исполнил, то тогда мы должны молиться внимательно. Это две стороны одного и того же. Это не два разных, но взаимосвязанных явления, а две стороны одного и того же явления.

Но для того, чтобы так молиться, надо еще до того, как мы начинаем молиться, в нашей собственной жизни не развлекаться и не отвлекаться. Это означает, что мы не должны жить нормальной жизнью, то есть интересоваться чем-то, кроме Бога. В отношении  к мирянам, стремящимся к православию, совершенно невозможно поставить такого требования. И Церковь его  не ставит как требование, но ставит как идеал.

Дело в том, что это идеал Нового Завета. Новый Завет вообще не является требованием. Он просто говорит, как делать хорошо. Не можешь делать так, делай, что можешь. Может быть, это будут работники последнего единагонадесять часа, которые мало что успеют сделать, но получат при расчете столько же, сколько и первые, которые все терпели.

Ты должен понимать, как надо, и делать в меру сил. Но требовать нельзя, потому что требование означает, что если ты не будешь этого делать, то тебя ждет такое-то наказание. Здесь нет такого наказания, но если мы сами хотим того, чтобы Бог нас слышал, то мы сами не должны слышать никого, кроме Бога.

Аминь.

епископ Григорий