(предыдущие собеседования здесь)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши собеседования на «Собеседования» Иоанна Кассиана. И сегодня у нас второе собеседование аввы Феоны, которое называется «О ночных осквернениях». Если в общем сказать, то тема, конечно, намного шире. Она касается тех искушений, которые у нас бывают во сне, и как эти искушения соотносятся с двумя вещами – вообще с нашей жизнью, уровнем ее праведности или греховности, и с тем, чтобы нам приобщаться достойно Святых Христовых Таин.

Понятно, что никто не может быть достоин. Но все равно возникает вопрос: бывает же какая-то степень недостоинства, которая никак не допускает причастия Святых Таин. И если люди все-таки в таком состоянии нарушают это и дерзают приступать к Святым Таинам, не очистившись покаянием и не понеся, возможно, какую-нибудь епитимью, то от этого бывает что-то плохое. И тут можно вспомнить – и авва Феона и вспоминает – различные указания из Писания, особенно из апостола Павла, что «среди вас многие даже и засыпают». Это то самое, что по-церковнославянски звучит так, что многие понимают неправильно: «и спят довольны». Это значит, что многие заснули сном смертным, то есть умерли, а не то, что они очень довольны и спят. Это один из «ложных друзей переводчика».

Что же делать? Понятно, что то, что нам снится – это продолжение того, чем мы живем в своей жизни. Если мы будем жить в своей жизни, по возможности, не имея всяких блудных возбешений, о которых здесь больше идет речь, а также гневных и так далее, то нам не будет это сниться. Но нельзя сказать, что вообще не будет сниться, потому что есть еще и другие причины. Отчасти они связаны с тем, что, скажем, страсть объядения может привести к тому, что человек переел или перепил, и потом ему что-то не то снится. Здесь тоже причина небезгрешна. Но бывают и причины более тонкие, когда никакого очевидного повода найти нельзя. Вроде, он и ест умеренно, и не ввергает себя в какие-то грубые грехи, от которых в любом случае надо беречься, но все равно бывают какие-то искушения во сне.

И вот даже говорится о примере, как мы бы сейчас сказали, невроза. А там пример монаха, который жил очень благочестиво и хорошо, но каждый раз, когда ему надо было причащаться, у него накануне возникали во сне искушения, и он так уже очень долго не причащался. И никому об этом не говорил, а просто не причащался, месяцами или даже годами. И потом в какой-то момент все-таки сказал об этом старцам. Они рассудили следующим образом: что здесь уже специальное искушение, что человек и не имеет своего согласия ко всем этим вещам, но специально для того, чтобы возбранить ему причащение. В таких случаях надо не смотреть на то, что какие-то искушения могут случиться во сне, и все равно причащаться и служить. Авва Феона ссылается не только на свое личное мнение, а на мнение собора египетских отцов-монахов, но это и общее церковное учение.

Итак, если происходят какие-то искушения у нас, даже если и накануне причастия, если все ограничивается только этим, а не тем, что привело в дневной жизни к этому, то тогда надо просто покаяться внутренне, но ни в коем случае не отступать от намерения причаститься (или служить – для клириков). Потому что если только начать это делать – отступать, то это будет повторяться все время. Это будет больше и больше, возможно, это превратится в такое состояние, как у этого упомянутого монаха. Может развиться и своего рода невроз. То есть надо не бояться таких вещей, случаться они могут, и с покаянием, но все равно приступать.

Самое главное – как же нам вообще бороться с подобными искушениями. Тут надо понимать, что авва Феона обращается к монахам, и его опыт относится к монахам. И его слушатели – Иоанн и Герман – это монахи, которые дальше несут другим монахам свои поучения. Здесь надо понимать одну вещь: в православном учении, в отличие от католического, например, и в отличие от православного модернизма, нет никакого понятия об одобряемой блудной страсти.

Авва Феона говорит, что брак – это средство для ограничения блудной страсти в каких-то пределах, но не то, что сама она становится какой-то другой. У католиков (особенно у современных) мне попадалось такое учение, что если определенные отношения происходят в браке, освященном католической церковью, то тогда они изменяются. Согласно их трактовке таинства брака, здесь происходит какое-то изменение того, что вообще ядовито. Оно почему-то магическим образом изменяется. Вообще, в католическом учении о таинствах очень много разного магизма, и в таинстве брака у них, по крайней мере, в некоторых трактовках католического учения, присутствует вот это. У нас, конечно, такого нет.

То, что является физиологическим влечением, не соответствует исконному состоянию человеческой природы и всегда является блудной страстью. И в том смысле, в каком она ограничивается браком, это только означает то, что здесь допускается, дабы не было худшего, как меньшее зло. О чем апостол Павел говорит и даже Иоанн Златоуст, на которого любят в другом смысле ссылаться, но по сути он говорит именно это: что надо как-то, по возможности, это из своей жизни убирать, а если возможность очень невелика, то дается такое средство, чтобы хотя бы ограничить – брак. В принципе, само это желание ничего хорошего не содержит.

Но современные психологи, особенно сторонники психоанализа большинства школ (я, кстати, тоже сторонник психоанализа, но не школ большинства), скажут, что это как раз норма, а то, что является традиционным христианским отношением к этому, является механизмом продуцирования невроза. Но чем отличается в том же психоанализе невроз от нормального состояния? Это только культурная конвенция. То есть в принципе человек функционирует так и так, в том, и в другом случае, но у него разные отношения с обществом. Либо он существует как большинство, и тогда, с точки зрения большинства психоаналитиков, хорошо, либо он существует иначе. В христианстве, конечно, это – иначе.

В христианстве мы считаем, что есть человеческое состояние и есть состояние скотское. И не в плохом смысле скотское, а в том, в каком Бог сотворил животных. А люди так, в принципе, жить не должны. Но за неимением лучшей жизни они так живут. Но мы-то можем иметь лучшую. И поэтому неправ, с точки зрения традиционного византийского христианства, Фрейд, который говорит о сублимации, о том, что если мы отказываемся от этой сферы, то тогда у нас происходит, может быть, что-то полезное, дающее культурные достижения, но это в любом случае нечто невротическое, ненормальное. А наоборот, применительно к тому, что Фрейд считал нормой, мы должны говорить о регрессии.

Надо сказать, что в современном психоанализе есть маленькая, но по-своему очень влиятельная школа Лапланша, которая, в точности как святой Максим Исповедник, говорит, что это влечение является одновременно влечением к смерти. Что оно и есть тот механизм смерти, который заложен в нашу природу. Что это именно не взаимосвязанные каким-то, может быть, сложным образом вещи, а это просто действительно одно и то же. Некоторое разложение души, которое заканчивается полным разложением тела.

И вот об этом говорит авва Феона. То есть нам надо вообще себя беречь. Я не могу из того, что говорит авва Феона, вывести никакой рекомендации для тех, кто живет в браке, и явно, что там ее нет. Но, по крайней мере, понятно, что речь идет о том, что полезно какое-то самоограничение. А то поучение, которое есть, для тех, кто живет не в браке, и особенно в монашестве, оно заключается в этом.

Ну, и наконец, значительная часть сегодняшнего поучения аввы Феоны посвящена самому главному требованию, для того чтобы можно было приступить к причащению. Мы его слышим: «святая святым». Следовательно, для того чтобы причащаться, мы должны быть святыми. Как тогда быть, если у нас всякие грехи. Но мы уже говорили, что если какие-то грехи, отделяющие от Церкви совсем, то тогда, конечно, и никак. Если кто-то причастится, то будет ему же хуже.

Но есть же и другие грехи. И вот здесь говорится о том, что в несобственном смысле святыми являются и сами апостолы, в которых эти грехи присутствовали. Когда человек еще чем-то увлекается и впадает в недолжное. Может, увлекается чем-то правильным, но не может вовремя остановиться. Когда у него нет внимания, для того чтобы затормозить и не пойти куда-то не туда, когда ему не хватает рассудительности. Во многом (это, правда, я уже так сформулировал бы) это такие грехи, которые происходят от недостатка добродетелей, а не являются совсем уж альтернативными добродетелям стратегиями поведения.

Но, конечно, и зная за собой такие грехи, нужно понимать свое недостоинство. Действительно достойно может причащаться только святой, который не имеет вообще никаких грехов. Но это не значит, что, не будучи таковыми, мы не должны причащаться. В этом смысле мы причащаемся недостойно. Об этом есть в наших молитвах: «вем, Господи, яко недостойне причащаюся…». Но причащаюся, и надо понимать, что Господь зовет к себе и недостойных. То есть если бы только достойные, то тогда никто бы и не мог бы приступить. Критерий достоинства – святость. Кто несвятой, тот недостойный. Но ты хоть и недостойный, но приступай. Но бывает еще другое недостоинство, когда лучше тебе не приступать. Это не значит, что никогда лучше не приступать, а это значит, что надо сначала повременить и покаяться.

Аминь.

епископ Григорий