(предыдущие беседы здесь)

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Сегодня мы продолжаем наши беседы об изречениях отцов, и сегодня очередная тема о рассудительности. Так как рассудительность – самая главная добродетель из всех, то глава в патерике, посвященная рассудительности, просто огромная, и поэтому мы ее разделим на две части. Это главная тема, поэтому о ней можно побольше поговорить. Сегодня мы коснемся того, что является самыми общими принципами, самыми основными понятиями, связанными с рассудительностью.

Конечно, можно бесконечно говорить о различных примерах употребления рассудительности, которые никогда не будут переводиться. Любое нетривиальное решение, любой необычный поступок, если он совершен правильно, свидетельствует о том, что применили рассудительность.

Итак, говорит авва Антоний, есть много людей, которые усиленно и подолгу подвизаются, но никаких плодов это не приносит, потому что они это делают без рассудительности. От себя позволю дать, может быть, более наглядное для современного человека объяснение.

Когда надо проделать какой-то тяжелый путь, чтобы далеко добраться, то, конечно, нужно, пустившись в дорогу, потратить на это силы, время и прочие ресурсы. Но прежде всего надо выбрать правильную дорогу; если мы совсем не туда поедем, то нам ничто не поможет. Что значит правильная дорога? Она может быть более правильная и менее правильная.

Кратчайший путь или удобнейший путь может быть один, но еще существует множество путей, которые не столь удобны, более длинные и опасные, но они тоже ведут к той же цели. Ошибки в выборе пути могут иметь большие последствия в жизни, но, в конце концов, это тоже не смертельно.

Об этом авва Пимен говорит: дровосеки, работающие с утра до вечера, что-то собирают за день с трудом, а кто-то за более короткое время делает тот же объем работ, потому что они применяют рассуждение.

За отсутствие рассуждения мы не всегда платим тем, что наши добродетели оказываются бесплодными или оборачиваются грехами. Если у нас мало рассуждения, то, может быть, мы просто наживаем себе много разных хлопот.

О добродетели рассуждения нельзя рассказать по системе каких-то правил. Если бы такая система правил существовала, то добродетели рассуждения можно было бы научить компьютер. Вообще люди, которые хорошо читают и знают правила, тогда и были бы самыми праведными. Но мы знаем, что это не так.

Более того: любой человек, который хочет подвизаться, и очень начитан в литературе, и который просто применяет правила, он обязательно зайдет «не в ту степь». Потому что просто механическое применение правил во всех случаях жизни, а не в некоторых, которые для этого существуют, означает, что человек решил обходиться без добродетели рассуждения. На все у него срабатывает  какое-то очередное правило, которое устанавливает иерархию между разными добродетелями или грехами, и на этом основании он живет.

Такой человек становится «начетчиком», у него может развиться обсессивно-компульсивный невроз. Но он точно не станет рассудительным человеком, потому что он даже не пытается стать таковым, и точно, что все его добродетели окажутся ложными. Ему может быть очень тяжело, он может быть, очень уважаемым за свои подвиги, если он их несет, — хотя чаще такие люди не несут никаких подвигов, потому что они прочитали, что можно и без подвигов, — но результат один: тщеславие и отсутствие настоящей добродетели.

А что тогда нужно? Надо обязательно, чтобы Господь вразумил. Не надо так думать, что наша аскетика может работать без Бога. Мечта церковных бюрократов — это сделать такую церковную структуру или такой образ христианской жизни, который сработает, даже если Бога нет. Например, классическими примером является папизм. Но можно и не ходить далеко к католикам, а пойти к «православным» нашим – у них есть свой папизм: есть начальство, архиереи, соборы.  И у католиков непогрешимый только папа Римский, а в «православии» каждый поп стремится стать непогрешимым папой римским. И поэтому католики могут быть даже меньшими папистами, чем наши православные. Эта система имеет много недостатков, но есть и одно достоинство: в случае, если Бога нет, она все равно работает.

Но, конечно, настоящая христианская аскетика не работает, если Бога нет. Без Бога сами по себе мы можем подготовиться к принятию правильного решения. Вот дорожные знаки, которыми являются для нас заповеди, нам указывают: вот туда повернуть, а туда посмотреть, — но они нам не заменяют глаза и голову. Мы должны не просто посмотреть в нужную сторону, но еще что-то там увидеть: что там дорога, что там нет машины, что она не перегорожена, нет ремонтных работ, обрыва и так далее.

Вот и все наши аскетические принципы работают тогда, когда они помогают нам молиться и получить вразумление от Бога.  Конечно, когда кто-то говорит тихим голосом на фоне шума, то нам легче понимать эти слова, если мы знаем, на каком они языке и о чем речь. И вот чтение и понимание аскетической литературы научает нас примерно понимать, на каком языке эти слова, и вообще о чем речь. Надо услышать на фоне всегда очень сильного шума этот тихий Божий глас. Если его не услышать, то не будет никакого рассуждения, не будет никакого понимания.

Поэтому важнейший следующий принцип применения добродетели рассуждения состоит в следующем: авва Агафон отвечает на вопрос, как надо жить с братией. И нельзя сказать, что у святых отцов мало об этом сказано — довольно много, — но почему-то многие читатели пропускают и даже не понимают.

Вот ты пришел жить с братией, и дальше, сколько бы ты с ними ни прожил, живи так, как будто сегодня первый день, как ты к ним пришел. Что это означает? Не должно быть того, что у нас на церковнославянском языке переводится обычно как «дерзновение» — греческое слово «паррисИа», — а в русском языке ΧΙΧ века переведено более подходяще для данного контекста как «вольность».

То есть не должно быть вот такого простого и вольного обращения со знакомыми тебе людьми. Да, может быть, они тебе давно знакомы, у вас могут быть прекрасные отношения, но все равно должна быть какая-то дистанция, когда, прежде чем что-то ответить или сделать, ты подумаешь, и не просто подумаешь, а помолишься.

Вот тогда у тебя будет какой-то просвет между твоими действиями или словами и тем, чтобы ты обратился к Богу за вразумлением. Тогда — да, у тебя есть шанс. Если ты будешь просто автоматически с ними общаться в плохой простоте — в хорошей простоте как раз и надо общаться, — то у тебя не будет рассуждения. Конечно, если они тебе уже знакомы, то ты будешь по привычке попадать более или менее правильно, чтобы с ними общаться – так, чтобы не ссориться  с ними. Но духовной пользы тебе это не принесет, да и в другой раз ты все равно «промажешь», потому что ты, может быть, и неизменен в своем устроении, а они-то меняются, и ты этого не заметишь. Поэтому могут быть конфликты и сложные ситуации. Но самое главное, ты с ними не общаешься правильно, даже если у тебя вроде бы все хорошо получается. Это общение все равно вредное для тебя – ты привыкаешь их не замечать, привыкаешь Богу не молиться, живешь без страха Божия, без памяти Божией, без молитвы. Ни к чему, кроме развращения, это и не может вести.

Вот это самый главный и нетривиальный принцип – сначала помолиться, а потом говорить. Но сказанное понятно, а вот еще непонятно, как это сделать. А в этой главе есть объяснение, как же это сделать. Должно быть ощущение в общении с самыми знакомыми людьми, как будто они незнакомы. Все время должен быть такой момент в общении, что ты общаешься впервые.

И дальше, уже выходя за пределы этого поучения, нужно это распространить и на все области жизни: не только на самую полную искушения область — общения с людьми, — но и общение просто с реальностью, которая может быть и неодушевленной, потому что через неодушевленную реальность ты все равно общаешься с Богом. Таким образом надо делать не привычное в привычных обстоятельствах, а именно так, чтобы обстоятельства не теряли новизну в твоих глазах.

Новизна, непривычность – значит, опасность, значит, необходимость помолиться. Когда все привычно, то ты сам все знаешь, и даже если ты помнишь, что надо молиться, ты фактически не молишься, потому что о чем же просить Бога? Вразумить? Но ты же уже все знаешь. И когда словами просишь Его вразумить, то ты не просишь Его ни о чем все равно. А вот если ты реально понимаешь свое положение, то ты молишься.

И еще надо сегодня сказать о некоторых вещах, к которым надо быть или, наоборот, не надо быть терпимыми. Это общие принципы, которым можно научить и компьютер в каком-то смысле, но которые помогают нам в качестве дорожных знаков смотреть в нужную сторону, чтоб видеть ответ Бога. Это, во-первых, терпение или нетерпение ереси.

Именно в сегодняшней главе рассказывается про авву Агафона – это знаменитая история, — когда некоторые братия, желая испытать его рассудительность, пришли к нему и стали говорить, что вот мы про тебя знаем, что ты такой и сякой, плохой монах, блудник. И он все соглашался, что так оно и есть, это правда. И они так, перебирая список, дошли до того, что спросили: а мы слышали, что ты, авва, еретик. И он сказал тогда: нет, я не еретик.

И тогда они, зная, что он во всех случаях названных грехов соглашается с этим, не будучи виновным, спросили, почему именно это он отказался признать, чем этот грех отличается от всех прочих? — Тем и отличается, что это добровольное отделение и противопоставление себя Богу. То есть человек не просто отвлекается какими-то грехами, а совсем не хочет быть с Богом. Поэтому не надо на себя принимать ради такого смиреннословия, что я еретик, – это совершенно другая вещь.

И авва Феодор Фермейский говорит тоже, что если твой брат впал в блуд, — что для монаха является самым что ни на есть плохим, а речь идет именно о взаимоотношениях между монахами, — то старайся ему помочь, чтобы он из этого выбрался. Не бросай общение с ним, постарайся выстроить это общение так, чтобы он отстал от своего блуда, вернулся и покаялся. Это казалось бы естественным.

Но если он впал в ересь, то нет, надо разрывать общение. Конечно, это не противоречит тому, что говорит апостол – «еретика после первого и второго вразумления отвращайся», — естественно, какой-то разговор необходим в этом случае, но если это не помогло никак, если он упорствует в своей ереси, то тут надо смиренно сказать, что я ничего сделать не могу, и отойти. Это не значит, что этот брат больше никогда не покается — может, он и покается, — но просто если ты будешь с ним продолжать общение как с братом, как с человеком, который точно так же подвизается в том же самом, что и ты, то обязательно твоя собственная вера получит ущерб.

Кроме того, молиться с ним уже в любом случае нельзя, потому что молиться с еретиками нельзя уже вообще никогда. А как же можно подвизаться с братом вместе, если с ним не молиться? Из этого уже само собой следует, что надо отвращаться.

И вот еще такая непонятная вещь, если смотреть снаружи, — грехи против братии. Вот некий брат был изгнан из своего общежития за то, что он воровал. Это обычная практика – за этот грех выгоняли. И авва Агафон решил его как-то исправить. Он стал его спрашивать: почему ты воруешь, я дам тебе то, и то, и это. И он ему давал, а тот все равно не исправился. И его братия не приняли в тот монастырь, причем авва с этим согласился. И сформулировали такой принцип, что если он ворует у своих, то терпеть это нельзя. Вот разные другие грехи можно терпеть, которые не являются такими прямыми нападениями на братьев, а этот нельзя.

Здесь человек вроде бы живет в общежитии, но он уничтожает сам принцип этого общежития. Поэтому воровство у своих – это еще хуже, чем просто воровство, именно с моральной точки зрения. Но воровство вообще недопустимо – не только для монаха, а для любого христианина.

И расскажу еще одну историю про авву Антония – она очень знаменитая, ее все помнят, наверное. Некий мирянин, охотник, пришел для поучения к авве Антонию, и увидел его разговаривающим с братией, причем, он себе позволял какую-то веселость в этом разговоре, даже какие-то шутки. Этот охотник-мирянин ожидал встретить что-то другое, у него были соответствующие помыслы, которые заметил авва Антоний. И тогда он сказал: возьми свой лук  и натяни тетиву. Он натянул. «Натяни ее сильнее, еще сильнее». И в какой-то момент охотник сказал, что я не могу натянуть ее еще сильнее, потому что тетива лопнет.

И тогда авва Антоний ему объяснил, что вот так же и монахи – для того, чтобы они подвизались, надо натягивать тетиву, но не чрезмерно, потому что иначе она лопнет. Поэтому все подвиги должны быть такими, чтобы это было именно натяжение тетивы, но не сверхтяжелыми, чтобы тетива не могла порваться.

Аминь.

епископ Григорий